Анатолий Бородин - Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус
Указом Петра Великого от 14 января 1701 г. была основана в Москве Навигацкая школа для подготовки специалистов для флота, армии и гражданской службы. 1 октября 1715 г. Петр учредил в Петербурге Морскую академию на базе старших мореходных классов Навигацкой школы, переведенных с частью учителей в столицу. Академия «была преемницею» Навигацкой школы и «по сравнению с нею должна считаться более высшею школою». 15 декабря 1752 г. по ходатайству Адмиралтейств-коллегии Елизавета Петровна преобразовала Морскую академию в Морской Шляхетный Кадетский корпус, который принято считать преемником и Морской академии и Навигацкой школы[87].
В связи с преобразованиями структуры и учебного процесса заведение переименовывалось: в 1802 г. – в Морской кадетский корпус (далее – МКК), в 1867 г. – Морское училище, в 1891 г. – Морской кадетский корпус, в 1906 г. – Морской корпус, в 1916 г. – Морское училище.
Любимое детище Великого Петра. Среди его воспитанников весь цвет русского флота: Г. А. Спиридов (1713–1890), Ф. Ф. Ушаков (1744–1817), Д. Н. Сенявин (1763–1831), Ю. Ф. Лисянский (1773–1837), В. М. Головнин (1776–1831), Ф. Ф. Беллинсгаузен (1778–1852), М. П. Лазарев (1788–1851), Ф. П. Врангель (1796–1870), П. С. Нахимов (1802–1855), В. А. Корнилов (1806–1854), В. И. Истомин (1809–1855), Г. И. Невельской (1814–1876), Н. О. Эссен (1860–1915) и многие-многие другие; целые военно-морские династии: Бутаковы, Веселаго, Епанчины, Мещерские, Мордвиновы, Римские-Корсаковы и многие другие. Из его стен вышли: этнограф и языковед В. И. Даль (1801–1872), историк Ф. Ф. Веселаго (1817–1895), авиаконструктор А. Ф. Можайский (1825–1890), физик Б. Б. Голицын (1862–1916), математик и кораблестроитель А. Н. Крылов (1863–1945), художники А. П. Боголюбов (1824–1896) и В. В. Верещагин (1842–1904), композитор Н. А. Римский – Корсаков (1844–1908), писатель К. М. Станюкович (1843–1903), инженер и предприниматель Н. И. Путилов (1820–1880).
Наряду с профессиональной подготовкой и физической закалкой здесь с Петровских времен уделяли большое внимание формированию личности и прежде всего воспитанию ее стержня – любви к Отечеству и чувства долга.
Пребывание в МКК – особая и во многих отношениях решающая пора в жизни его воспитанников. Кадетские годы Петра Дурново были и началом новой страницы в истории Корпуса. К. М. Станюкович, шедший в Корпусе на год младше Дурново, вспоминал: «Накануне шестидесятых годов, когда начиналась кипучая деятельность обновления, морское ведомство, имея во главе великого князя Константина Николаевича, первое вступило на путь реформ, давая, так сказать, тон другим ведомствам, и “Морской сборник” был в то время едва ли не единственным журналом, в котором допускалась сколько-нибудь свободная критика существующих порядков, поднимались вопросы, касавшиеся не одного только флота, и печатались, между прочим, знаменитые статьи о воспитании Пирогова. Несмотря на это, Морской корпус продолжал еще жить по-старому, сохраняя прежние традиции николаевского времени. Бо́льшая часть воспитателей и преподавателей оставалась на своих местах, и патриархальная грубость нравов еще сохранялась. Тем не менее новые веяния уже чувствовались»[88].
Это подтверждает М. К., поступивший в МКК 20.08.1856 года: «Там господствовали еще вовсю николаевский режим и порядки»: по субботам награждали яблоками прилежных и пороли ленивых, драли «и в будни: кара следовала без промедления, чтобы не забыть и не смягчиться»; существовал «обширный цикл общих и частных наказаний, выработанный многолетней практикой и опытом» (арест «на более или менее продолжительные сроки», «ставили под часы, оставляли без пирожного, второго и даже без обеда»); наказывали «дежурные офицеры, фельдфебель, старшие и младшие унтер-офицеры»; преследовали и истязали «старикашки»; преследовали за курение, проборы, неряшливость, неуспехи на фронтовом учении; царствовали «фронтовистика, шагистика, выправка»; «педагогических приемов воспитания не существовало; все зиждилось на беспрекословном повиновении»; «личный состав офицеров-воспитателей, за исключением очень небольшого числа, был, попросту говоря, низок и случаен»; «преподавательский персонал, система и методы преподавания были <…> отсюда и досюда; в случае просьбы объяснить – указывалось: в тетради написано»; отношения воспитанников к воспитателям и преподавателям были «враждебные»[89].
