Игорь Богданов - Unitas, или Краткая история туалета
«Нас поместили в деревянном флигеле, только что выстроенном прошедшею осенью: вода текла по стенам, и все комнаты были чрезвычайно сыры. В этом флигеле было два ряда больших комнат, по 5 или по 6 в каждом ряду; выходившие на улицу занимала я, а противоположные Великий Князь. В той комнате, которая должна была служить мне уборною, поместили моих девушек и камер- фрау с их служанками. Таким образом 17 человек должны были жить в одной комнате, в которой, правда, было три больших окна, но из которой не было другого выхода как чрез мою спальню, и женщины за всякою нуждою проходили мимо меня, что вовсе не было удобно ни для них, ни для меня. Я никогда не видала такого нелепого расположения комнат; но мы обязаны были терпеть эти неудобства. Вдобавок они обедали в одной из моих передних комнат. Я приехала в Москву больная и, чтобы как-нибудь устроиться получше, велела достать большие ширмы и разделила спальню свою натрое; но от этого почти не было никакой пользы, потому что двери беспрерывно растворялись и затворялись, и этого избежать было невозможно. Наконец на десятый день меня навестила Императрица. Заметив беспрестанную беготню, она вышла в другую комнату и сказала моим женщинам: "Я прикажу сделать другой выход, чтобы Вы перестали таскаться через спальню В[еликой] Княгини". Но что же она сделала? Приказала прорубить наружную стену и таким образом уничтожила одно из окон этой комнаты, где и без того 17 человек с трудом помещались. В комнате устроился коридор, окно, выходившее на улицу, обратилось в дверь, к которой приделали лестницу, и женщины мои должны были ходить улицею. Под их окнами устроили для них отхожие места; обедать они опять должны были идти улицею. Одним словом, распоряжение это было никуда не годно, так что я не понимаю, как эти 17 женщин, из которых иные были нездоровы, могли жить в такой тесноте и не занемогли гнилою горячкою, и все это возле самой моей спальни».
В подобных обстоятельствах и рождались выражения вроде «отдать долг природе».
Про Екатерину II говорили, будто она в определенных обстоятельствах не очень-то церемонилась и нередко принимала посетителей, выглядывая из-за шторки и сидя при этом на «нужном» месте. Якобы она и умерла на нужнике, о чем было известно А. С. Пушкину:
Старушка милая жила
Приятно и немного блудно,
Вольтеру первый друг была,
Наказ писала, флоты жгла,
И умерла, садясь на судно.
Уборной уже ближе к концу века называли и комнату, в которой приводили себя в порядок мужчины. Вот Цитата из книги В. Ф. Ходасевича «Державин»: «Утром 11 июля граф (Г. А. Потемкин. —И. Б.) сидел у себя в уборной: его причесывали». Туалетной же называли комнату отдыха, где встречались в узком кругу друзей. Вот еще одна цитата из той же книги: «Там, в небольшой туалетной комнате, за чашкою кофе обсуждались проекты благодетельных и просвещенных реформ».
Подробное описание питерских отхожих мест XVIII века нам оставил отнюдь не соотечественник, а капитан японской шхуны Дайкокуя Кодаю. Потерпев кораблекрушение близ берегов России в 1791 году, он был привезен в Петербург. После возвращения на родину Кодаю был подвергнут тщательному допросу и дал письменные свидетельства о разнообразных сторонах русской действительности. Книга показаний Кодаю, составленная Кацурагавой Хосю, долго хранилась за семью печатями. Вот отрывок из этой книги:
«Уборные называются [по-русски] нудзуне или нудзунти [нужник]. Даже в 4—5-этажных домах нужники имеются на каждом этаже. Они устраиваются в углу дома, снаружи огораживаются двух-трехслойной [стенкой], чтобы оттуда не проникал дурной запах. Вверху устраивается труба вроде дымовой, в середине она обложена медью, конец [трубы] выступает высоко над крышей, и через нее выходит плохой запах. В отличие от дымовой трубы в ней посредине нет заслонки, и поэтому для защиты от дождя над трубой делается медный навес вроде зонтика. Над полом в нужнике имеется сиденье вроде ящика высотой 1 сяку 4—5 сунов (сяку = 30,3 см или 37,8 см; 1 сун — 3,03 см, т. е. высота «ящика» была 45—50 см. —И. Б.). В этом [сиденье] вверху прорезано отверстие овальной формы, края которого закругляются и выстругиваются до полной гладкости. При нужде усаживаются поудобнее на это отверстие, так чтобы в него попадали и заднее и переднее тайное место, и так отправляют нужду. Такое [устройство] объясняется тем, что [в России] штаны надеваются очень туго, так что сидеть на корточках, как делают у нас, неудобно. Для детей устраиваются специальные сиденья пониже. Нужники бывают большие с четырьмя и пятью отверстиями, так что одновременно могут пользоваться три-четыре человека. У благородных людей даже в уборных бывают печи, чтобы не мерзнуть (...) Под отверстиями сделаны большие воронки из меди, [а дальше] имеется большая вертикальная труба, в которую все стекает из этих воронок, а оттуда идет в большую выгребную яму, которая выкопана глубоко под домом и обложена камнем. Испражнения выгребают самые подлые люди за плату. Плата с людей среднего сословия и выше — по 25 рублей серебром с человека в год. Очистка производится один раз в месяц после полуночи, когда на улицах мало народа. Все это затем погружается на суда, отвозится в море на 2—3 версты и там выбрасывается».
