Татьяна Миронова - Броня генетической памяти
Семейные радость и веселье по сей день ведутся на русских свадьбах и именинах. В эти праздничные дни мы возвращаемся к ритуальному благодарению Бога за оказанную семье милость жить и размножаться.
Во всех праздниках, что календарных, что семейных, всполохами светится радость, всплесками взвивается веселье, раскатами грохочет неудержимый задорный смех. И потому праздники народные – семейные и календарные – обязательно сопровождаются русской потехой – удалой, развеселой гулянкой, где серьезный и обстоятельный русский человек вдруг становится скоморохом и веселится от души. Потеха есть утешение, развлечение души, замученной тяготами нелегкой трудовой жизни. Потешая себя, каждый хоть на миг становится веселым, а значит, согласно исконному смыслу этого слова, – хорошим, благополучным, счастливым.
Существует немало слов для русского праздничного веселья, главное среди них – балагур, обозначающее талант рассмешить, повеселить народ. Балагурство выражает особое русское добродушие, незлобивость и умение подбодрить себя и других смехом. Такой смех, ритуально заклинающий «Отвяжись, худая жизнь, привяжись хорошая!», возносится к Вышнему миру с благодарностью общинного круга за сохранение народа в здравии и достатке. Так что веселье всегда означало общее довольство целостностью и здоровостью общины.
Выражение радость и веселье свидетельствует об общем настроении, которым дышит народ по праздникам, когда обычаем запрещено трудиться, предписано балагурством разгонять скуку и монотонность повседневной работы. «Мешай дело с бездельем, дольше с ума не сойдешь». «Мешай дело с бездельем, проживешь век с весельем». Знаменательно, что широко известная формула «делу – время, потехе – час» есть одна из основ нашего быта, где тяжесть и изнурительность труда обязательно скрашивались развеселым праздничным гуляньем. Такой порядок жизни присущ русскому человеку и сейчас, таков склад русского характера.
Показательно сетование предпринимателя, изучавшего японские и китайские промышленные конвейеры, где юноши и девушки, не поднимая голов, трудятся над одной и той же операцией по восемь часов в день с единственным перерывом на обед. «У нас же на конвейере, – жаловался бизнесмен на русскую непоседливость в труде, – приходится каждые два часа сажать девушек за другую работу, менять операцию, иначе они начинают кричать». Но кричат не потому, что ленивы, ведь русский народ к труду охоч, и о том свидетельствуют пословицы «Скучен день до вечера, коли делать нечего», «Не то забота, что много работы, а то забота, что нет ее», «Без дела жить – только небо коптить». Монотонность в любом деле противна русской душе.
При обязательном нелегком труде должен быть у русского человека праздник. Тот светлый потешный час, когда можно и на людей поглядеть, и себя показать, когда веселиться, петь, плясать, шутить обязывает обычай. Такова наша русская традиция по сей день. Радость и веселье сами собой приходят в праздники, и коротким потешным часом мы потчуем, насыщаем душу в преддверии долгих рабочих дней.
Русский уклад «мешай дело с бездельем» отражается в народных песнях. Именно поэтому на Руси живет не только праздничная, но и трудовая песня – в стремлении украсить и разнообразить тяжелую, монотонную работу. Протяжными песнями сопровождали работу и в поле, и на сенокосе, и на огороде, и при сборе ягод, и за ткацким станом или прялкой. Пели на помочах, когда помогали ставить избу или косить сено, пели, возвращаясь с работ. На заготовках и сплаве леса пели трудовые артельные припевки, свои песни были у бурлаков, у солдат, у плотников.
А уж в праздники песням не было конца. Каждая деревня имела свой выбор обязательных свадебных песен, их набиралось около тридцати, дружки на свадьбе обязательно должны были быть песельниками. Хороводные песни молодежи на гуляньях слушало все село. Песен русские люди знали несчетно. Взять Курский край. В начале двадцатого века сельская учительница Резанова опрашивала местных женщин о петых ими песнях. Тридцатисемилетняя крестьянка знала 152 песни, которые выучила, по ее словам, «на вулице». Ее дочь, тринадцати лет, уже знала 71 песню, часть выучила от матери, часть «на вулице» и на поденной работе у помещика. Другая крестьянка, девятнадцати лет, служила в няньках и на поденной работе и знала 144 песни, большую часть из того, что пели соседи, а восемь выучила в чужих селах. Из 913 жителей деревни Саломыково, в которой жили эти певицы, насчитывалось 77 певиц и 31 певец. Это те, кто мог запевать и солировать. Каждый из них знал не менее 50 песен. Многие жители деревни участвовали в хоровом пении.
