Сергей Таранов - Творцы прошлого (Книга 1)
Однако нора была заложена кирпичом.
- Может, ты заклинание какое-нибудь знаешь, чтобы эту дырку открыть, спросил Вольдемар.
- Здесь не заклинание, а расклинание надо. Да и вообще, дырку раскупоривать - плохая идея, - ответил кот, - Там может быть засада.
- Зачем было делать кладку, если собирались устраивать засаду?
- Для порядка. Если в этом времени закладывают все дыры, значит там порядок. А там, где порядок, таким, как мы с вами, места не найдется. Давайте попробуем другой коридор поблизости, предложил Граммофон и помчался в другую сторону.
- А кто может устраивать на нас засады? Не та ли охранка, о которой говорил извозчик?
- Если бы. Та охранка, которую в разные времена называют то НКВД, то КГБ, то ФСБ, не знает, с кем имеет дело. А есть те, которые знают, чаще всего они проникают в ту же самую охранку. Дослуживаются до больших чинов, а потом используют втемную своих подчиненных для борьбы с нами.
- Ты говоришь с нами. Меня ты тоже имеешь в виду?
- А куда вы теперь от нас денетесь?
Слушай, пока мы идем, расскажи хоть что-нибудь о том, что было до 2004. Например, кто были правителями все эти времена.
- Ладно, слушайте, - сказал Граммофон и начал рассказ. Рассказывал он про Ленина и Сталина, Гитлера и другого Рузвельта, неизвестного Вольдемару, бывшего президентом целых двенадцать лет, Черчилля и Хрущева, Брежнева и Никсона, Горбачева и Рейгана. Все, что должно было произойти до 2004 года. Пока он рассказывал, путники двигались по коридорам. Вскоре они вышли к другой такой же норе и выбрались на поверхность.
Ни Граммофон, ни тем более Вольдемар не могли знать, что на самом деле происходило с обратной стороны кирпичной кладки. А происходило там следующее. Почти сутки в подвале пятиэтажного дома по Среднему проспекту Васильевского острова сидели три человека. Первый из них, одетый в поношенный светло-серый костюм, был уже довольно пожилым, но еще недостаточно пузатым человеком, цепкий колючий взгляд которого выдавал в нем опытного оперативника. Второй, несмотря на молодость лет и нахождение в пыльном подвале, был облачен в дорогой черный костюм, пиджак которого был напялен на черную же водолазку. Рожу этот персонаж имел наглую, пузо округлое, а характерная форма стрижки могла говорить о том, что, вероятнее всего, этот молодой человек входит в состав организованного преступного сообщества. Третьим же членом этой кампании был не кто иной, как облаченный в черные джинсы и желтую водолазку коллежский секретарь Никодим Фирсович Ротов, который еще вчера разговаривал при помощи карманных часов с невидимым собеседником. Нынче же цепочка брегета, прицепленная к джинсовой заклепке, тянулась в карман джинсов коллежского секретаря, в котором угадывался силуэт самого брегета.
- Толян, че ты здесь просто так сидишь, за пивом бы, что ли, сбегал, обратился "оперативник" к "бандюгану" и протянул ему вынутую из кармана брюк мятую сотенную купюру.
- Я тебе че, Колян, шестерка что ли? - огрызнулся Толян.
- Сходите, Анатоль, прошу вас, и мне тоже возьмите, - произнес Ротов. При этом он отстранил руку Коляна и дал Толяну свежую пятисотку из своего кармана.
- Слушаюсь, Никодим Фирсович, - проговорил Толян и пулей вылетел из подвала.
- Вот видите, Николай, - продолжил Ротов, - с людьми надо повежливее.
- Да как можно вежливо разговаривать с этим рас..., рас...
- Вы, вероятно, хотели сказать разгильдяем?
- Вот именно, - согласился Колян.
- А знаете, откуда пошло слово "разгильдяй"? Так называли купцов, бывшей третьей гильдии. В 1863 третью гильдию упразднили и те купцы, которые не купили свидетельство второй гильдии стали официально мещанами, а неофициально - разгильдяями.
- Откуда вы, Никодим Фирсович, столько всего знаете? Прямо как будто жили в те времена.
- Нет, я родился позже - в семьдесят четвертом, - ответил Ротов, не уточнив, правда, в каком веке. - Надеюсь, этот ферт догадается подняться на третий этаж, тамошнюю кладку проверить, - перевел Ротов разговор на другую тему.
- Как это вы его назвали?
- Фертом. Это буква "эф" по-старому.
- Тогда уж его лучше было называть другой буквой, которая за "эф" следом стоит.
- "Балтику" будете? - прокричал на весь подвал вернувшийся Толян.
- Не откажусь, - ответил Ротов.
- Надеюсь не б/у, - прокомментировал Колян, принимая из рук Толяна приоткрытую бутылку с синей фольгой у горлышка. - Наверху был?