Обстановка в Корпусе традиционно была спартанской: «Изнеженности не было никакой; чаю и даже сбитню и в помине не было; поутру и вечером была только пеклеваная булка с водою, но ропота на это не было. Эти булки, равно как и ржаной хлеб и квас, славились в Петербурге, но обед из трех блюд и ужин из двух, с неизменною в числе их гречневою жидкою кашей <…>; питья вне обеда, кроме воды, не было, не было ничего. Лазарет был однако же в очень хорошем положении. <…> Шинели и фуражки были холодные; калош или теплой обуви, само собою разумеется, не было. На часах в карауле отстаивали по два часа»[90].
В марте 1855 г. директор Морского корпуса 44-летний Б. А. фон Глазенап был заменен 65-летним А. К. Давыдовым в связи с предстоящими преобразованиями в Корпусе. В рескрипте генерал-адмирала говорилось: «Алексей Кузьмич. В Бозе почивший Государь Император, отдавая справедливость вашим заслугам по управлению 1-м штурманским экипажем, постоянно оставался доволен этим заведением, особенно любил оное и нередко ставил в пример Морскому кадетскому корпусу. Обозревая Штурманский полуэкипаж, рассматривая ваши отчеты и выслушивая отзывы командиров кораблей о воспитанниках оного, бывающих в море, я еще ближе и подробнее видел, что с небольшими средствами вы достигали весьма полезных результатов и снабжали флот офицерами весьма достойными и способными. Желая, чтобы опытность ваша в высоком деле морского воспитания, испытанная благонамеренность и усердие в службе приносили флоту пользу на более обширном поприще, я испросил ныне Высочайшее соизволение назначить вас директором Морского кадетского корпуса. <…> Прошу вас принять в ваше управление Морской кадетский корпус и, как скоро ознакомитесь с этим заведением, изложить мне лично и вполне откровенно все положения ваши к тому, чтоб доставить корпусу всевозможные улучшения. Будьте уверены в полном содействии с моей стороны полезным трудам вашим»[91].
Началась перестройка учебно-воспитательного процесса, однако она не могла и, разумеется, не должна была изменить специального характера учебного заведения. Обстановка и атмосфера его по-прежнему оставались суровыми. Далеко не всем это было по плечу. «После наших отличных домашних учителей и воспитателей, – писал впоследствии А. Н. Мосолов, – вся учебно-воспитательная обстановка тогдашнего Морского корпуса (мемуарист поступил в 1855 г. – А. Б.) мне представлялась жалкой, полунищенской и отталкивающей. Везде было постоянно холодно. Вечный кашель, коклюш, корь – всем переболел я за три зимы моего там пребывания. Кормили плохо, только квас был всегда хорош. По утрам давали еще сбитень, которого я не мог взять в рот». В начале 1855 г., продолжает бывший кадет, «у нас в Корпусе произошла перемена, имевшая влияние на ход всей моей жизни. Вместо Глазенапа назначили вице-адмирала Давыдова, допотопного зверя. Неизвестно почему и для чего явились необычайные порядки. Стали публично сечь даже 20-летних гардемаринов. Раз высекли целый класс больших кадет поголовно за какую-то предерзость учителю английского языка. Наконец придумали каждую субботу собирать весь корпус в большом зале и выкликать вперед из всех классов кадет, получивших наибольшее за неделю число высших отметок и нулей и единиц. Первых ставили направо, вторых налево. Одним раздавали из больших корзин яблоки по числу полученных баллов, других тут же, спустивши им штаны, публично драли. Не раз, с яблоками в руках, взирал я на это необычайное для меня зрелище». Физически слабый и изнеженный, он не выдержал, и в апреле 1857 г. отец забрал его из Корпуса[92].
К. М. Станюкович вспоминает князя N, «бледного, худого, забитого и приниженного четырнадцатилетнего белокурого мальчика с красивым лицом и покорным, почти страдальческим взглядом больших серых глаз». Пытаясь найти защиту у воспитателей, он стал жаловаться на товарищей, стал доносчиком. «С ним никто не разговаривал, никто не обращался иначе, как с грубым словом, безмолвно переносил все эти пинки, удары и ругательства и только как-то беспомощно ежился и умоляющим взором просил о помощи. Но помощи ему не было». Корпус тут был ни при чем: «Изнеженный и избалованный, маленький князь из-под крыла матери и из атмосферы угодливости крепостной челяди богатой помещичьей усадьбы прямо попал в несколько спартанскую обстановку рассадника будущих моряков, по преимуществу детей из бедных, захудалых дворянских семей». Мать забрала его из Корпуса[93].
