Валерий Соловей - Несостоявшаяся революция
В течение последних пятнадцати лет, по мере стремительного изменения социальной реальности, «великая и ужасная» российская интеллигенция не только пережила тотальное банкротство своих взглядов, убеждений и амбиций, но и социально разложилась. Однако, сойдя с российской исторической сцены, эта группа оставила инерцию в виде культурных норм и ценностных суждений, в том числе касающихся русской этничности и русского национализма. Мертвый хватает живого, что хорошо заметно в тех сферах, где либеральная интеллигенция сохраняет влияние, в частности в масс-медиа.
Итак, критика русского национализма оказалась оскорблением и уничижением русских как таковых. В либеральном дискурсе русскость возведена в ранг метафизической сущности с негативными атрибутами, один из которых — национализм. Этот взгляд можно выразить парафразом евангельской фразы: разве может что-нибудь хорошее исходить от русских и России?
Бороться с господствующей культурной аксиоматикой — занятие нервное и, главное, не очень перспективное, что демонстрируется бесплодностью многолетних усилий советской «почвеннической» интеллигенции по реабилитации «русской темы». Антирусские культурные и идеологические презумпции начали рассыпаться под давлением жизни и обстоятельств. В том числе происходит такое важное изменение, как исчезновение интеллигенции в качестве субъекта социального действия, важного фактора культурно-идеологической жизни, источника культурных норм и ценностных суждений. Российская интеллигенция не только пережила тотальное банкротство своих взглядов, убеждений и амбиций, но и социально разложилась. Как объект исследования она не представляет более актуального интереса и все очевиднее отходит в область истории — истории как прошлого, и истории как науки.
Тот же масштабный и драматичный социальный процесс, который уничтожил интеллигенцию, одновременно восстанавливает в праве гражданства русский национализм и русскую этничность (этничность — в большей степени, национализм — в меньшей). Русский национализм и русская этничность не нуждаются в исторической реабилитации — их реабилитирует сама жизнь. Первоочередной вопрос, стоящий сегодня на повестке дня, — это вопрос их адекватного понимания. Из сферы культуры и идеологии рассмотрение национализма должно быть перенесено в интеллектуальную плоскость, в противном случае мы рискуем остаться в плену культурной и идеологической инерции, прозевав рождение новых тенденций и исторических смыслов.
Цель и ракурс исследования
Замысел нашей книги в том, чтобы рассмотреть русский национализм как преимущественно научную проблему, по возможности минимизировав культурно-идеологические аспект его изучения. Методологическим ключом послужит контекстуальный подход к русскому национализму, то есть анализ его места, роли и функций в конкретных исторических обстоятельствах менявшейся России, а не поиск неизменной — позитивной или негативной — сущности национализма. Хотя в качестве такой сущности можно представить идеологическое ядро национализма42, само по себе оно ничего не говорит о меняющихся исторических смыслах национализма. Таковые могут быть прочитаны и поняты только контекстуально.
42 См., например: Коротеева В. В. Указ. соч. С. 10; Малахов В. С. Указ. соч. С.39, 124.
И пусть такой подход, как говаривал один из булгаковских героев, не бином Ньютона, его применение к рассмотрению русского национализма в протяженной исторической перспективе и в современной нам ситуации откроет совершенно новую и непривычную картину. Русский национализм окажется вовсе не тем, за что его принимали, и не таким, каким его представляли. Он не будет лучше или хуже (воздержимся от ценностных суждений) — он будет другим.
