Роберт Стивенсон - Путешествие внутрь страны
И в одном я убежден: с появлением этих простодушных людей все как-то оттаяли, стали мягче и разговорчивее. Я, может быть, и не доверил бы мсье Эктору очень крупную сумму, но тем не менее я нисколько не сомневаюсь,, что он хороший человек. В нашем пестром мире, заметив в человеке ту или иную добродетель - а особенно встретив семью, живущую в столь добром согласии, удовлетворитесь этим, а остальное примите как само собой разумеющееся или (еще лучше) дерзко решите, что до остального вам нет дела и что десять тысяч дурных черт не сделают хуже черту прекрасную, даже если она одна-единственная.
Час был уже поздний. Мсье Эктор засветил фонарь и вышел к своей двуколке, молодой же джентльмен совлек с себя большую часть своих одежд и стал заниматься гимнастикой на коленях матери, а затем и на полу под аккомпанемент веселого смеха.
- Ты будешь спать один? - спросила служанка.
- Не бойся, не буду, - ответил Жильяр-младший.
- Но ты ведь спишь один в школе, - возразила мать. - Будь же мужчиной!
Однако он объявил, что школа - это одно, а каникулы - совсем другое; и в школе спальни общие; затем он прекратил спор поцелуями, что вполне удовлетворило его улыбающуюся мать.
Бояться же, как он выразился, что он будет спать один, действительно не приходилось: на всех троих им предложили только одну кровать. Мы же не согласились вдвоем воспользоваться ложем, предназначенным для одного человека, и получили каморку с двумя кроватями на чердаке, - кроме кроватей, там помещались еще три колышка для шляп и стол. Даже стакана с водой там не нашлось. Но окно, к счастью, открывалось.
До того, как я уснул, чердак заполнили звуки могучего храпа: Жильяры, батраки и обитатели гостиницы, вероятно, все принимали дружное участие в этом концерте. За окном молодой месяц лил яркий свет на Пон-сюр-Самбр и на скромную харчевню, где почивали мы, коробейники.
ПО КАНАЛУ САМБРЫ
К ЛАНДРЕСИ
Утром, когда мы спустились на кухню, хозяйка указала на два ведра с водой у входной двери.
- Voila de l'eau pour vous debarboiller {Вот вам вода, чтобы умыться (франц.).}, - сказала она.
И мы стали по очереди умываться, пока мадам Жильяр на крылечке чистила сапоги мужа и сына, а мсье Эктор, весело посвистывая, раскладывал товары для дневной кампании по полкам большого короба на ремне, который составлял часть его багажа. Тем временем их сын развлекался на полу шутихами "Ватерлоо".
Да, кстати, а как называются шутихи "Ватерлоо" во Франции? Шутихи "Аустерлиц"? Точка зрения - великое дело. Помните, как путешественник-француз, приехавший в Лондон из Саутгемптона, должен был сойти на вокзале Ватерлоо и ехать через мост Ватерлоо? Кажется, он тут же решил вернуться домой.
Пон расположен на самом берегу реки, но если из Карта по суше до него можно дойти за десять минут, то по воде приходится проделывать шесть утомительных километров. Мы оставили мешки в гостинице и налегке отправились к нашим байдаркам через мокрые сады. Несколько знакомых детей явилось проводить нас, но мы уже не были Таинственными незнакомцами, как накануне. Отъезд куда менее романтичен, чем необъяснимое прибытие в золотом сиянии заката. Внезапное появление призрака способно нас поразить, но наблюдать, как он исчезает, мы будем уже сравнительно равнодушно.
Добрые обитатели харчевни в Поне, когда мы явились туда за мешками, были потрясены. При виде двух изящных сверкающих лодочек (мы только что протерли их губкой), на каждой из которой трепетал "Юнион Джек", их осенила догадка, что они принимали под своим кровом ангелов, но не узнали их. Хозяйка стояла на мосту и, возможно, сетовала в душе, что взяла за ночлег так мало; ее сын метался по улице, созывая соседей полюбоваться, и мы уплыли, провожаемые целой толпой восхищенных зрителей. "Господа коробейники", как бы не так! Слишком поздно вы поняли, какие это были важные особы!
Весь день накрапывал дождь, перемежаясь внезапными ливнями. Мы промокали до костей, потом немного обсыхали на солнце, потом снова промокали. Однако выпадали и блаженные промежутки, в частности, когда мы огибали опушку леса Мормаль, - название было неприятным для слуха, но зато сам лес ласкал зрение и обоняние. Деревья торжественным строем стояли на берегу, купая нижние ветви в воде, а верхние сплетая в высокую стену листвы. Что такое лес, как не город, воздвигнутый самой природой, полный жизнелюбивых и безобидных созданий, где ничто не мертво и ничто не сотворено человеческими руками, а сами обитатели - и дома этого города и его памятники? Ничто не может сравниться с лесом полнотой жизни и в то же время величием покоя, а двое людей, скользящих мимо на байдарке, ощущают себя по сравнению с ним ничтожными и шумно-суетливыми.
