Жак Сустель - Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания
Горделивые башни, возвышающиеся повсюду над белыми домами с крышами-террасами; упорядоченная деятельность муравейника; беспрестанно снующие по озеру и каналам лодки — таковы впечатления всех очевидцев. Большинство домов были простыми, прямоугольными, одноэтажными с плоской крышей. Только жилища высокопоставленных особ могли иметь два этажа; впрочем, очевидно, что сооружения на сваях, построенные на зыбкой почве, рисковали обрушиться, как только становились чересчур тяжелыми, если только их не сооружали на острове или островке — относительно редкий случай.
Дома с фасадами без окон, скрывающими потайную жизнь, которая протекала во внутренних дворах, наверное, походили на постройки какого-нибудь арабского города, но стояли вдоль прямых улиц и вытянутых в струнку каналов. В предместьях, далеких от центра, наверное, еще встречались хижины, покрытые соломой или травой, со стенами из тростника, обмазанного глиной, как в стародавние времена. Зато по мере приближения к большому теокалли и императорским чертогам размеры и богатство домов возрастали: это были дворцы сановников и здания, которые должны были содержать в столице высокопоставленные провинциальные чиновники. Здесь же находились официальные учреждения: дом Орлов (нечто вроде военного клуба), кальмекаки (высшие школы) и тлакочкалли (арсеналы).
Во всем этом не было никакого однообразия: среди массы домов время от времени появлялись высокие крыши, прижавшиеся друг к другу, или возвышалась пирамида квартального храма. На некоторых улицах дома служили лавками ювелирам, златокузнецам, изготовителям украшений из перьев. На других находились склады торговцев. Хотя, помимо больших площадей, в городе было мало открытых пространств, Мехико был довольно зеленым: при каждом доме имелся внутренний двор, а ацтеки всегда страстно любили цветы. Вокруг хижин в пригородах разбивали сельские огороды, где росли вперемежку цветы и овощи, иногда на плавучих чинампах. Знать украшала зеленью и цветами террасы своих дворцов.
«Главные улицы, — пишет Кортес, — очень широкие и прямые; некоторые из них, да и все прочие, наполовину идут по земле, а второй половиной является канал, по которому индейцы плавают на лодках. И все улицы в городе, от края до края, проложены таким образом, что по ним насквозь течет вода. Через них переброшены мосты из крепких и хорошо обработанных брусьев, такие, что по многим из них могут проехать одновременно десять всадников бок о бок».
Это описание подтверждает другой свидетель, дворянин из свиты Кортеса: половина каждой улицы была глинобитной, похожей на булыжную мостовую, другую занимал канал. «Существуют также большие улицы, сплошь залитые водой, — добавляет он, — на них есть только лодки и каноэ, по обычаю этой страны, ибо без этих лодок нельзя было бы ни перемещаться по улицам, ни выйти из дома». И он описывает жителей, которые «прогуливаются, беседуя, одни по земле, другие по воде». Все это хитросплетение улиц было прорезано деревянными мостками, которые в случае необходимости можно было быстро убрать — как выяснили испанцы на своем горьком опыте, когда ацтеки изгнали их из Теночтитлана.
Озерный город на всем своем протяжении и вплоть до самого центра (на лодке можно было добраться даже до дворца Мотекусомы) Мехико сообщался с берегом посредством трех дамб, о которых упоминают Кортес и Диас. Северная, выходящая из Тлателолько, достигала берега у Тепейакака, у подножия холмов, где возвышался алтарь богини Тонанцин, «нашей почитаемой матери», и где сегодня находится базилика Богоматери Гуадалупской. Западная дамба связывала Теночтитлан с городом-спутником Тлакопан. Третья дамба, на юге, разветвлялась надвое: одно ответвление, уходя на юго-запад, доходило до Койоакана, другое, направляясь на восток, заканчивалось у Иштапалапана. На пересечении двух этих ответвлений был выстроен редут с двумя башнями, окруженный стеной, в которой были проделаны двое ворот, оттуда вся дорога виднелась, как на ладони. Похоже, только южную дорогу укрепили таким образом: дело в том, что с этой стороны можно было опасаться набега воинов из Уэшоцинко — непокоренного города, расположенного по ту сторону вулканов.
Строительство этих дорог, бывших на самом деле дамбами, облегчалось небольшой глубиной озера. Чтобы построить их, в дно озера для начала вбили два параллельных ряда свай; проем между ними завалили камнями и битой глиной. То тут, то там дамба прерывалась, пропуская воду под мостом из брусьев: в самом деле, в озерах порой бывали сильные течения, и не предусмотреть для них выход грозило бедой. Полученные таким образом дороги были настолько широки, говорит Кортес, что по ним могли свободно проехать в ряд восемь всадников. Дорога от Иштапалапана в Мехико была длиной примерно восемь километров и «шла столь прямо, что ни много, ни мало не уклонялась в сторону», — пишет Берналь Диас.
