Заволоцкая чудь - Пётр Саввич Ефименко
Вскоре после появлений этого известия нашелся такой любитель древности, г. Богославский, который взял на себя труд сделать дальнейшие расследования. Наглядевшись на не совсем привлекательную видопись посада, он начал искать чудского кладбища. «И вот, пишет он, царапая лицо и руки в колючем кустарнике и роясь в земле, вы ищите надгробных плит, с решительным намерением, во что не станет, прочитать, или по крайней мере, срисовать, и довольно ясно еще сохранившиеся на них письменные начертания. Наконец, вы действительно находите плиту, другую, третью и, в самом деле, видите на них надписи: но всмотревшись внимательнее, очарование ваше, увы, исчезает: на полуразрушенных и почерневших от времени камнях ясно усматриваете осьмиконечные кресты, под которыми читаете русский надписи церковными буквами, вроде следующей:
Лѣта.............. пра......
………………….по........
.......Божий.......иглiя
Н.......ене……мникъ….
Увлеченные древноманией вы однако же, не хотите одуматься, полагая, что отысканные вами памятники не те, о которых говорится в «Отрывках», снова пускаетесь ломать кусты и отчаянно рыть землю. И вот, с досадою и в поте лица, вы, наконец, оставляете тщетный поиск. Подозвав первого прохожего крестьянина, вы задаете ему вопрос о месте нахождения Чудского кладбища. Простодушный мужичок отвечает: «да эво-ся, батюшка, ваше благородие, оно тутотка и есть». — Да помилуй, любезный, это русское, и, по-видимому, не очень давнее кладбище, а вовсе не чудское? — «Нет, ваша милость, чудское: виш, тут, в прежние годы, все такая староверская чудь живала; ее тутотки и клали. Дело, как выразился персидский поэт, становится ясным и вы прикусываете язык зубами молчания».
В доказательство того, как много света могли бы пролить на жизнь и историю первобытных обитателей топографические, геологические и антропологические изыскания, сделаем указание на попытку генерал-майора Паренсова к исследованию долины р. Онеги. По его мнению, выведенному из личных расследований, р. Онега образовалась от прорыва вод озер Лача и Воже. При таком прорыве, воды лежащих на пути болот также были увлечены общим течением, а лес, росший на болотах, вследствие понижения земли, упал и с течением времени вновь покрылся слоем нанесенной из других мест тундры, на которой, в свою очередь, образовался пласт повой земли, довольно толстый. «На удобной к обитанию земле, покрытой лесом, — говорит Паренсов, — остановились первые поселенцы. Но кто были первые обитатели тех мест, этого не открыто, по краткости времени. Конечно, первоначально занял сии места бродячий народ, которого предание называет белоглазой Чудью. Кто бы ни был, но должно быть очень древнейший народ, что свидетельствуют пни, под тундрой находящиеся. Кто-нибудь должен же срубить деревья и срубить не без нужды, а на какое-либо употребление. Впоследствии, поселился другой, а, может быть, и третий народ, как должно думать».
Хотя сведения, сообщаемые Паренсовым, не разрешают вопроса о народах, обитавших по долине р. Онеги, но они доказывают возможность и дают способ к разрешению этой задачи, чрез исследование разновременных напластований земли и содержимых в них органических остатков. Весьма может быть, что при дальнейших поисках в том месте отыскались бы следы древнейших обитателей Севера и доставили бы весьма важные данные для науки. Известно, что в Западной Европе, даже в Скандинавии, торфяные болота доставили самые обильные факты к определению некоторых периодов культуры первобытных народов.
Поверяя народные предания о Чуди некоторыми историческими данными, нельзя не видеть в них значительной доли исторической истины, а потому нельзя не придавать им серьезного значения. Вот пример тому. В числе способов, потреблявшихся чудским племенем для защиты, во время борьбы с новгородцами, упоминается народом и тот, будто Чудь взбиралась на горы и оттуда бросала в своих неприятелей бревна и камни. По летописям же норвежским видно, что в 1316 и 1323 гг. когда новгородцы опустошили Дронтгеймскую область и когда, в один из этих походов, они отняли стадо лосей у шведских лопарей, последние собрались близ Каппивара на горе, облили ее водой в жестокие морозы, пустили оттуда множество бревен на новгородцев и побили великое число людей».
В рассказах местных крестьян о силе, могуществе и чародействе первобытных обитателей Севера слышатся отголоски древнейших чудских верований и преданий. Для того, чтобы прийти к такому заключению достаточна указать на сходство этих рассказов о богатырстве Чуди с характером героев Калевалы, древней корельской поэмы: необыкновенно сильная и мужественная девица из рода чудского, вышедшая замуж за русского крестьянина, напоминает дочерей сынов Калевы, которые были так сильны, что в своих передниках носили огромные каменья и собирали их в груды, и из них составили потом целые горы. В Калевале еще передается, что одна исполинская дева взяла на руки земледельца, пахавшего поле, с лошадью и сохою, отнесла их к своей матери и сказала: маменька, посмотрите какого я нашла жука, рывшегося в земле». Мать возразила ей: отнеси их на место; мы должны будем оставить эту землю, и они здесь водворятся. Заключение рассказа верно передает сущность наших народных преданий о могуществе и богатырстве Чуди, уступившей место русскому населению. В поморском рассказе о пребывании краснокожей Чуди на Новой Земле, в виде невидимок, и в самоедском названии обитателей пещер «Сирте» виден прямой переход от