И бесспорно, из всех ароматов мира аромат леса самый чудесный и бодрящий. Море обладает грубым, оглушающим запахом, который ударяет в ноздри, как нюхательный табак, и таит в себе величественные образы водных просторов и стройных кораблей; однако запах леса мало уступает морскому в тонизирующих свойствах и намного превосходит его душистостью. Кроме того, запах моря однообразен, а благоухание леса бесконечно богато оттенками, и с каждым часом меняется не только его сила, но и качество; к тому же разные деревья, как обнаруживаешь, бродя по лесу, окружены своей особой атмосферой. Обычно над всем господствует аромат еловой смолы. Однако некоторые леса более кокетливы в своих привычках, и дыхание Мормаля, доносившееся до наших байдарок в этот дождливый день, было напоено тончайшим благоуханием шиповника.
Как жаль, что наш путь не пролегал только по лесам! Деревья - такое благородно" общество. Старый дуб, росший на этом самом месте еще в дни Реформации, более высокий, чем многие церковные шпили, более величественный, чем горный отрог, и в то же время живой, обреченный болезням и смерти, как мы с вами, - это ли не наглядный урок истории? Но бесконечные акры таких патриархов, сплетающих корни, колышущих на ветру зеленые вершины, пока у их колен тянется ввысь могучая молодая поросль, целый лес, здоровый и прекрасный, дарящий цвет солнечным лучам и благоухание воздуху, - разве это не самый торжественный спектакль в репертуаре природы? Гейне хотел бы, подобно Мерлину, покоиться под дубами Бросльянда. А мне мало одного дерева: вот если бы весь лес был единым деревом, как смоковница, то я просил бы похоронить меня под его главным корнем; тогда частички того, что было мной, распространялись бы от дуба к дубу, а мое сознание разлилось бы по всему лесу, сотворив общее сердце для этого собрания зеленых шпилей, чтобы и они могли радоваться своей прелести и величию. Мне кажется, я чувствую, как тысячи белок резвятся в моем гигантском мавзолее, а птицы и ветер весело носятся над его волнующимся лиственным сводом.
Увы! Лес Мормаль - всего лишь роща, и мы скоро оставили его позади. А дальше, до конца дня, дождь продолжал налетать полосами, а ветер - порывами, и от этой капризной сердитой погоды сердцем овладевала глухая тоска. Странно! Всякий раз, когда нам приходилось переносить байдарки через шлюз и мы не могли укрыть наши ноги, обязательно разражался ливень. Обязательно. Именно такие происшествия вызывают личную неприязнь к природе. Ведь с тем же успехом ливень мог бы разразиться на пять минут раньше или на пять минут позже, и невольно проникаешься убеждением, что это делается только тебе назло. У Папироски был макинтош, и он мог более или менее игнорировать эти козни. Но мне приходилось терпеть сполна. Я вспомнил, что природа - женщина. Мой товарищ, пребывавший в менее мрачном расположении духа, с большим удовольствием выслушивал мои иеремиады и иронически мне поддакивал. Он незамедлительно приплел к делу приливы, "которые, - заявил он, - были созданы исключительно для того, чтобы досаждать байдарочникам, а заодно в потакание пустому тщеславию луны".
У последнего шлюза перед Ландреси я отказался продолжать путь и под проливным дождем расположился у берега, дабы выкурить живительную трубочку. Бодрый старикашка - не иначе, как сам дьявол, по-моему, - подошел к воде и стал расспрашивать меня о нашем путешествии. По простоте душевной я раскрыл ему все наши планы. Он сказал, что в жизни не слышал ничего глупее. Да разве мне не известно, осведомился он, что по всему нашему маршруту тянутся одни сплошные шлюзы, шлюзы, шлюзы, не говоря уж о том, что в это время года Уаза совершенно пересыхает.
- Садитесь-ка в поезд, юноша, - посоветовал он. - И поезжайте домой к папе и маме.
Я был так поражен злоехидством старика, что не мог произнести ни слова. Вот дерево никогда не наговорило бы мне ничего подобного! Наконец я обрел дар речи. Мы плывем от самого Антверпена, сообщил я, а это не так уж мало, и проделаем и весь остальной путь назло ему. И не будь у меня никакой другой причины, я все равно теперь это сделаю, потому что он посмел сказать, будто у нас ничего не получится! Почтенный старец бросил на меня презрительный взгляд, охаял мою байдарку и удалился, покачивая головой.
