История нелегкой победы - Владимир Антонович Золотарев
Иначе, чем в. воспоминаниях Д. А. Милютина, П. Д. Па-ренсова, М. А. Газенкампфа, расставлены акценты в воспоминаниях полковника Д. А. Скалона, адъютанта главнокомандующего{43}. Скалой был человеком ярко выраженных консервативных взглядов, типичным царедворцем. Его воспоминания посвящены Николаю Николаевичу, которого он величает победоносным полководцем. Любопытно, что М. Ф. Катков, реакционный журналист и издатель, просил именно Скалона выступить корреспондентом «Русского вестника», ставшего к тому времени знаменем наиболее реакционных сил русского общества.
Скалой пытается реабилитировать высшее начальство за неоправданно затянувшуюся кампанию, большие потери, навязчиво внушая мысль о вине дипломатов и вообще политиков, недооценивших Турцию, не сумевших обеспечить армии благоприятную международную обстановку, лишавших ее плодов победы. В ряде случаев он прямо говорит о «предательстве дипломатов»{44}, а однажды на обеде у главнокомандующего произносит шутливый тост: министерство иностранных дел преобразовать в департамент военного министерства и на ответственные посты в нем назначать не иначе как после двух-трех лет командования ротой или эскадроном.
Любопытно, однако, то, что Скалой, которого нельзя заподозрить в недостатке желания возвеличить дом Романовых, отмечает многие пороки системы управления армией. Он считает ненужным и даже вредным пребывание царя в действующей армии: «Великий князь с приездом его величества не принадлежал уже себе и делу — от него полкнязя остается»{45}, не умалчивает о том, что, вопреки стратегическому плану, Николай Николаевич летом 1877 г, дважды намеревался «втянуться» в крепостную войну, осадив Рущук.
А. К. Пузыревский{46} и А. Н. Куропаткин{47} не затрагивают вопросы политики и стратегии, не анализируют деятельность полевого штаба. Их воспоминания содержат оценку военного искусства в годы войны.
Полковник Пузыревский провел всю войну при штабе гвардейского корпуса. Эрудированный военный, впоследствии видный историк, он считал, что его воспоминания должны послужить «материалом для будущего историка последней нашей войны»{48}. Надо сказать, что книга Пузыревского — и в самом деле важный источник для понимания уровня оперативно-тактической подготовки русской армии.
Автор прослеживает весь боевой путь гвардейского корпуса — от сражения под Горным Дубняком до вступления в Сан-Стефано — и излагает свои взгляды на важные и весьма поучительные этапы войны.
Участие в блокаде Плевны, причем на главном ее участке, форсирование Балкан зимой 1877/78 гг., освобождение Софии, наступление на Адрианополь — таковы основные вехи боевых действий корпуса. Автор приводит большое количество оперативных документов, в том числе диспозиций на боевые действия и боевых приказов. Он дает возможность проследить главные принципы оперативного управления на уровне корпуса, сопоставить уставные принципы, бытовавшие в армии до войны, с их осуществлением на практике. Пузыревский не ограничивается сообщением «расписания» действий, а прослеживает ход их, причем зачастую на уровне небольших подразделений: роты и батальона. Это дает богатый материал для изучения «реальной» тактики, «реального» боя.
Анализируя действия гвардии, Пузыревский останавливается на стихийной, самопроизвольной эволюции тактики. Сравнивая первые сражения осенью 1877 г. и зимой, Пузыревский отмечает «сильно разомкнутый строй», редкую цепь. «Всякий кустик был эксплуатируем», — говорит он{49}.
Впоследствии, во время создания ряда военно-исторических работ о войне 1877–1878 гг., Пузыревский неоднократно обращается к материалам своих наблюдений при обосновании преимуществ тактики стрелковых цепей.
Полковник Пузыревский объективен и при оценке противника, выделяя сильные и слабые стороны турецкого солдата в бою. В целом воспоминания Пузыревского — солидный, добротный труд, четко излагающий хронику боевых действий гвардейского корпуса.
А. Н. Куропаткин, в будущем военный министр, провел русско-турецкую кампанию в чине капитана при штабе генерала Скобелева. Его записки в форме дневника — по существу монографическое исследование, достаточно обширное (около 700 страниц) и богато документированное (в нем приводятся и штабные документы, и турецкие источники, и донесения разведки), посвященное событиям, занимающим особое место в истории войны, — событиям у Плевны. «На некоторое время, — пишет он, — Плевна сделалась главным предметом для действий нашей армии, и падение Плевны… обусловливало собою окончание оборонительного для нас периода кампании»{50}.
Куропаткин показал, что причины неудач штурмов Плевны в июле — малоэффективная рекогносцировка и недостаточное количество войск, выделенных в резерв, были во многом сходными, но командование не сумело их распознать и учесть, а потому и следующий штурм оказался безуспешным. Кроме того, по мнению Куропаткина, отрицательную роль сыграло отсутствие согласованности в действиях сражающихся отрядов и в действиях различных родов оружия в самих отрядах. Анализ действий всех родов войск под Плевной сопровождается уместными отступлениями о значении каждого из них в тогдашних условиях: так, например, Куропаткин опровергает утверждение, что усовершенствование огнестрельного оружия привело к падению роли кавалерии на полях сражений.
Вскрывая причины неудачи третьего штурма, Куропаткин стремится к определенным обобщениям, он показывает, в частности, слабые стороны тактической и оперативной подготовки русских войск.
Отмечает Куропаткин и неумелое распределение сил перед боем и неумелое их употребление в ходе сражений под Плевной. Невольно затрагивает автор и вопрос о слабой инициативности начальников. «Многие начальники, — пишет Куропаткин, — дожидались не только приказания, что и когда делать, но и как делать. Справедливые упреки в бездействии и неоказании помощи отражались фразою: «Я не получал приказания»{51}.
Вывод Куропаткина заключался в следующем: Плевна «выказала недостаточную тактическую подготовку наших войск и их начальников»{52}.
Яркое представление об основных тактических принципах действия небольших отрядов дают мемуары генерал-майора П. П. Карцова{53}. Происходивший из мелкопоместных дворян, далекий от интриг штабной военной верхушки, Карцов представлял собой во многом типичную фигуру военного, несшего службу, а не делавшего карьеру. Именно на таких военных и держалась высокая репутация русской армии в Европе.
Карцов командовал 3-й пехотной дивизией, которая прибыла на театр военных действий в августе, когда «заминка» под Плевной уже привела к оборонительному или, точнее, позиционному периоду войны. В сентябре Карцов возглавил небольшой Ловче-Сельвинский отряд, в задачу которого входило обеспечение связи между войсками, блокировавшими Плевну, и отрядом, стоявшим на Шипкинском перевале.
Большой интерес представляют главы, в которых Карцов описывает преодоление его отрядом Балкан. Путь отряда лежал через Троянский перевал, наиболее труднодоступный. К горному переходу отряд долго и тщательно готовился. В течение ноября трижды проводилась подробная рекогносцировка, и двусторонний обход главного укрепления турок в горах был совершен умело. Именно благодаря этому удалось сравнительно быстро выполнить задачу и выйти в район южнее Балкан.
По-разному рассказывая о войне, по-разному оценивая узловые ее эпизоды, авторы всех рассмотренных выше мемуаров единодушно отмечают значительность подвига, совершенного русским солдатом.