Так что наши праздничные радость и веселье, произрастая из древнего обычая благодарить Вышние силы за дарование тепла, здоровья и благоденствия, держатся на русской привычке мешать дело с бездельем, а труд с весельем, чтобы сверхнапряженная работа, какой славится наш народ, не истощала сил, чтобы праздники дарили нам утешение.
Русская насмешка
Настаивая на том, что смех происходит от слова сметь, разберемся, над чем осмеливаются смеяться русские. Русские не любят того, что называется кривдой, а это все, что противоположно правде и истине. Но что есть кривда в представлении русского народа? Какие пороки вырастают в характерах тех, кто кривит душой? И, наконец, от каких душевных недугов русские избавляют своих одноплеменников при помощи насмешки?
Насмешка – слово, важное в осмыслении человеческих пороков и недостатков. Приставка на– означает здесь взгляд сверху, с высоты правды. На-смехаться – значит высмеивать человека за его гнусности, но при этом не иметь в себе тех пороков, что видишь в другом. Буквально по-евангельски, чтобы увидеть в чужом глазу соломину, надо избавиться от бревна в собственном глазу. В чем смелость того, кто насмехается? В том, что он унижает человека, а это по-русски плохо. Смех в насмешке словно преодолевает запрет на унижение и позор того, над кем смеются. Но слом запрета на унижение, вызывающий смех, имеет в насмешке важные причины.
Насмешка у нас в чести, потому что именно она – одна из основ русского воспитания, которое в России зиждется не на нравоучении или нотации. Высмеять недостаток – значит поучаствовать в исправлении недостатка, ведь насмешка обидна, она обычно говорится прилюдно, как правило, в глаза, а правда всегда глаза колет. Вот и получается, что насмехаться, насмешничать, высмеивать ближних – значит воспитывать их в русских идеалах, приучая стесняться пороков и стыдиться страстей, для нас отвратительных.
Так, русский идеал щедрости и бескорыстия воспитывается жестким обличением зависти и жадности. Завистников обличают в глаза, едко высмеивают: «У людей дураки – любо каки, а наши дураки – вона каки». Завистникам пеняют: «Господи! Господи! Убей того до смерти, у кого денег много да жена хороша». В насмешках премудро выказывается вся тщетность зависти: «Позавидовал-де плешивый шелудивому». Желчь ревнивого соперничества словно растворяется смехом: «Что, сосед спать не дает – хорошо живет?».
Насмешка делает постыдной жадность, еще один презираемый русскими порок. Жадин в семье дразнят: «Ложка-то узка, таскает по три куска. Надо ее развести, чтоб таскала по шести». Над обжорами, а это одна из форм жадности, лукаво подшучивают: «Горе наше – гречневая каша! есть не хочется, а покинуть жаль». И жадин-соседей есть чем попотчевать: «Съел-де волк кобылу, да дровнями подавился».
Глаза завидущие, руки загребущие всегда вызывали насмешливый отпор, коренящийся в убеждении: «Лучше хлеб с водой, чем пирог с бедой».
Воспитывая своих ближних в идеалах скромности, русские изводили насмешками из своей среды нахальство, чванство и хвастливость. Чванливых и спесивых высмеивали в глаза: «Руки в боки, глаза в потолоки, вздулся, как тесто на опаре», «Так зазнался, что и черту не брат». Урезонивали баб, забывших свое бабье место: «Нашла на кошку спесь – не хочет с печи слезть». А особо заносчивых величали: «И курице не тетка, и свинье не сестра».
На нахалов тоже находилось насмешливое слово: «Назови мужика братом, а он норовит и в отцы», вышучивали: «Пустили погреться, а он уж и детей крестить». А уж на женскую бесцеремонность и подавно находилось острое словцо: «Пусти бабу в рай, а она и корову за собой ведет».
Насмешка отучала упоенного самовеличанием гордеца от неуемной гордыни, его резко обсекали: «Не чванься, квас, не лучше нас», «Не дуйся, горох, не лучше бобов». А то и оскорбляли обидным: «Раздайся, грязь, навоз плывет». Воспитание скромности насмешкой – вот цель таких поговорок, убеждавших простой премудростью любого не в меру возгордившегося: «Выше носа плюнешь, себя заплюешь».