43 См.: Соловей В. Д. «Память»: история, идеология, политическая практика // Русское дело сегодня. Книга 1. «Память». М., 1991; Он же. Современный русский национализм: идейно-политическая классификация // Общественные науки и современность. 1992. №2; Он же. Русское национальное движение 60-80-х годов XX века в освещении зарубежной историографии // Отечественная история. 1993. №2; Он же. Эволюция современного русского национализма // Русский народ: историческая судьба в XX веке. М., 1993; Он же. Русский национализм и власть в эпоху Горбачева // Межнациональные отношения в России и СНГ. Семинар Московского Центра Карнеги. Вып. 1: доклады 1993-1994 гг. / Под ред. П. Гобла и Г. Бордюгова. М., 1994; Он же. Война в Чечне и российская оппозиция // Кентавр. 1995. № 5; Он же. Фашизм в России: концептуальные подходы //Демократия и фашизм / Современный политический лексикон. Вып. 5. М., 1996; Он же. Перспективы русского национализма в свете парламентских выборов // Партийно-политические элиты и электоральные процессы в России / Аналитические обозрения Центра комплексных социальных исследований и маркетинга. Серия: Политология. М., 1996. Вып. 3; Он же. Коммунистическая и националистическая оппозиция в контексте посткоммунистической трансформации России // Россия политическая / Под общ. ред. Л. Шевцовой; Московский Центр Карнеги. М., 1998; Он же. Консервативная ниша в российской политике // С верой в Россию. Российский консерватизм: история, теория, современность. М, 1999; Он же. Национал-радикализм // Политические партии России: история и современность. Учебник / Под ред. А. И. Зевелева, В. В. Шелохаева, Ю. П. Свириденко (отв. редакторы) и др. М., 2000 и др.
В нашем труде мы попытаемся охватить русский национализм на протяжении двух веков его существования. Но при этом книга носит не обзорный и описательный, а концептуальный и обобщающий характер. Это не классическое исследование политической и культурной истории, а работа в жанре исторической социологии. В ней не рассматриваются подробно история русского национализма и его основные политические проявления, не анализируются в деталях идеологические формулы и программы русских националистических партий, движений и групп. Не частности и исключения, а ведущие тенденции, логика и смыслы национализма на протяжении сменявших друг друга исторических эпох — вот что находится в фокусе авторской оптики. Тем более что, отдав во время оно изрядную дань скрупулезному историческому анализу43, мы смогли убедиться, что не так уж много он дает для понимания русского национализма и его динамики. Поэтому книга написана широкими импрессионистскими мазками, без тщательного выписывания деталей. Как за деревьями не видно леса, так избыток исторических нюансов и деталей лишь скрывает абрис изучаемого объекта.
Книга даже вскользь не касается русского национализма в эмиграции, на что имеется основательная причина. Остававшийся вещью в себе, он был не в состоянии повлиять на динамику русского национализма в СССР. Когда же информация об эмиграции (с конца 80-х годов прошлого века) стала проникать в советское общество, выяснилось, что все без исключения политико-идеологические формулы, предлагавшиеся эмигрантским нацонализмом, совершенно недееспособны, не находят у русских СССР даже малейшего отклика.
Если эмигрантский национализм и представляет аналитический интерес, то исключительно как выморочный вариант русского национализма. Задолго до советской перестройки он ярко продемонстрировал бессмысленность и обреченность идеологических исканий в том русле, по которому немалая часть русских националистов двинулась в конце 80-х — 90-е годы XX в.
Раздел I
РУССКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ В СТАРОЙ ИМПЕРИИ
Глава 1
НЕРУССКАЯ ИМПЕРИЯ
Характеризуя культурно-историческую ситуацию, в которой возник и долгое время развивался русский национализм, сразу же зафиксируем два принципиальных положения. Первое: именно русским принадлежит ключевая роль в формировании государства Россия, которое поэтому можно уверенно называть государством русского народа. Современная этнологическая наука указывает на решающее значение так называемых «этнических ядер» — численно, политически и культурно доминировавших этнических групп — в образовании наций и государств. В этом смысле Российская империя (в том числе в ее советской оболочке) была результатом исторического творчества, прежде всего, русского народа, проекцией его витальной силы. Второе положение: русский народ и империя находились в диалектических отношениях единства и вражды. А сейчас раскроем эти тезисы.
Налицо прямая зависимость между ростом великорусского населения и динамикой формирования территориального тела империи. Только между серединой XVI в. и концом XVII в. Московия в среднем ежегодно (150 лет подряд!) приобретала земли, равные площади современной Голландии. К началу XVII в. Московское государство равнялось по площади всей остальной Европе, а присоединенная в первой половине XVII в. Сибирь по масштабу вдвое превышала площадь Европы. К середине XVII в. Россия стала самым большим государством в мире, а к середине XVIII в. территория Российской империи в сравнении с Московским княжеством начала правления Ивана III увеличилась более чем в 50 раз, составив шестую часть обитаемой суши.
