В. Сиповский - Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII

— Это Божие дело, — говорила она, — а не человеческое: как будет воля Божия, так и сотвори!

Тогда Борис с видом глубокой скорби и со слезами воскликнул:

— Господи Боже, Царь царствующих и Господь господствующих! Если Тебе то угодно, да будет святая воля Твоя!

Иов, святители и бояре пали на землю и со слезами радости благодарили Бога, а когда было объявлено народу о согласии Бориса Федоровича, то долго не умолкали радостные крики…

«Богоизбранный царь», как величал Бориса патриарх, побывал во всех кремлевских соборах, кланялся святыням, затем провел весь пост и всю Пасху в монастыре с сестрой.

Первым делом царя было дать приказ собираться ратным силам в Серпухов, для отпора крымскому хану. (Слухи о его намерении вторгнуться в русские владения росли и волновали народ.) Сам Борис уехал к войску. Большая рать была собрана под Серпуховом. Щедрость нового царя была безгранична: воевод и знатных людей дарили дорогими парчой, бархатом и шелковыми тканями, воинов — деньгами. В течение шести недель войску давались великолепные пиры — под шатрами, на серебряной посуде; никогда еще такой благодати воинам не приходилось видеть. Убедились они тут воочию, что служить Борису выгодно. Вскоре явились от хана послы с дарами царю: хан желал быть с ним в мире и дружбе.

Так Борису Федоровичу и не довелось показать свою военную доблесть, но богатство и щедрость свою он показал и сердца служилых людей себе покорил. Радовались они, «чаяли и впредь себе от царя такого жалованья».

Когда Борис Федорович возвращался в Москву, его торжественно встречал патриарх с духовенством и народом. В своей приветственной речи Иов сказал Борису:

— Подвиг великий сотворил ты: освободил христианский род от пленения… Услышав о скором твоем ополчении, недруг крымский устрашился и прислал к тебе челом бить…

Таким образом, Борис являлся в глазах народа избавителем Русской земли от татарского погрома. Торжественное венчание на царство Борис отложил до 1 сентября — дня сладких надежд и добрых желаний (в те времена новый год начинался с 1 сентября).

Венчание на царство было совершено патриархом в Успенском соборе очень пышно. По окончании обряда царь громогласно, при всем народе, наполнявшем собор, воскликнул, обратившись к патриарху:

— Отче, великий патриарх, Бог свидетель тому, что никто в моем царстве не будет нищ и беден.

Затем, взявшись за ворот своей рубахи, прибавил:

— И сию последнюю разделю со всеми!

Велика, видно, была радость царя Бориса, если давал он такие обещания!.. Три дня продолжались народные празднества и придворные пиры. Награды без конца сыпались на царских приближенных. Щедротам царя, казалось, не было ни меры, ни конца…

Твердо, крепко сел на престол этот «богоизбранный» царь. Сослужили ему свою службу и патриарх, и духовенство, и служилые люди, облагодетельствованные им. Все дело было обделано очень ловко. Не принял Борис царского венца от патриарха и бояр, а выждал решение земского собора, на котором устами своих излюбленных людей весь русский народ избрал его, своего правителя, на царство. Но и тут он не хотел брать царского венца, долго и упорно отказывался, и если взял наконец, то лишь по Божьему изволению, по настоянию патриарха, по мольбам духовенства, выборных людей и московского народа. Словно против воли принимал на себя Борис бремя царской власти, но еще до венчания на царство сослужил великую царскую службу своему отечеству — спас его от вражьей силы. Еще до венчания показал он служилым людям, что и службы от них требовать, и жаловать по-царски за эту службу сумеет, что если не по крови, то по нраву, по широкой, размашистой щедрости ему место на русском царском престоле. Борису в эту пору было сорок семь лет, но он еще был полон жизни и сил. Высокий ростом, плотный, плечистый, круглолицый, с черными волосами и бородой, он имел внушительный вид и царскую осанку; речь его была очень мягкой, порой даже льстивой, но глаза внушали страх и повиновение.

