Николай Пушкарев - ГРУ: вымыслы и реальность
Со временем я стал неплохо разбираться в арабских сообщениях, которые к нам поступали с Ближнего Востока, особенно из Ирака, Египта, Саудовской Аравии и Арабских Эмиратов.
Постепенно я стал пользоваться авторитетом среди своих коллег. Ко мне обращались за помощью молодые офицеры, и я им всячески помогал. Каждый день с раннего утра и до поздней ночи я был занят службой и арабским языком. Командиры замечали мое трудолюбие и всячески меня поддерживали. К тому же с накалением военно-политической обстановки на Ближнем Востоке каждый офицер со знанием арабского языка становился на вес золота. С Египтом был подписан военно-политический договор, и наш Военно-морской флот в количестве 49 боевых кораблей был направлен в Средиземное море. Израиль наращивал свою военную мощь за счет Соединенных Штатов Америки. Все жестче становилось противостояние между Израилем и большей частью арабских стран, особенно Египтом, Сирией, Иорданией, а в какой-то мере и с Ираком.
Вскоре начался открытый военный конфликт между Израилем, Египтом и Сирией. Офицеры нашего отдела, в который регулярно поступала тревожная информация с Ближнего Востока, бдительно следили за развитием военных событий.
Война началась. С обеих сторон поступали сообщения о жертвах, как военных, так и гражданских. Взаимно уничтожалась военная техника и вся прилегающая инфраструктура. В эти тяжелые дни для Советского Союза мы, офицеры спецслужбы, работали сутками, не покидая своих «боевых позиций». В войсковой части начал выпускаться «Боевой листок», в котором отмечались успехи отличившихся офицеров в решении вопросов, стоящих перед спецслужбами.
Информация о событиях на Арабском Востоке, поступающая со всех концов мира, нарастала как снежный ком. Необходимые сведения поступали от военных атташе, находившихся при советских посольствах, от Военно-воздушной разведки и Военно-космической разведки, а также от армии, дивизий и отдельных полков и соединений, находящихся за рубежом. К обилию такой информации все были готовы, даже те технические средства, которые мы заранее смонтировали и опробовали.
Я продолжал совершенствовать свои знания арабского языка. В то же время в службу начали прибывать опытные переводчики арабского языка, часть из которых уже побывала на Ближнем Востоке, в так называемых спецкомандировках. Их отличное знание языка облегчало нам работу.
Нежданно-негаданно я получаю новый приказ от командира части генерала Юлусова Е.А. Он объявил мне, что я буду продолжать изучать арабский язык в другом учебном заведении, и вручил мне письмо с указанием адреса Военного института.
ВОЕННЫЙ ИНСТИТУТ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ
Мне было приказано явиться к 9 часам утра. Институт располагался в нескольких шагах от станции метро «Бауманская». Я быстро нашел его и прибыл за несколько минут до указанного времени. С письмом и удостоверением офицера ГРУ меня пропустили к начальнику Военного института генерал-полковнику Андрееву.
Докладываю как положено: старший лейтенант Н.Ф. Пушкарев войсковой части за таким-то номером прибыл в ваше распоряжение. Подаю в руки пакет, он вскрывает его, бегло читает, а затем нажимает внизу стола кнопку, и через минуту входит высокий, с большими залысинами, полковник Тимофеев. Генерал дает ему указание: вот этого офицера из ГРУ, указал он на меня рукой, в течение года, максимум — двух лет, надо обучить арабскому языку для выполнения им специального задания в одной из арабских стран. Полковник только ответил: «Есть обучить!» и спросил разрешение для выполнения приказа.
Из кабинета генерала мы вышли молча, прошли в кабинет полковника. По прямому телефону он кого-то вызывает, при этом разговор ведет на арабском языке. Входит молодой капитан. Полковник представляет меня ему и говорит: «Вам, капитан Майбуров, предстоит обучить арабскому языку лейтенанта из ГРУ». Он не назвал мою фамилию и настоящее мое звание. Может быть, потому, что я прибыл в институт в гражданском костюме, как мне было приказано моим генералом.
Капитан Майбуров повел меня в другой кабинет, в котором находились преподаватели арабской кафедры. Лишних вопросов не задавали, так как о ГРУ не принято выспрашивать какую-либо информацию. Они проверили мои познания в арабском языке, раскритиковали мое произношение и пришли к заключению, что меня можно подключить к занятиям на 2-м курсе вместе с основными курсантами. Но здесь возник деликатный вопрос: ходить ли мне в форме старшего лейтенанта, что рядовых курсантов могло смутить, или же посещать занятия в гражданском костюме. Разумеется, последнее меня больше устраивало. Решили, что я утром доложу своему командованию о решении, а на следующий день, как и все курсанты, встану в строй, но только в гражданском костюме.
