Николай Григорьев - Ленинский броневик
Внизу рабочие разминали сухую глину, замачивали ее в бадье, при помощи лебедки подавали на леса.
Это специальная глина. Добывается у Пулковских высот близ Ленинграда. Свободная от примесей, очень пластична, то есть вязка, послушна в руках, а при высыхании не растрескивается. Пулковская глина известна каждому скульптору.
А вот и другие принадлежности работы...
- Окоренок, - сказал Евсеев.
Сергей Иванович увидел половину распиленного поперек бочонка. Это как бы чаша с водой. Во время работы скульптор окунает в чашу руки.
Есть и молоток, деревянный, с широким торцом, для утрамбовки накладываемой на каркас глины.
Наконец, стеки. Это легкие звонкие палочки. Скульптору они нужны для выработки деталей лица, рук, костюма.
* * *
Однако самое интересное в рассказе Евсеева было впереди.
Образ Ленина... Гений пролетарской революции... Как же воплотить его? Никаких образцов. Во всем мире нет монументального памятника, воздвигнутого революционеру. Значит, изобретай, надейся только на удачу.
Щуко и Гельфрейх разрабатывали архитектурную часть памятника. Но даже эти видные зодчие не отважились спроектировать фигуру Ленина по своему усмотрению. Они настежь распахнули двери мастерской, призвали на помощь людей, знавших Ильича лично, - его соратников по революционной борьбе, учеников.
Побывал в мастерской Михаил Иванович Калинин, приезжала Надежда Константиновна Крупская. Оба рассказывали о Ленине.
А старые питерцы по вечерам набивались к порогу скульптора толпами.
Путиловский слесарь, клепальщик с судостроительного, и ткач, и булочник, и железнодорожный машинист - множество рабочих приобщилось в эти дни к искусству ваяния.
Вначале только уважительно глядели, как под пальцами скульптора словно бы оживает глина, а потом порадовали его и толковыми советами.
- Кстати... - и Сергей Александрович притронулся к плечу Домокурова, как бы требуя особенного внимания к дальнейшему. - Вот бывает так: лепишь, лепишь, а для полноты образа, чувствуешь, чего-то недостает. Начинаешь искать это "нечто" - ощупью, наугад. Рождается одна деталь, другая, третья... но чувствуешь - не то, все не то. Ужасно это мучительное ощущение - бесплодность, хоть бросай работу. Когда лепил Ленина, - продолжал скульптор, - не получалась правая рука. Ну никак. Жест вялый, невыразительный... А ведь Ильич на площади был счастлив встречей с дорогим его сердцу питерским пролетариатом. А речь его - это же призыв к историческому перевороту в судьбах человечества!
Евсеев, разволновавшись от воспоминаний, пошел вышагивать по комнате. Внезапно остановился:
- Дайте вашу руку.
Сергей Иванович протянул правую, стараясь воспроизвести положение руки на памятнике.
- Так, - сказал Евсеев, - похоже. Но главное не уловили. Сложите пальцы дощечкой, а большой оттопырьте. - И он, схватив ладонь Домокурова, резко скосил ее вниз. - Вот этот энергичный ленинский жест! Я уловил его здесь, у одного из рабочих, который заговорил со мной, - о чем, уже не помню. И меня как осенило.
Появился Щуко. Владимир Алексеевич несколько раз заставлял рабочего воспроизводить этот жест - такой скупой и вместе с тем удивительно полновесный.
"Великолепно, великолепно, - шумно радовался академик, - наконец-то решение найдено. Именно так надо поставить руку и никак иначе!"
Не менее счастлив был и сам рабочий. Он много раз слышал Ленина на митингах и незаметно для себя перенял жесты Ильича, которые, врезавшись в память, стали его собственными жестами.
* * *
У выхода из мастерской стоял объемистый деревянный ларь. В нем - сухая глина.
Домокуров придержал шаг и вопросительно взглянул на Евсеева.
- Да, это та самая, - кивнул скульптор. - Рассыпана после того, как была отлита гипсовая форма... Правда, не вся - ларь с тех пор не раз пополнялся... - Он пошарил в ларе. - Вот вам комочек на память! А о чертеже не беспокойтесь, - напомнил Евсеев. - Вот выберу время...
- Сергей Александрович, а от кого вы получили чертеж?
- О, это я отлично помню! - оживился скульптор. - Это было так. Владимир Алексеевич Щуко забежал и, даже не садясь (он всегда такой стремительный), облокотился о край стола и нарисовал на листке бумаги круглую башню, а сбоку как бы два крылышка. Сказал: "Интересная деталь, сделайте".
- А где он сам узнал про крылышки?
Лицо добрейшего Сергея Александровича стало строгим. Он даже выдержал паузу - для внушительности:
- Помилуйте, спеша, заехал академик... Главный руководитель по сооружению памятника... С моей стороны было бы бестактностью задавать не относящиеся к делу вопросы. Я лепщик - и не более того.
