Роберт Бартлетт - Становление Европы: Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950 — 1350 гг.

Определение обособленности и принадлежности к чуждому миру для западноевропейских идеологов XII века включало не только сопоставление по линии христианин-нехристианин, но также по линии цивилизация-варварство, причем два этих критерия зачастую дополняли и усиливали друг друга. Валлийцы были «грубые и необузданные» и следовательно, «исповедовали веру в Христа только на словах, а в реальной жизни и своих обычаях его отрицали»{26}. К русским, которые «исповедуют Христа только на словах, а на деле его отрицают», отношение было такое же, как к другим «примитивным славянам» и «диким народам нецивилизованного варварства»{27}. Все это заставляет думать, что одной приверженности латинскому церковному обряду и подчинения Риму еще было недостаточно для того, чтобы считаться полноправным членом христианского сообщества (ecclesia). Завоевывая окружающие и отличные от них государства, жители франкской Европы обнаруживали там и нехристиан (как в Восточной Европе и Средиземноморье), и местные разновидности христианской веры (как в кельтских странах). И если они не видели в христианских государствах сходства со своими социальными и правовыми институтами, то их естественной реакцией было относиться к обоим этим явлениям как к одинаково чуждым. Экспансия Высокого Средневековья означала не только расширение границ латинского христианства, но и территориальное распространение определенного типа общественного устройства. Это общество самоидентифицировалось как римское, или христианское, одновременно считая кельтский мир чуждым себе. К XI веку термином «латинское христианство» следует обозначать не только принадлежность к определенной церкви или подчинение определенной церковной иерархии, но и определенный тип общества.

2. АРИСТОКРАТИЧЕСКАЯ ДИАСПОРА

«Благородный рыцарь, в силу своей доблести и тщания, очень часто добивается большого богатства и больших приобретений. И многие из них стали коронованными правителями, другие же имеют несметные богатства и невиданные владения»{28}.

Одним из самых поразительных проявлений экспансии X–XIII веков стало перемещение западноевропейской аристократии из родных мест в новые земли, где она оседала и, при удачном стечении обстоятельств, приумножала свои богатства. Эти иммигранты в большинстве случаев были родом из бывшей империи Каролингов. Нормандцы по происхождению становились феодалами в Англии, Уэльсе, Шотландии и Ирландии, а на юге — в Италии и на Сицилии, Испании и Сирии. Лотарингские рыцари оседали в Палестине, бургундские — в Кастилии, саксонские — в Польше, Пруссии и Ливонии. Фламандцы, пикардийцы, пуатевинцы, провансальцы и ломбардцы пустились в путь, кто по суше, кто по морю, и тот, кому доводилось уцелеть, мог обрести новое могущество в незнакомой и экзотической стороне. Один нормандский искатель приключений стал властителем Таррагоны, а род из Пуату заполучил корону Кипра.

Этот период в истории аристократической диаспоры совпал с великой эпохой крестовых походов, и для многих именно со святого креста и началось переселение. Однако этим история не исчерпывается. В некоторых местах, в первую очередь на Британских островах и в христианских королевствах Восточной Европы, появление и расселение иммигрантов знатного происхождения шло независимо от крестоносцев. В других регионах, таких, как Испания или земли язычников-вендов, институты и идеология крестоносцев вышли на арену в тот момент, когда фактически уже полным ходом шел захват земель местными военными предводителями. В Южной Италии нормандцы действительно предприняли поход на Сицилию, дабы под папским знаменем и с папского благословения изгнать мусульман, но к тому времени они уже закрепились на своей базе в Южной Италии благодаря готовности сражаться с кем угодно — и римлянами, и греками, и мусульманами, и даже с самим папой. Для историка довольно сложно определить взаимосвязь между религиозным пылом первого крестового похода и вполне корыстной экспансионистской политикой, приверженность которой уже наглядно продемонстрировала светская аристократия Западной Европы.

Многие знатные семейства участвовали не в одном таком захватническом походе, будь то крестовый поход или просто военная кампания. Жуанвили из Шампани — вот один из хорошо известных примеров подобного рода{29}. Имя этого дома известно благодаря тому, что в 1233–1317 годах во главе его стоял Жан Жуанвиль, друг и биограф Людовика Святого (Людовика IX Французского). Фамилия Жуанвилей обосновалась в Шампани давно, первое письменное упоминание о ней относится уже к XI веку. Это были типичные франки-аристократы, их родовой замок стоял в Жуанвиле на реке Марне, они были участниками нескончаемых междоусобных войн того времени, чередовали пожертвования местным церквям с их разграблением, служили и вступали в брачные узы с такими великими фамилиями Шампани, как Бриенны, и медленно, но верно наращивали свое богатство и влияние. Такова была история и многих других аристократических родов.

