Анатолий Левандовский - Триумвиры революции
Но проходили дни, и Дантон с удивлением видел, что его пророчество не сбывается.
Представители третьего сословия вели себя предерзко, но король, вместо того чтобы разогнать их, санкционировал самоуправство податных, а депутаты привилегированных, хотя и не без сопротивления, к ним присоединились.
Вместо Генеральных штатов теперь было Национальное учредительное собрание.
Становилось ясно, что Людовик не разогнал осмелевших податных не потому, что не пожелал, а потому, что не смог. А не смог оттого, что за депутатами третьего сословия стояла Франция. Эти соображения медленно и трудно доходили до сознания Дантона. Но когда дошли, он понял, что дни абсолютной монархии сочтены.
Понял он и другое.
Сейчас нужно выбирать быстро и определенно. Ибо вопрос стоит так: с кем ты, Дантон? С теми, кто тебе покровительствует, но кто чужд и обречен, или с теми, из чьей среды ты сам вышел и кто одержит победу?..
Дантон был сыном третьего сословия. Интересы этого сословия были его интересами. И он стал в шеренгу борцов. Особенно после событий 11 - 14 июля.
Утром 12 июля Париж имел обычный вид. В предместьях, несмотря на воскресный день, кипела работа, а улицы центра были полны нарядной публики. Разносчики фруктов, каштанов, устриц громко расхваливали свой товар. Кто-то обратил внимание на необычное скопление войск, заполнивших подступы к площадям. И вдруг, в двенадцатом часу, словно смерч прошел вдоль улиц...
Прибыл вестник из Версаля. Он сообщил потрясающую весть о коварных кознях двора. Да, вчера по наущению королевы Людовик XVI неожиданно вручил отставку Неккеру и пригласил к власти ярых реакционеров, обещавших испепелить мятежный Париж. Столица окружена войсками. Следующим актом, несомненно, станет разгон Учредительного собрания!..
"Значит, все-таки решились", - подумал Дантон. Впрочем, сам он к этому времени также принял решение.
Он присоединился к большой толпе, устремившейся в парк Пале-Рояля. Здесь, как обычно, обосновались ораторы. Одного из них Дантон знал хорошо. Это был журналист Камилл Демулен, однокашник Робеспьера по коллежу Луи-ле-Гран, самый буйный из агитаторов улицы. Вот и сегодня, растрепанный, со шпагой в руке, он кричит срывающимся голосом:
- Граждане! Вы обмануты! Правительство готовит новую Варфоломеевскую ночь! Лучшие патриоты будут перерезаны! Теперь нельзя медлить! К оружию!..
- К оружию!..
Этот клич раздавался повсюду. И не напрасно. В этот день пролилась первая кровь мирных людей. Залпы гремели на Вандомской площади и площади Людовика XV. Кавалерийский отряд попытался смять манифестантов у Пале-Рояля. Но все это лишь удвоило народную ярость. Первый ружейный залп стал сигналом к восстанию. Столица ощетинилась баррикадами.
К вечеру положение определилось. Правительственные войска стали брататься с народом. Демарш двора не удался. Победа парижан становилась очевидной.
Вот тогда-то Жорж Дантон от раздумий перешел к действиям. Он объединился с Демуленом, Маратом и другими революционерами. И днем 13 июля развил весьма бурную деятельность. Его настоятельные призывы, без сомнения, сыграли свою роль в том, что произошло на следующий день.
К утру 14 июля Париж был в руках восставшего народа.
Лишь громада Бастилии нависала над Сент-Антуанским предместьем, напоминая, что победа еще не завершена.
Страшная крепость-тюрьма олицетворяла произвол и деспотизм абсолютной монархии. Это был грозный символ, постоянная память о вековых цепях рабства. Бастилия стала последним прибежищем контрреволюционных сил в столице. Она оставалась важным стратегическим пунктом в руках реакции. Ее комендант заготовил большое количество пороха и ядер, рассчитывая в положенное время нанести удар мятежным парижанам.
Но удар нанесли сами парижане.
В четыре часа дня после короткого, но решительного штурма Бастилия была взята.
Падение Бастилии было высшей точкой славных июльских событий. 14 июля стало первым днем революции: абсолютная монархия получила незаживающую рану.
До этого королю и старому порядку противостояло лишь буржуазное Учредительное собрание. Третье сословие потеснило благородных и заставило двор пойти на уступки. Но этот враг не был страшен абсолютизму: с крупными буржуа, на худой конец, можно было и столковаться!