Впрочем, Евсеев не умолчал, что он и Щуко - старинные друзья.
"А вот это кстати, что друзья", - подумал Сергей и попросил познакомить его с академиком. Как сотрудника музея.
- Отчего же, можно... - Евсеев подкрутил усы. - Только как это сделать? Владимир Алексеевич в Москве. Строит библиотеку имени Ленина. Возле Румянцевского музея, где Владимир Ильич брал книги...
Домокуров не стал откладывать дела. Взял у Евсеева рекомендательное письмо и вместе со своим отправил в Москву.
В приподнятом настроении Сергей вернулся от скульптора домой. Снял с полки тетрадку в твердом переплете, сел к столу и, старательно вырисовывая буквы, записал в тетрадь на отдельной страничке примету броневика:
ПАСПОРТ
бронеавтомобиля, с которого в 1917 году
у Финляндского вокзала
выступал Владимир Ильич Ленин
Примета № 1: башня со щитками.
Вскоре пришел ответ из Москвы. Академик Щуко новых сведений не прибавил, но в письме была названа фамилия: Фатеев Лев Галактионович. Щуко рекомендовал Домокурову обратиться к этому человеку.
* * *
Совещание в Смольном, на которое был приглашен Домокуров, как выяснилось, состоится на третьем этаже, в Лепном зале.
Смольный!
Домокурову уже случалось здесь бывать. Но всякий раз, вступая под его старинные своды, он в волнении испытывал потребность хоть несколько мгновений побыть наедине со своими мыслями, чувствами. Вот и сейчас, рассчитав время, он задержался на втором этаже и медленно пошел по коридору.
Коридоры в Смольном как бы прорезаны в толще здания, лишены дневного света и на всю свою огромную длину освещены электричеством. Впрочем, во втором и в третьем этажах каждый коридор заканчивается окном, выходящим на улицу.
Но это, конечно, не источник света; лишь в ранний утренний час или в час заката в коридоры заглядывают лучи солнца, и тогда навощенный паркет сияет золотистой дорожкой.
Дойдя до конца коридора, Сергей Иванович в задумчивости постоял перед величественной дверью, за ней - Белоколонный зал, выдержанное в строгих архитектурных формах творение Кваренги.
Здесь была провозглашена Лениным Советская власть.
Потом Домокуров прошагал в другой конец коридора. Вот дверь, он бывал и здесь. За дверью небольшое помещение, из которого попадаешь в комнатку, где в октябрьские дни Владимир Ильич приютился с Надеждой Константиновной.
Домокуров живо представил себе перегородку-ширму, за нею аккуратно застланные солдатские постели. А в передней части комнаты - диван и столик с громоздким телефонным аппаратом шведской фирмы "Эриксон". За этим столиком Владимир Ильич ухитрялся работать.
Однако пора и на заседание. В Смольном придерживаются пунктуальности, какую завел Ленин. Домокуров поднялся на третий этаж. Перед входом в Лепной зал толпился народ.
- Серега! - услышал он. - Здоров!
Перед Домокуровым - дядя Егор. Одет празднично, на могучих крутых его плечах вот-вот лопнет пиджак. Уголки белого пикейного воротничка вздыбились. Лицо натужное, красное.
- Э, да тебе нужна "скорая помощь", - усмехнулся Домокуров. Протянул руки, ослабил узел на галстуке, поправил воротничок и только после этого спросил, по какой надобности Егор в Смольном.
- Затребовали! От "Красного треугольника" делегацией пришли. - И добавил озабоченно: - Не иначе как отчет спросят о броневике. А что мы можем? Совет избрали, помнишь, еще когда? С тех пор и советуемся, как тот броневик искать. Состарились уже, а все советуемся...
Домокуров был рад встрече. Но под взглядом человека, столь щедрого к нему душой, почувствовал себя неловко. Так и не навестил Егора Фомича... Конечно, занят, конечно, трудно выкроить время - ведь не ближний свет: из центра добираться до Нарвской заставы, но...
И тут он обнаружил, что перед ним в самом деле - старик. Богатырь сдал - плечи обвисли, в рыжих волосах седина, будто пепел в догорающем костре...
- Дядя Егор, - сказал как мог сурово, - неужели вы до сих пор у своих котлов на вулканизации? Выворачиваете вручную эти тридцатипудовые сковороды?.. С грузошинами? Вам бы здоровье поберечь!
- Эка, хватил, сковороды! - Лещев засмеялся. Ему было приятно внимание ученого молодого человека. - Там, - продолжал он, - уж машины впряжены. Молодежь толковая пришла: около машин-то ведь с понятием надо, в технике разбираться, в электричестве! Ну а мне полегче работенка нашлась... А ты-то, Серега, сам-то как?..