- Был. Ни хрена. Даже штукатурка целая.
- А, может, он не закрыл, или ключи перепутал? - предположил Колян.
- Тогда наша задача усложняется. Хорошо, если позже, тогда дождемся. А если раньше... В прошлое опять придется отправиться, хотя, говорят, Теория Относительности этого не позволяет, - криво улыбнувшись, подытожил Ротов.
Сказав это, коллежский секретарь вышел из подвала и, вынув брегет, набрал номер:
- Его нет, Глеб Иванович... Везде, где угодно, точнее, всегда, где угодно... Нет, ждать не имеет смысла... Я бы попробовал через подвал, но с этими уродами... Я понимаю, что нельзя рисковать посвященными... Хорошо, но тогда придется вскрывать кладку.
Захлопнув крышку брегета, Ротов вернулся в подвал:
- Достаньте-ка, Анатолий, из машины монтировку. Будете в своем костюмчике кладку вскрывать.
***
- Так, - произнес Вольдемар, обращаясь к Граммофону, - и куда ты меня завел?
- Точно пока не знаю, - ответил кот, - сейчас осмотримся и сообразим.
- Пока что я вижу все тот же подвал.
- Подвал с течением лет мало меняется. До революции здесь, правда, было чисто.
Пригибаясь под ржавыми трубами, Вольдемар, следуя за котом, выбрался из подвала. Двор был также замусорен, как и в восемьдесят шестом, а ворота в подворотне все также отсутствовали. Кот и Вольдемар направились к подворотне и через нее вышли на улицу.
На противоположном здании висел огромный красный плакат, призывающий претворить в жизнь исторические решения Тридцать Четвертого съезда КПСС. Напротив этого плаката на соседнем доме красовался еще один щит. На этом щите был изображен рабочий в каске сталевара, откинувший вверх руку с растопыренными пальцами, как будто он только что этой самой рукой метнул в противника боевую гранату. Надпись в верхней части этого плаката призывала достойно встретить столетнюю годовщину Великой Октябрьской Социалистической революции. Об этой годовщине напоминал и соседствующий с первым плакатом световой короб, на котором сияли цифры 1917-2017. А из висящего на столбе громкоговорителя лилась звонкая песня:
Будет людям счастье
Счастье на века
У Советской власти
Сила велика
Теперь перелет, - произнес Вольдемар, с досадой взглянув на Граммофона. - На тринадцать лет перелет. А ты еще говорил, что большевики только до девяноста первого продержатся.
- Это хуже, чем перелет, - уточнил Граммофон. - Это, кажись, альтернативная реальность.
- Как это понимать?
- Да так, что мы попали не в то ответвление времени. Понимаете, история может идти по разным путям. Допустим, победил бы Гитлер, или Наполеон. Тогда все бы здесь было по-другому. Я вот в оккупированной фашистами России однажды побывал. Жуть. Кругом трехцветные флаги со свастикой. Двуглавый орел держит ту же свастику, увитую венком из дубовых листьев. И крылья у этого орла как-то по-немецки распущены. А на всех домах портреты висят: Адольф Алоизович Гитлер и Андрей Андреевич Власов. Но, правда, порядок, чистота кругом. Однако из-за этого порядка пожрать ничего на помойке не найдешь. Только выкинет кто, сразу мусор увозят. Будку Пахомыча восстановили. Ворота заново повесили. Дом наш внучатой племяннице Эммы Францевны возвратили. Но полицаи уж вредные больно. Начальник ихний меня даже ногой пнул. Откуда, говорит, бродячие животные? Увидит, мол, гауляйтер, что коты по улицам бродят, всех переведет концлагеря охранять. А Петроградскую и Выборгскую стороны, так немцы финнам подарили. Демаркационная линия прямо по Малой Неве прошла.
- Эх, ты, путеводитель! - с укором вымолвил Вольдемар. - А Ивану Сусанину не ты, случайно, помогал?
- Нет. Он сам заблудился.
Вдруг музыка замолчала, и из репродуктора послышалось: "Московское время десять часов. Дорогие товарищи! Передаем обзор центральных газет на сегодня, понедельник, первое августа 2016 года".
- Значит, только на двенадцать, - проговорил Граммофон, - плакаты к юбилею, стало быть, заблаговременно заготовили.
"Сегодня весь советский народ отмечает скорбную дату - тридцатилетнюю годовщину со дня трагической гибели Михаила Сергеевича Горбачева, продолжал репродуктор. - Этой теме посвящена передовая статья центрального органа нашей партии газеты "Правда".
- Как же так?! - недоуменно воскликнул Граммофон, - в два тысячи четвертом Горбачев был еще жив.
"... в этот день тридцать лет назад, - продолжал голос из репродуктора, - копье противника линии партии на борьбу с пьянством и алкоголизмом оборвало жизнь видному деятелю Коммунистической партии и Советского государства".