И умом, и наружным видом, и тороватостью — всем взял Борис, и, казалось бы, лучшего царя и не надо было, но в народе упорно держалась молва, что он сгубил последнюю отрасль царского дома, добиваясь престола. Крепко сел он теперь на этот престол — окрепла и злая молва… Цареубийцу видел народ в Борисе, и никакими щедротами не мог он купить народной любви. Невыносима была и многим знатным боярам мысль, что Годунов, человек незнатный родом, да вдобавок потомок мурзы Чета, природного татарина, — царь, а им, потомкам Рюрика и Гедимина, приходится преклоняться пред ним. Князья Шуйские, Вельские, Голицыны могли считать себя по своей родовитости более достойными, чем Годунов, занять престол, но более всего на него имел прав в глазах народа Федор Никитич Романов. Народ особенно любил Романовых: они не запятнали себя никаким дурным делом, в опричнине никакого участия не принимали, а добродетельная Анастасия, которую считали ангелом-хранителем царя, направлявшим его на все доброе, была памятна народу. При вступлении Бориса на престол во главе рода Романовых стоял Федор Никитич, племянник царицы Анастасии и двоюродный брат царя Федора. Не было в Москве в то время другого такого красавца и щеголя, как Федор Никитич! Им любовались все, когда он ехал на коне… Красота его и щеголеватость вошли даже в поговорку. Когда хотели похвалить молодцеватую наружность или изящество одежды какого-нибудь щеголя, то говорили ему: «Ты совершенно Федор Никитич!»

Но не одной красотой привлекал к себе Федор Никитич: он был очень умен от природы, со всеми приветлив и любезен, любознателен и, что представляло тогда большую, редкость, был начитан и знал даже немного по-латыни. Народная любовь к Романову была, конечно, известна Борису, а также и неприязнь многих к себе, и ему, достигшему желанной царской высоты, все-таки было кого бояться, было кому завидовать…

Царствование царя Бориса

Сильно хлопотал Борис в первые два года своего царствования о том, чтобы привязать к себе народ, закрепить его любовь за собой и родом своим. При вступлении своем на престол он освободил сельский люд на один год от всяких податей; торговым людям дал право два года торговать безданно-беспошлинно; служилым людям было выдано сразу двойное жалованье за год. Разным краям даны были льготы. Громадное состояние Бориса давало ему возможность изумлять всех своею тороватостью. Знал он, как русский народ чтит нищелюбие, и щедро помогал нищим и калекам; ни один бедняк, подавший ему челобитную, не уходил от него с пустыми руками. Вдов, сирот и нищих он кормил, одевал, оделял деньгами. Крестьяне были несколько облегчены: определено, сколько они должны платить землевладельцу и сколько работать на него. Борис даже позволил крестьянам временно переходить, но только от мелких помещиков к мелким же, а не к богатым. Старался он противодействовать пьянству, которое было сильно распространено в народе, приказывал закрывать кабаки. Ни один царь еще, казалось, не заботился так о благоденствии народа, как Борис.

В первый год своего царствования он был обрадован известием из Сибири. Воевода Воейков на реке Оби разбил окончательно Кучума, который после поражения бежал и скоро погиб. Сибирский край был окончательно закреплен за Россией постройкой новых городов и открыт для мирной промышленности.

Много заботился Борис о том, чтобы охранить южные окраины государства от набегов крымцев. По приказу царя здесь построен был целый ряд новых крепостей, засек. Сами татары догадывались, что Борис хочет как бы задушить их, выдвигая свои укрепления все дальше и дальше на юг и восток. Зорко сторожили русские по границам своих степных недругов, чтобы вовремя дать весть о движении их. Об этих сторожах находим любопытные известия у одного иностранца, бывшего на русской службе (Маржерета). Стража была расставлена повсюду, где могли бы пройти орды татар. По степи росли одинокие дубы. При таких дубах на расстоянии 8, 10 и более верст становились сторожа — по два ратника у каждого дерева: один сторожил, сидя на верхушке дуба, другой подле дерева кормил оседланных коней. Лишь только сидевший на дереве замечал в степной дали облака пыли, поднимаемые обыкновенно татарской конницей, немедленно один из двух стражей скакал во весь опор на быстром коне к другому дереву, еще издали знаками и криками указывал сторожу, с какой стороны грозит опасность. Тогда от этого дерева таким же способом давалась весть к следующему и доходила до ближайших крепостей и наконец до Москвы. Вторые сторожа, оставшиеся при деревьях, выждав несколько времени и приглядевшись внимательнее к тому, что творилось в степи, садились на коней и передавали уже более определенные вести тем же способом, как их товарищи. Таким образом, при помощи этого живого телеграфа старались предупредить опасность, принять военные меры, собрать ратную силу, чтобы вовремя встретить врага. Каждую весну русские выжигали в степи траву, чтобы татары не могли найти корма для своих лошадей.