На следующее утро меня представили учебной группе курсантов института, с которыми предстояло мне продолжить изучение арабского языка. Это были замечательные ребята, некоторые из них успели послужить в Советской Армии, а большая часть поступили в ВИИЯ сразу после окончания школы.
Разумеется, арабский язык они знали гораздо лучше, чем я. Правда, и учебный процесс здесь был отлажен как-то по-другому. В течение учебного дня сменялось четыре, а иногда и пять преподавателей. Среди них были: подполковник Мингалев, майор Рахтиенко, капитан Майбуров, полковник Тимофеев и др. Курс египетского диалекта вела Наталия Дмитриевна, очень очаровательная молодая женщина, к которой у всех нас пробуждалось тайное желание.
Как-то однажды она написала на доске длинное арабское предложение и попросила нас, курсантов, его прочитать, а затем одним взмахом руки его стерла с доски. После этого спросила: «Курсант Безрук, скажите, что было написано мною на доске?». Безрук, нисколько не смущаясь, ответил: «Я не помню, что было». «Куда же вы смотрели, курсант Безрук?» — удивилась молоденькая преподавательница. Ответ его был более чем оригинальным: «На ваши красивые ножки». Всякий раз, когда Наталия Дмитриевна что-то писала на доске, коленку ноги она ставила на табуретку, которая стояла рядом, и игралась своей туфлей. А позади нее в классе сидело полтора десятка молодых, пышущих здоровьем курсантов. Естественно, в такие моменты нам было не до арабского языка.
В связи с тем, что я слабее остальных знал арабский язык, мне приходилось дополнительно заниматься с опытным преподавателем. Это был капитан Николай Майбуров, чуваш по национальности. Он прекрасно говорил по-арабски. Его называли «Соловьем Востока», и эту кличку он получил от самих арабов, когда был личным военным переводчиком у Президента Египта Гамаля Абдель Насера.
Надо сказать, капитан Майбуров серьезно за меня взялся. Во-первых, я отрабатывал искаженное в ИВЯ произношение, во-вторых, разучивал военно-политическую лексику, особенно связанную с советским вооружением, поставляемым в те годы на Ближний Восток. Каждое занятие он начинал с отработки произношения арабских звуков. Так, например, он произносил арабские предложения с сильным гортанным придыханием. Я должен был повторять эту фразу, но у меня ничего не получалось. Тогда он требовал, чтобы я как можно длиннее вытягивал свою шею, еще раз произносил эту же фразу и говорил мне: «Повторяйте!». Я начинаю повторять, и в том месте, где должен быть гортанный звук, он бил меня ребром ладони по горлу, и тогда я глотал этот злополучный арабский гортанный звук. Так продолжалось ежедневно, пока я не научился произносить арабские звуки. После таких занятий у меня все внутри клокотало и я мысленно представлял себя арабом или, в крайнем случае, арабским бедуином. Память о его уроках арабского языка осталась у меня на всю жизнь. Моя рубашка, пиджак с подкладкой и майкой становились мокрыми, я был похож на выжатый лимон. Капитан Майбуров всегда говорил: «Ты заговоришь у меня как настоящий араб. Всегда помни о задании и ни на минуту не забывай, война оставляет живыми тех, кто знает дело, верит в себя и хорошо к ней подготовлен».
Еще раз повторю: нас, офицеров военной разведки, готовили для участия в специальных военных операциях арабских стран против израильской армии. СССР играл не последнюю роль в этом конфликте: в район Египта была переброшена наша 20-тысячная армия со всем вооружением, солдатами, офицерами и генералами. В основном они выступали в роли военных советников или инструкторов.
Хочу отметить, что обучение в Военном институте не освобождало меня от выполнения моих прямых служебных обязанностей. Я почти сутками не бывал дома — часто приходилось оставаться на службе и урывками вздремнуть пару-тройку часов, пока бодрствуют мои коллеги. Время было напряженное, спрессованное в твердый камень, и все наши мысли были связаны с войной на Арабском Востоке.
Многие мои друзья уже были в спецкомандировках, в основном в Египте и на кораблях нашей военной эскадры, которая находилась в Средиземном море, вблизи берегов Израиля и Египта. Наш флот был готов принять открытое участие в военных действиях на стороне Египта, Сирии, Иордании.
