Павел Федоров - Встречный ветер
Взмахнув рассыпавшимися на плечах косами, девушка повернулась и побежала навстречу Насте.
Глава десятая
Еще в детские годы Миша Ромашков тайно от родителей и школьных учителей завел себе дневник. Оставаясь наедине, он доставал из укромного местечка свои книжечки, просматривал и продолжал записывать все, что интересовало и тревожило его юношеское воображение. Со временем это вошло в привычку. Однако в последующие годы дневник велся неаккуратно. Вспомнил о заветных страничках во время службы на Курильских островах после трагического шторма. Несколько подмоченных записных книжек с расплывшимися на страничках буквами, когда он их бережно разгладил, высушил и перечитал, оказались самым дорогим воспоминанием о прошедшей юности.
На этих страничках с выцветшими чернилами жил со своими несуразными фантазиями и Петя Пыжиков, тихонько таскавший у отца папироски и клятвенно жевавший хлебные крошки, и какая-то девчонка Райка с косичками, как пеньковые веревочки, за которые часто дергали озорные мальчишки. Михаил перечитал тогда все - от первой до последней строчки.
На другой же день была заведена новая тетрадь - более объемистая, в твердом переплете, куда и стал Михаил записывать, правда не так регулярно, свои зрелые размышления.
"Вот уже прошло несколько месяцев, как мы прибыли с Петром на новое место службы. Застава находится на берегу моря, в горле крутобокого скалистого ущелья дикой и первозданной красоты. Место глуховатое и не совсем обжитое. Пыжикову оно не нравится, а я в восторге от него и от людей, с которыми мне приходится охранять границу. Но жизнь - штука сложная и не всегда течет ровно и гладко. Историю с сержантом Нестеровым я уже подробно описал. Однако продолжаю за ним наблюдать. Вот уже почти пять месяцев он командует отделением. Его солдаты хорошо несут службу и занимают первое место по боевой подготовке. Как мы этого добились? Последовательных записей я, к сожалению, не вел. Некогда. Восстанавливаю отрывочно, по памяти. Мы много говорим о воспитании, но часто действуем по какому-то укоренившемуся шаблону, а главное, недостаточно изучаем своих людей и мало используем накопившийся опыт. Я недавно вспомнил одну лекцию, которую нам читал еще в училище подполковник А. Лектор был человек начитанный и не скучный. Мысли свои излагал он доходчиво и просто. Он говорил, что наука о воспитании человеческого характера является самой сложной и трудной из всех существующих в мире наук.
Из этой лекции я тогда усвоил, что самое главное - это хорошо знать человеческий характер. Дело, конечно, не легкое, но именно с этого я начал свою офицерскую службу. До того, как приступать к воспитанию молодых, незнакомых мне солдат, я должен знать, что каждый из себя представляет и на что способен. Остальное уже зависит от моего подхода и метода, а главное, от накопленного опыта, которого у нас еще очень недостает. Первое столкновение с младшим сержантом Нестеровым в конюшне дало первый толчок моим мыслям. Я понял, что характер у парня крутой, сложный, но человек он прямой, честный и к тому же чувствительный.
Вечером, беседуя с ним наедине, я выяснил, что он умеет плотничать и класть печи. Этому ремеслу он с детства научился от своего дедушки. До службы в армии с пятнадцати лет работал в колхозе. Он с гордостью рассказывал, какие он может делать печки.
- А вот мы построим баню, а вы сложите печь, - сказал я ему, чувствуя, что руки его давно уже соскучились по такой работе.
- Могу попробовать, - ответил он неопределенно.
- Мы баню строим не для пробы, а хотим в ней мыться.
- Понимаю, товарищ капитан. Постараюсь.
- Это должна быть самая лучшая печь. Сделайте чертеж и посоветуйтесь с теткой Ефимьей. Это ее хозяйство.
- Слушаюсь.
Через несколько дней мы рассмотрели чертеж, обсудили, кое-что поправили и утвердили. Печь получилась на славу. Без навязчивости и мелкой опеки я постоянно заставлял Нестерова самостоятельно мыслить и видеть результаты своего труда.
- Покажите, товарищ Нестеров, конспекты ваших занятий.
Он подает тетрадь и смущенно краснеет. Тетрадь измята, записи сделаны небрежно. Торопливый, неразборчивый почерк. Я нарочно достаю свою, чистую, исписанную мелким, убористым почерком, и для наглядного сравнения кладу их рядом. Вижу, что сержант начинает ерзать на стуле. А я спокойно, будто ничего не произошло, перелистываю то одну, то другую. Делаю замечания только по существу написанного, вношу свои поправки, а об остальном ни единого слова. А через два дня я вхожу в комнату, где Нестеров проводит занятия, и вижу в его руках новую чистую тетрадь с четко написанным текстом. Так я постепенно убедился, что излишние и многословные наставления при воспитании людей не только не нужны, но и вредны. Они надоедают и превращаются в малодейственный шаблон. Авторитет офицера, начальника укрепляется только на личном примере, в постоянном напряженном труде.
