Московская Русь. От княжества до империи XV–XVII вв. - Дмитрий Михайлович Володихин
Все так.
Нет ни малейшей причины отказываться от этого, как сейчас говорят, культурно-исторического наследства.
И все же столичная Русь древнекиевских времен, Русь Южная, Русь, выросшая из симбиоза полян, древлян, кривичей с варягами, – страна в целом гораздо менее родная для России, чем окраинный ее регион: Ростово-Суздальская, позднее Владимирская земля.
И многие национальные стереотипы русского народа, а вместе с тем многие особенности российского государственного строя – плод владимирской эпохи и Владимирской Руси, а Русь Киевская всему этому хоть и не чужая, но все же, что называется, «дальняя родня».
Если сравнивать это с семьей, то Владимир-Залесский Москве – отец, Новгород – дед, Константинополь – прадед, а Киев – двоюродный дядя. Не чужое, родное – все, включая и Софию Киевскую, и былинных богатырей, и Владимира Мономаха, но чуть подальше торной дороги.
Южная Русь от Игоря до второй половины XII века – фантастически богата. Чернозем в жарком южном климате дает превосходные урожаи, садовые культуры на этой благословенной земле изумительно плодоносны, море неподалеку, великие торговые пути приносят тонны серебра, оседающего в кладах. Южная Русь кипит на торгах серебром и хлебом. И торговля занимает в ее устройстве чрезвычайно важное положение. Заглянув в Русскую правду, нетрудно убедиться, что развитие Руси как государства, сконцентрированного вокруг Киева, шло по пути замены казней и судебного увечья (в качестве способа наказать за преступление) на штрафы. Кровь меняли на серебро, из-за серебра отправлялись в дальние походы, восставали, от горделивого и своекорыстного серебра бежали в монастырь.
За Южную Русь сражаются князья-братья, князья-дядья, князья-племянники. Она представляет собой семейное достояние без четко определенных правил раздела и наследования. Ее нещадно разоряют, полагая, что этакое сокровище все равно скоро восстановится – людьми, хлебами, стенами городскими, претерпевшими от пожаров, звонкой монетой… И она из центра, из точки концентрации русских сил превращается с течением времени в добычу. Страшно сидеть на великокняжеском столе Киева – слишком много желающих вышибить его из-под тебя и усесться самому. Середина и вторая половина XII века – сплошная бойня русских князей за Киев. А из Киева уже нельзя править. Можно лишь, говоря современным языком, пользоваться приобретенным ресурсом, пока воинственная родня позволяет. Год. Полгода. Месяц. Неделю. Хотя бы день! Киев с округой и впрямь столь богат, что скоро восстанавливает свои силы… до определенного момента, когда разорение Южной Руси становится глобальным.
Южная Русь – переплетение дорог, речных и сухопутных, пролегших по великому полотну степей. Куда ни кинь взор, горизонт далек, а пространство дается легко, ложась под ноги верстами проторенных путей, улетая за корму скорыми гребками. И эта легкость преодоления пространств порождает своего рода расслабленность: легко выйти в дорогу, легко пройти ее, в любой момент это можно сделать, но стоит ли? Везде накаленное солнцем днище мира – земля ровная, земля бесконечная. В будущем казак тут легко уживется с хуторянином: один из них странник, боец, разбойник, другой – пахарь, накопитель, неподвижный насельник маленькой округи.
Южная Русь – протуберанец земледелия, ощетинившийся крепостями, ратями, богатырскими заставами против текучей стихии кочевнических нашествий. Народы степей один за другим волнами прокатываются по Южной Руси. Кого-то она пропускает через себя, кого-то останавливает и валит, кого-то нанимает себе на службу, с кем-то бьется, веками не имея ни верной победы, ни твердого поражения. Кочевник-скотовод желает забрать эту землю себе, оседлый житель-земледелец сражается за нее смертным боем. Для кочевника бесконечный стол южнорусских степей – скатерть-самобранка, родная издревле, для земледельца – драгоценность, политая потом и кровью, а потому ставшая родной. Им не договориться. Тут – кто кого, иного исхода быть не может. И случалось так, что из «простыни» Южной Руси вырезался широкий плат земель, надолго превращавшихся либо в Дикое поле, либо в руину.
Южная Русь до XIII столетия, до огненной распашки Батыевой, может гордиться своей просвещенностью: искусные архитекторы, искусные живописцы, искусные ремесленники, мудрецы-книжники, великие иноки, совершившие на Руси своего рода «монашескую революцию»[6], – все это плоды прямого и близкого общения с блистательным миром христианской империи, выстроенной вокруг Константинополя.
Где Киев – и где Ростов! Казалось бы, немногие деятели высокой культуры могли решиться на путешествие в лесные дебри, в глушь, на периферию могучей державы Рюриковичей…
Да и жила Северо-Восточная Русь иначе. Во многом. Почти во всем – кроме веры, языка и общей с Югом династии правителей.
Прежде всего, Ростово-Суздальская земля далеко не столь богата, как Юг Руси. Нет тут жаркого климата, обеспечивающего блистательную урожайность. И нет больших массивов плодородных черноземов. Слишком большая часть Северо-Востока занята лесами, а в древности процент лесных массивов был значительно выше. Драгоценное Владимирское ополье не так-то уж и велико. От великих садов Юга тут только яблони, да сливы, да немного лесного ореха, да лесная ягода, да мед бортевой. Тем не менее на Северо-Востоке главным богатством является именно земля, пусть даже это земля, намного уступающая южной как хозяйственный ресурс. Конечно, большая торговля тут велась издревле, и в первую очередь следует говорить о волжском торговом пути. Да и вокруг Ростова, древнейшей столицы региона, очевидно, кипела торговля: это был настоящий средневековый мегаполис. По современным представлениям, он занимал площадь более 200 га – вровень со Смоленском и Новгородом, больше Нюрнберга и Владимира, на треть-четверть не дотягивает до таких громад, как Киев и Лондон. И все же на Северо-Востоке малая, то есть местная торговля преобладала над большой – заморской и межрегиональной. Здесь не водилось столько серебра, сколько имел его Юг.
Зато и разорительных междоусобных войн Ростово-Суздальская Русь почти не знала вплоть до второго десятилетия XIII века. В XII столетии тут в большинстве случаев сидел один твердо определенный хозяин, господин, верховный князь: Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский, затем, после относительно недолгой замятни, Всеволод Большое