Первым владельцем Жуанвиля, о чьей деятельности сохранились достаточно полные сведения, был Готфрид III. Впервые его имя упоминается в 1127 году рядом с именем графа Шампани. Он прожил долгую жизнь и скончался в 1188 году. Готфрид служил сенешалем Шампани, был патроном новых монашеских орденов и, если исходить из источников, первым в своем роду участвовал в крестовых походах — он сопровождал графа во втором крестовом походе 1147 года. Участие в крестовых походах вскоре стало семейной традицией. Сын Готфрида III, Готфрид IV Жуанвиль, участвовал в осаде Акры в ходе третьего крестового похода, где и умер в 1190 году в окружении своих шампанских рыцарей. Его старший сын и наследник, Готфрид V, находившийся рядом с отцом во Святой земле в момент его смерти, тоже питал страсть к крестовым походам. Проведя 90-е годы во Франции — в качестве сенешаля Шампани, то есть на важной должности в феодальной иерархии того десятилетия, он вместе с братом Робертом в 1199 году в Экри (Шампань) на большом турнире крестоносцев принял крест. Ни одному из них не суждено было вернуться. Готфрид был в числе предводителей объединенной армии крестоносцев в Венеции, но отказался двинуть свой отряд на Константинополь и с небольшим войском направился в Святую землю. Умер он в Сирии в 1203 или 1204 году в Крак-де-Шевалье. Его брата Роберта другой волной занесло в противоположном направлении. Он отправился на юг Италии со своим родственником и земляком Вальтером, графом Бриеннским, который надеялся, прежде чем двинуться на Восток, утвердиться в своих правах на обретенную там землю и власть. В ходе кампании Вальтер пал в сражении при Апулии, а Роберт, судя по всему, разделил его участь; во всяком случае, к 1203 году его в живых уже не было. Еще один из братьев стал тамплиером. Крестовые походы собрали свою жатву с мужской половины рода Жуанвилей.

Наследником владений Жуанвилей в 1204 году стал Симон, отец того самого биографа Людовика Святого. Он добился наследования должности сенешаля Шампани, был дважды женат довольно авантюрным образом, причем один раз — на наследнице из соседней части империи, основывал в своих владениях новые города и дважды участвовал в крестовых походах, в 1209 году — против еретической секты альбигойцев на юге Франции и в 1219–1220 гг. — в Дамиетгской кампании в Египте Иоанна де Бриенна, титулярного короля Иерусалима. От второй жены, Беатрисы, дочери графа Бургундского, у Симона де Жуанвиля осталось четверо сыновей. Старший из них, Жан, унаследовал положение, земельную собственность и должность сенешаля, стал близким другом Людовика Святого, сопровождал его в Египет и Святую землю в 1248–1254 гг. и после смерти короля в 1270 году приложил усилия к увековечению его памяти. В 1297 году он стал свидетелем канонизации Людовика, в 1309 году завершил «Историю Людовика Святого» ив 1317 году скончался.

Восходящей была и звезда других членов семьи. Когда Жан Жуанвиль в 1248 году отправился в крестовый поход, прощальный пир в его честь устроил его младший брат Готфрид. На тот момент в собственности Готфрида находилось только одно поместье Жуанвилей — Вокулер. К возвращению брата из Святой земли в 1254 году он успел сделать целое состояние. Ключом к успеху, как во многих других случаях, стала женитьба на богатой наследнице, что, в свою очередь, стало возможным благодаря обширным семейным связям. Эти связи можно охарактеризовать одной фразой, которая, впрочем, заслуживает внимательного осмысления: муж сводной сестры Готфрида приходился дядюшкой королеве Англии. Связующим звеном между Жуанвилями и английской королевской фамилией была Савойская династия. Этот княжеский дом служил необходимой промежуточной ступенью между крупными сеньорами в лице Жуанвилеи и королевским двором. Решающей фигурой в этом построении и стал Петр Савойский, дядя королевы Английской Элеоноры, который в 1240 году получил земли графства Ричмонд. Благодаря доступу к монаршему уху он мог влиять на те или иные решения по поводу замужества богатых наследниц, а одной из самых богатых оказалась Матильда, внучка Вальтера де Ласи, лорда Мита. Петр Савойский уже однажды сговаривался о ее браке с одним из своих родственников, однако в тот раз жених безвременно скончался, снова сделав Матильду девицей на выданье. Где-то между 1249 и 1252 годами она стала женой Готфрида Жуанвиля.