Сергей Цветков - Начало русской истории. С древнейших времен до княжения Олега
110
Этническая принадлежность послов «русского кагана» до сих пор является предметом дискуссий ввиду следующего фрагмента Вертинских анналов: «Тщательно расследовав цели их (послов. — С. Ц.) прибытия, император [Людовик] узнал, что они из народа свеонов (Sueones), и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями или нет».
Приверженцы норманнской теории делают отсюда вывод, что «народ рос» — это скандинавы (Sueones — шведы).
Между тем в Вертинских анналах термин Sueones употреблен лишь однажды, в цитируемом отрывке; в остальных случаях, говоря о северных народах Европы, анналист из массы безликих «норманнов» выделяет одних «данов». Это полностью соответствует этнической терминологии авторов IX в., что явствует из сообщения современника Вертинского анналиста, видного деятеля эпохи Каролингов Эйнхарда (ок. 770–840): «Северное побережье [Балтийского моря] и все прилегающие к нему острова занимают даны и свеоны, которых вместе мы именуем нортманнами…» (на эту особенность именно франкских хронистов указывает и Адам Бременский: «Данов, свеонов и прочие племена, которые обитают за Данией, франкские историки всех именуют нортманнами»). Присутствие на «северном побережье» данов не позволяет видеть в нем берега Швеции. Очевидно, что Вертинские анналы и Эйнхард в своих сообщениях о «свеонах» опирались на Тацита, по словам которого «общины свионов обитают среди самого Океана [Балтийского моря]», то есть опять же на островах. Впоследствии книжный этноним «свеоны», первоначально использовавшийся для обозначения «островных народов» Балтики, был распространен и на Швецию.
Эти историко-филологические наблюдения проясняют ситуацию с послами «русского» кагана. На самом деле это были ассимилированные потомки рюгенских русов, которые уже усвоили славянский этноним «русь» в качестве этнического самоназвания. Поэтому в Византии, где в то же время зарождалась традиция связывать термин «русь» с библейским «народом Рос», рюгенское посольство поименовали «послами кагана народа рос». Однако при дворе Людовика I никакого «народа рос» пока еще не знали: для франков все островные народы Балтийского моря были «свеонами». И вот, установив в результате «тщательного расследования» принадлежность русов к «свеонам», то есть, в глазах франков, тем же «норманнам», которые незадолго до того, в 834–837 гг., совершили ряд опустошительных нападений на приморский Дорестад, Людовик счел послов «русского» кагана «разведчиками» и распорядился задержать их.
111
В эпоху раннего Средневековья в акватории Балтийского моря исторически значимую роль играли три острова: Сааремаа, Готланд и Рюген, из которых только последний обнаруживает прочную связь с термином «русь»: западноевропейские источники называют его «Русия», «Русция» и т. д. Арабские известия об «острове русов» подходят именно для Рюгена (Трухачев Н.С. Попытка локализации Прибалтийской Руси на основании сообщений современников в западноевропейских и арабских источниках X–XIII вв. // Древнейшие государства на территории СССР. 1980. М., 1984). Характерно, что как «озеро», так и «море», окружающие остров, остаются безымянными, что указывает на значительную удаленность этих водоемов от арабского мира. Многочисленность жителей Рюгена подчеркнута почти всеми западноевропейскими хронистами. Что касается несоответствия размеров современного острова Рюген «трем дням пути», то нельзя забывать, что в 1308 г., в результате землетрясения, от него откололся остров Руден, а часть прежней территории ушла под воду.
112
Культурные слои на о. Сааремаа изобилуют оружием. Мечей здесь найдено больше, чем во всей остальной Эстонии. В антропологическом отношении население острова более близко жителям южнобалтийского побережья, чем Восточной Прибалтики (Витое М.В. Антропологическая характеристика населения Восточной Прибалтики (по материалам антропологического отряда Прибалтийской экспедиции 1952–1954) // Вопросы этнической истории народов Прибалтики. М., 1959; Витое М.В., Марк К.Ю., Чебоксаров Н.Н. Этническая антропология Восточной Прибалтики. М., 1959).
113
Антропологические исследования современного населения западных районов Латвии выявили комплекс признаков, указывающий на участие в генезисе этих жителей славянского населения X–XI вв. Мекленбурга и Польского Поморья (Витое М.В. Антропологическая характеристика населения Восточной Прибалтики. С. 575–576).