14 июля в борьбу вступил народ. Народ еще верил в короля, как верил в своих депутатов в Собрании. Но революционный инстинкт народа указал ему правильный путь: на провокацию он ответил восстанием, на попытку возврата к старому - низвержением оплота абсолютизма.
И двор отступил. Король возвратил Неккера. Правительство молчаливо признало первый шаг революции - другого выхода у него не было.
В штурме Бастилии Жорж Дантон не участвовал. Тем не менее этот день для него оказался решающим: он вступил в национальную гвардию - народную милицию, образованную прямо на поле боя. Он стал начальником национальной гвардии дистрикта Кордельеров - самого решительного из округов Парижа. А затем и возглавил дистрикт, сделавшись его бессменным председателем.
Мосты к прошлому были сожжены. Господин д'Антон ушел в небытие. Революционер Дантон занял свое место среди борцов за народные права.
4. ДАНТОН ЗАЩИЩАЕТ МАРАТА
Дистрикт Кордельеров давно уже шел в авангарде революционных районов столицы. Недаром население его - ремесленники, рабочие, журналисты, актеры Французского театра - было народом пестрым, шумным и строптивым.
А чего стоил бессменный председатель дистрикта господин Дантон!
- У него революционная голова! - говорили одни.
- У него луженая глотка! - утверждали другие.
- Да это же подлинный Демосфен!* - восхищались третьи.
_______________
* Знаменитый греческий оратор (384 - 322 гг. до н. э.).
И все это было правдой. Дантон обладал головой революционера, имел глотку уличного зазывалы и не хуже великого оратора древности умел отстоять дело свободы.
Ведь это благодаря его инициативе и при его нажиме граждане дистрикта на своих бурных заседаниях в старой кордельерской церкви не раз принимали резолюции, которые опережали декреты Учредительного собрания.
Они, не дожидаясь команды сверху, установили ответственность любого должностного лица дистрикта перед общим собранием избирателей.
Они наделили артистов, составлявших немалую часть жителей квартала, всеми гражданскими правами, которых лишал их старый порядок.
Они горячо защищали свободу прессы, и не один журналист, благодаря их заступничеству, сумел избежать цепких лап подручных господина Байи, нового мэра Парижа.
Однако именно в борьбе за свободу прессы зимой 1790 года доблестные кордельеры чуть не стали жертвой карательной экспедиции, проведенной парижским муниципалитетом.
Поводом к этому послужило дело Марата.
"Жан Поль Марат, литератор с улицы Вье-Коломбье" - так отныне официально подписывался бывший доктор Марат.
Но прежде чем стать литератором, он попробовал себя на разных участках революционной деятельности.
Сначала он выступил как агитатор Пале-Рояля и не без успеха комментировал "Общественный договор" Руссо.
Потом стал формировать первые отряды народных бойцов и в ночь на 14 июля с одним из таких отрядов сумел преградить путь королевским драгунам на Новый мост, что значительно облегчило успех победителям Бастилии.
После взятия Бастилии он с головой погрузился в административную сферу: стал членом комитета дистрикта Карм. Текущей работы здесь было столько, что однажды Марат просидел в комитете шесть дней подряд - со вторника по воскресенье.
И после этого задумался: а стоило ли бросать научные исследования и медицину ради того, чтобы превратиться в муниципального деятеля, занятого разбором бумаг? Нет, это было не его призвание. Марат отказался от поста комиссара дистрикта и предложил комитету взамен нечто другое.
Он уже понял, что главная его сила - печатное слово. Здесь он легко разбивал любого противника. Автор "Цепей рабства" и "Плана уголовного законодательства" твердо решил стать революционным публицистом.
Революция родила большую прессу. В течение лета 1789 года появилось огромное количество газет, журналов и листков. Некоторые из них, выйдя раз или два, закрывались; были, однако, газеты, популярность которых, возрастая изо дня в день, обеспечивала широкую известность им самим и их издателям. Именно о такой газете мечтал и Марат.
Он предложил комитету дистрикта предоставить в его распоряжение типографию и средства, обещая взамен боевую революционную газету, которая поможет депутатам Учредительного собрания вести страну по верному пути.
Это предложение напугало умеренных членов комитета; они стали тянуть с ответом. И тогда Марат, верный своей обычной решительности, порвал с комитетом дистрикта Карм и вернулся в свое жилище на улице Вье-Коломбье.
Что ж, если его отталкивали новые власти, испугавшиеся его радикализма, он будет действовать в одиночку и покажет себя еще более радикальным!..