В памятный день нашего приезда на заставу здесь проходили занятия по боевой стрельбе.
Разволнованный событиями дня, младший сержант Нестеров не выполнил задания. Плохо стрелял и секретарь комсомольской организации сержант Батурин. Да и вообще вся застава стреляла неважно.
Пришлось и нам с Петром держать своеобразный экзамен. Я выполнил упражнение, а Пыжиков разгорячился и промазал.
- Вот такие-то, товарищ капитан, дела, - когда окончились стрельбы, обращаясь ко мне, проговорил майор Рокотов и, распрощавшись, уехал, не сделав больше никаких замечаний.
На другой день я вызвал сержанта Батурина и сказал, что личный состав нашей заставы состоит на девяносто процентов из комсомольцев, а он как секретарь бюро, видимо, умеет только произносить речи, но сам стреляет плохо.
- Как это получается?
- Раньше я хорошо стрелял, - попробовал он оправдаться.
- Мне об этом неизвестно, - сказал я резко.
- Всякое бывает, товарищ капитан, - ответил он с лукавинкой.
- Что вы имеете в виду?
- Старший лейтенант тоже не выполнил... Со всеми случается.
- Он стрелял не зачетную, а так... в порядке тренировки, - пытался я выгородить офицера. - И притом мы только что с дороги. А кроме того, вам не следовало бы так говорить. Речь идет о вас. Вы - тоже командир.
- Виноват. Я понимаю. Но вы тоже с дороги, а стрельнули отлично.
- Для меня это совсем не важно. А вот для вас, да!
Мне хотелось иметь деловой разговор, но я говорил неубедительно, резким и повышенным тоном. Где-то глубоко в сознании меня тревожила мысль, что, говоря о Пыжикове, сержант задевал и мою офицерскую честь. Над этим стоило подумать.
Правда, Батурин понял, что кивком на старшего лейтенанта он ставит меня и себя в глупое положение, извинился и пообещал выправиться.
Младшему сержанту Нестерову я никаких замечаний не сделал, полагая, что в тот первый день нашего знакомства он имел достаточно передряг со своим горьким рапортом и лошадью. Я был уверен, что все его причуды и промахи по службе идут от неправильной постановки воспитания.
Однако мое молчание он понял совсем иначе, принял его ближе к сердцу, чем я думал.
Спустя какое-то время, после основательной боевой подготовки, вся застава стреляла вновь и выполнила задание на "хорошо", а Нестеров и Батурин - на "отлично".
После обеда наша замечательная тетка Ефимья принесла мне белье и "устное приказание" отправиться в баню. Я был "обходительный" и "свойский", как она говорила, тем более что с женой капитана Земцова тетка Ефимья имела свои чисто женские конфликты по банно-прачечным делам. Здесь же я должен сказать, что благодаря заботам тетки Ефимьи быт заставы заметно менялся в лучшую сторону.
С такими мыслями я вошел в раздевалку и услышал яростное шлепанье и какие-то блаженные выкрики. Открыл дверь, но тут же захлопнул ее. Мне так ошпарило лицо горячим воздухом, что я вынужден был зажмурить глаза. Я сам люблю похлестать себя веником, однако Нестеров парился истинно по-северному. Спустя несколько минут он выскочил в предбанник, похожий на вареного рака, и плюхнулся на деревянную скамью. Отдышавшись, сказал:
- Извините, товарищ капитан, что задерживаю. Злой дух из себя вышибал маненько.
- Какой это еще дух? - засмеялся я.
- С паром вся смерда вылетает, а добро остается. Так у нас на Севере говорят. Хорошо веником себя постегать. Только со мной никто не спорок, вот я один и задержался.
- Парься на здоровье!
- Спасибо. Но я уже закончил. Ополоснусь - и шабаш.
Банная обстановка всегда размягчает любую натуру, создает какое-то особое настроение и располагает к откровенности. Мы уже вымылись и оделись. Разговор завязался вокруг стрельбы. Нестеров, держа сапог за ушко, вспомнил свои прошлые неудачи и, между прочим, спросил:
- Почему, товарищ капитан, вы тогда за мой промах ничего не сказали?
- Полагал, что ты сильно волновался. День для тебя был нелегкий, Нестеров.