114
В данном случае под гуннами подразумеваются фризы. Сам Аттила, согласно саге о Тидреке Бернском, был сыном фризского конунга, а Фрисландия именовалась английскими хронистами Хунноландией. Причину этого, по-видимому, следует искать в сообщении Прокопия Кесарийского о возвращении вандалов от Азовского моря к Рейну, в земли франков, ибо византийский историк добавляет, что вандалы «захватили в союз готскую народность аланов». Должно быть, аланы, бывшие для византийцев «готами», на Западе были причислены к «гуннам» Аттилы, а прирейнские области стали называться Хунноландией. Впрочем, весьма вероятно, что часть гуннов (птолемеевых хуннов) действительно осела во Фрисландии. Среди средневековых фризов были популярны имена Гуннар, Гуннобад, Гундерих, Гуннильда, Гун (Хун), а современная антропология выявила в здешнем населении «уральский компонент», который «доходит по морскому побережью даже до Испании» (Кузьмин А.Г. Одоакр и Теодорих // Страницы минувшего. М., 1991. С. 526).
115
Впрочем, подавляющее большинство ладожан, как показывают археологические исследования, занимались не торговлей, а земледелием и ремеслами (Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII — первая половина IX в.): Историко-археологические очерки // Материалы и исследования по археологии СССР. Л., 1968. № 152. С. 167). В Ладоге господствует «гнездовая» застройка, характерная для славянских поселений, и повсеместно распространена славянская лепная керамика (Станкевич Я.В. Керамика нижнего горизонта Старой Ладоги // Советская археология. 1950. Т. XIV. С. 187–216). Отдельные находки неславянского происхождения совершенно незаметны в массе славяно-финских вещей из самой Ладоги и ее округи; а в том, что Ладога явилась порождением последней, не приходится сомневаться. Исследования нижних слоев Ладожского городища свидетельствуют, что «никакой этнической смены основного населения в Ладоге не было» (Лауткин К.Д. Раскопки в Старой Ладоге // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры Академии наук СССР. 1960. № 81. С. 74).
116
При этом надо принять во внимание, что о подобных находках далеко не всегда извещают. А.Г. Кузьмин в этой связи вспоминает: «В 1958 г. я принимал у троих школьников клад дирхемов из Борок (он описан в книге А.Л. Монгайта «Рязанская земля». М., 1961. С. 93–94): глиняный горшок с 152 монетами. Ребята были довольны, получив от музейного научного сотрудника по 25 руб. (больше у него не было), и сообщили, что такие монеты в Борках есть «в каждом доме» {Славяне и Русь: Проблемы и идеи: Концепции, рожденные трехвековой полемикой, в хрестоматийном изложении / Сост. А.Г. Кузьмин. 2-е изд., М., 1999. С. 142). На то время это был седьмой обнаруженный клад в Рязанской земле.
117
Последний по времени обстоятельный анализ исторических сведений о Биармии выполнил А.Л. Никитин (Никитин A.Л. Основания русской истории. С. 672–700).
Саги рассказывают примерно о полутора десятках путешествий скандинавов в Биармию. Наиболее ранний памятник — это так называемый «рассказ Оттера», записанный в присутствии английского короля Альфреда Великого около 890 г. Оттер, богатый норвежский рыболов и купец, живший неподалеку от современного Тромсё, поведал королю о своем плавании вдоль северного побережья Норвегии. В его рассказе впервые фигурирует термин «беормы». Сторонники традиционной локализации Биармии на побережье Белого моря обыкновенно полагают, что Оттер, отправившись на север из Тромсё, доплыл до устья Северной Двины, где обнаружил местных жителей — беормов, то есть бьярмов, биармийцев.
Между тем с филологической точки зрения отождествление оттеровых беормов с «бьярмами» саг выглядит довольно спорно. Наиболее убедительное определение беормов как вообще «жителей побережья» учеными норманнской школы, как правило, просто замалчивается. К тому же нарисованный маршрут путешествия Оттера выглядит совершенно фантастическим, ибо при этом игнорируются сведения самого путешественника о том, что его плавание продолжалось около 15 дней (даже не суток). Принимая во внимание среднюю скорость тогдашних морских судов и то, что Оттер, продвигаясь в глубь неизвестных ему просторов, повторял в своем маршруте контуры изрезанной береговой линии, легко убедиться в том, что он навряд ли уплыл на восток дальше Варангерфьорда. Наконец, почему-то всегда упускается из виду, что Оттер, по его собственным словам, был, так сказать, разведчиком, первопроходцем в этих местах, которому «однажды захотелось узнать, как далеко на север лежит эта земля и живет ли кто-нибудь к северу от этого необитаемого пространства». О каких же массовых плаваниях норвежцев в «Биармию» в VIII–IX вв. может идти речь?