Это весьма точное описание распространенного в XVIII веке питерского нужника, но японец побывал и в деревне:
«Конечно, так делается только в столице. Люди ниже среднего сословия платят за очистку [нужников] по-разному. В захолустных местах, где не людно, очистка иногда производится и с вечера, но до заката солнца этого нигде не делают (...) В деревнях под уборными ничего не устраивается и испражнения скармливаются свиньям. А зимой кал смерзается, как камень, целый кучами. Его раскалывают на куски и выбрасывают в реку».
Пройдет ровно двести лет, и в 1991 году Тимур Кибиров опишет тоже самое, происходившее в наше время:
Он приходил с киркой и открывал дверь небольшую под крыльцом, и долго стучал, и бормотал, и напевал. А после желто-бурые осколки. На санки из дюраля нагружал. И увозил куда-то, глядя волком. Из-под солдатской шапки...
Отхожие места для представителей императорской фамилии были сродни дворцам. Между левой частью возведенного Джакомо Кваренги в Царском Селе в 1800 году Александровского дворца и Кухонным корпусом приютился небольшой павильон в стиле классицизма с куполом и двухколонным портиком. Этот элегантный нужник, шедевр архитектуры, оказался прямо под окном будуара Александры Федоровны, которая перебралась в левое крыло, где были устроены ее покои. Императрица не потерпела под окнами отхожее место, пусть и выстроенное выдающимся зодчим, и павильон был снесен.
При царях и царицах родилось и такое выражение: «место, куда царь пешком ходит». И при них же появилась и одна из первых классических настенных надписей:
Для царя здесь кабинет,
Для царицы спальня,
Для сохатого буфет,
Для Ивана ...альня.
Строки об уборной как спальне царицы и кормушке лося уходят корнями в эпоху ритуальных песен. Понадобились же «сочинителю» три первые строки только для того, чтобы подчеркнуть, что Иван время от времени делает то же, что и царь, который на троне принимает ту же позу, что и в нужнике.
Другое дело, что никак царь с Иваном не могли встретиться в одном и том же «кабинете», а Иван должен был радоваться еще и тому, что царю не случилось прочесть вышеприведенные строки.
3. КЛОЗЕТЫ, ВАТЕРКЛОЗЕТЫ СОРТИРЫ
Цивилизация начинается с канализации.
Сантехник – аноним
В XIX веке появились новые слова для обозначения туалета. Слово «уборная», перекочевавшее из XVIII столетия, по-прежнему обозначало помещение для одевания. («Уборная — комната, в коей одеваются, убираются, наряжаются, моются, притираются», — читаем у В. И. Даля.). Император Александр III жил в Петергофе в маленьком дворце, занимая наверху две очень маленькие комнаты, воспоминаниям современника, «лица, являвшиеся с вкладом к императору, для того чтобы пройти в его капнет, должны были проходить через его уборную, где годились костюмы государя и вообще все принадлежости уборной». Современники А. С. Пушкина правильно понимали следующие строки, которые по причине употребленного в них вышеприведенного слова у современного человека могли бы вызвать недоумение: Он три часа по крайней мере Пред зеркалами проводил И из уборной выходил Подобный ветреной Венере.
А вот слово «туалет» имело несколько значений, только не то, которое известно нам сегодня: женский ряд, или приведение в порядок своего внешнего вида («совершать туалет»), или столик с зеркалом, за которым причесываются и наводят красоту. Тот же Пушкин в том же «Евгении Онегине» пишет о своем герое:
В последнем вкусе туалетом
Заняв ваш любопытный взгляд,