В целом, эти дамбы намечали главные направления, вдоль которых разрастался город, исходя из своего ядра: ось север — юг, определяемая линией Тепейакак — Тлателолько — Теночтитлан (главный храм) — Койоакан, и ось запад — восток, на которой располагались Тлакопан и центр Теночтитлана. На западе, перед водами большого озера, городу пришлось остановиться: в Тескоко попадали по воде, на лодке, а оттуда можно было углубиться по суше внутрь страны, к таинственным Теплым Землям, которые всегда занимали воображение индейцев с нагорья.
Площади и монументы
Конечно, и до Кортеса существовали планы Мехико: неужели ацтекская администрация, заставлявшая трудиться многочисленных писцов, чтобы постоянно держать в порядке реестры распределения земель и расчеты налогов, оставила бы без внимания собственную столицу? Впрочем, мы знаем, что первым долгом каждого кальпуллека было хранить и, если надо, подновлять «картины», изображавшие его квартал и распределение земли между семьями.
К несчастью, ни один из этих документов не сохранился. В Национальном музее антропологии и истории Мехико имеется драгоценный фрагмент документа, составленного, надо полагать, вскоре после завоевания, — так называемый «План на бумаге из магея». Однако на сохранившейся его части изображена только малая часть города, расположенная к востоку от Тлателолько. Даже в таком виде план создает верное представление о структуре кварталов с одинаковыми по величине наделами, окруженными каналами и улицами и разрезанными большими проезжими дорогами. Напомню, просто чтобы не забыть, о грубом плане, приписываемом Кортесу, которым почти невозможно пользоваться, с детскими завитками и картинками, на котором селения, окружающие Мехико, появляются в обрамлении башен европейского типа.
С другой стороны, поскольку сооружения Теночтитлана сделались объектом вандализма, почти уникального в истории, во время осады и сразу же после сдачи последнего императора Куаутемока, теперь очень трудно с точностью определить, где находились открытые пространства и окружавшие их внушительные монументы, а также описать их. Мы можем опираться только на более или менее точные рассказы хронистов и результаты кое-каких раскопок, проводившихся в самом сердце современного города. Наконец, можно рассуждать по аналогии и воссоздать основные архитектурные черты мешиканских построек, взяв за основу ацтекские монументы вне столицы, пощаженные завоевателями, — в особенности пирамиду Тенайука, расположенную в десяти километрах от Мехико.
Центральная площадь Теночтитлана, похоже, почти точно совпадала с нынешней площадью Сокало в Мехико. Она имела форму прямоугольника 160 на 180 метров, короткие стороны которого противостояли друг другу на севере и на юге. С севера ее обрамляла часть ограды главного храма, над которой в этом месте возвышалась пирамида храма Солнца; с юга — канал, проходивший с востока на запад; с востока — дома, весьма вероятно, трехэтажные, где жили высокопоставленные особы; наконец, с запада — фасад императорского дворца Мотекусомы II, который стоял на месте нынешнего дворца президента республики. Дворец, ранее принадлежавший Ашайякатлю (1469–1481), где поселили испанцев после их прибытия в Мехико, находился сразу за домами знати, дальше к северу, и его западный фасад выходил на ограду главного храма. На эту просторную площадь можно было попасть по каналу, о котором говорилось выше, по Иштапалапанской дороге, проходившей вдоль дворца Мотекусомы и заканчивавшейся у южных ворот храма, наконец, по разным улицам. Тлакопанская дорога проходила примерно там же, где и нынешняя улица Такуба, и заканчивалась чуть к северу от площади, миновав дворец Ашайякатля, у западной стены храма.
Как земля современного Сокало, так и фундаменты окружающих ее зданий в буквальном смысле слова нашпигованы фрагментами ацтекских скульптур, статуй, памятников и барельефов. Некоторые из них удалось извлечь, в частности камень Тисока, знаменитый «ацтекский календарь» (Камень Солнца) и теокалли священной войны. Другие, местоположение которых известно, еще ждут извлечения на свет. Множество таких вещей, наверное, утрачены навсегда. Эта площадь, величественная и сегодня, с собором и президентским дворцом, хотя и подпорченная магазинами и торговыми центрами, должно быть, производила неизгладимое впечатление в правление Мотекусомы. Всё в ней создавало ощущение величия государства и религии, высшие инстанции которых соединялись в этом месте: белые фасады дворцов с террасами, покрытыми садами, толпа в пестрых одеждах, беспрестанно перетекающая между большими воротами, зубчатая стена теокалли и вырастающие друг над другом, точно череда недвижных великанов, башни, пирамиды богов, увенчанные разноцветными алтарями, с которых меж знамен из драгоценных перьев поднимались к небу облака благовоний. Стремление храмов ввысь сочеталось со спокойной приземленностью дворцов, словно чтобы чаяния народа и покровительство богов содействовали стабильности власти.
