Николай Дубровин - Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя»
«Часть русского флота, – писали в английских газетах, – держалась в море несколько дней в такую ужасную непогоду, в которую ни турки, ни австрийские пароходы на противоположном берегу не смели показываться в море. Неужели эти русские матросы те самые трусливые новобранцы, о которых нам натолковали? Боевой их порядок в деле удивительный. Расстояние, в котором они дрались, конечно, было очень близкое, потому что один спасшийся турок рассказывает, что он, взглянув наверх, увидел целую стену пушек, и тотчас же после того весь бок корабля был исстрелен, как решето. Такого совершенного истребления и в такое короткое время никогда еще не бывало. Русские показали, что им известны все улучшения новейшего артиллерийского искусства, осыпая неприятеля беспрестанным дождем бомб. Турецкий вице-адмирал Осман-паша взят был в плен с кораблем его, но последний был так избит, что принуждены были пустить его ко дну[3], как равно и прочие суда турецкой эскадры».
Среди всеобщего ужаса, распространенного в Турции, русская эскадра пришла в Севастополь, где была встречена радостными приветствиями всего остального флота и всех жителей города.
«Ура!», самое громкое, какое только гремело когда-либо на крымских берегах, грянуло навстречу победителям громче синопских пушек. Севастополь ликовал несколько дней неподдельным восторгом и приветствовал победителей горячей любовью.
За синопский бой, один из блистательнейших в новейшее время, Павел Степанович Нахимов получил орден Св. Георгия 2-й степени, при следующей Высочайшей грамоте от 28 ноября 1853 года: «Истреблением турецкой эскадры при Синопе вы украсили летопись русского флота новой победой, которая навсегда останется памятной в морской истории.
Статут военного ордена Св. Великомученика и Победоносца Георгия указывает награду за ваш подвиг.
Исполняя с истинной радостью постановление статута, жалуем вас кавалером Св. Георгия 2-й степени большого креста, пребывая к вам Императорской милостью Нашей благосклонны».
Россия ликовала. Все, кому только дорога слава отечества, заявляли свой восторг и удивление подвигу П. С. Нахимова и его сподвижников, моряков Черноморского флота. Истинно русские люди, скрывая свое имя, посылали Павлу Степановичу лики святых, и в числе их образ Николая Чудотворца, как бы благословляя тем доблестного адмирала на будущие подвиги. Отовсюду, со всех концов России, посыпались к Нахимову поздравительные письма и стихи, которых, по своей врожденной скромности, Павел Степанович не хотел обнародовать. Признательность царя, восторг и уважение соотечественников, слава и известность осенили доблестного адмирала, горячо любимого всеми сослуживцами.
Синопская победа, доказавшая отличное состояние Черноморского флота, возбудила у всех живейшую радость, и имя Павла Степановича Нахимова стало известно каждому – оно сделалось народным.
Тысячами разошлась между русскими людьми изданная в Москве картина, изображающая синопское сражение и подвиги Черноморского флота. Как радость, как подарок детям, покупал эту картинку мужичок, вез домой и, повесив ее на видном месте избы, рассказывал семье про подвиг Павла Степановича так: «Как в Азии было, не в Европе, при городе было при Синопе, что стоит на Черном море, отведали турки лютого горя, и доселе не образумятся мусульмане, все ходят словно в тумане. Дело было этак далеко за ночь; как наш родной Павел Степаныч вздумал по морю поплавать, паруса у корабликов поправить, и посмотреть хозяину не мешает: все ли на море в порядке пребывает, не мутят ли его воды вражьи корабли и пароходы. Вот видит он вдали в тумане, что по морю гуляют мусульмане, в облаках играют их ветрила, а их несметная сила! Иной бы от чужого флагу дал поскорее тягу или навострил бы лыжи, а он кричит: подходи ближе! Добро пожаловать, непрошеные гости, быть вам сегодня на погосте. Вперед вы у меня без спросу не покажете в море носу. Вас сила велика, а у нас вера крепка. У вас кораблей супротив нашего втрое, а мы согнем вас вчетверо; мы силе вашей дивуемся, а все на вас вблизи полюбуемся, уж назад не отступим и вас на обе корки отлупим. Стой-равняйся, на якоре укрепляйся! Турецкие канониры палят в пушки и мортиры: только из-за дыма все палили мимо; море волнуется, турки беснуются. Наши все крепились, да молчали, да вдруг разом отвечали, как грохнули с корабля «Константина»: погибла турок половина, а как начали палить остальные, стали турки словно шальные; со страху взмолились Аллаху, звали Магомета с того света, а Магомет их самих зовет на тот свет. Важно гостей угощали, много кораблей у них взорвали! Одни полетели на воздух за птицами, другие на дно морское за рыбами, а люди разбежались в дремучий лес зверье ловить; и от всего турецкого флота остались сита да решета; а сам их адмирал Осман-паша сидит едва дыша: наши же его приютили да с собой захватили. Турок отщелкали, отхлопали и пошли домой к Севастополю. Кораблики потешились, начальники орденами обвешались, матросам милости-подарки, вина пенного по чарке, да еще денежное царское жалованье! Чарка нам не диво, пивали вино и пиво, а любо царское угощение, и рубль недорог, добудем их целый ворох, – нам дорого царское пожалованье».
Победа Нахимова при Синопе наделала много шуму в европейских государствах. Подвиг Павла Степановича разнесся с необыкновенной быстротой во все концы вселенной, и через семь дней он достиг завистливой Англии; еще раньше услышали о нем во Франции. Выстрелы Синопа очень неприятно отозвались в сердцах французов и англичан. Им стыдно было за себя, стыдно потому, что, обещаясь защищать Турцию от нападений России, они дозволили Нахимову под носом своим уничтожить турецкий флот и несколько тысяч турецких солдат. Сначала они не верили в возможность такого погрома и отправили в Синоп несколько пароходов, чтобы убедиться собственными глазами в справедливости столь печального происшествия. Один за другим бежали англо-французские пароходы в Синоп и обратно; один за другим приносили они печальные известия, что в водах Синопа плавают только щепки от кораблей и что гладко то место, где были укрепления, пытавшиеся остановить русскую эскадру. Известия эти все более и более раздражали англичан и французов. Чтобы заглушить стыд, они двинули свой флот в Черное море и, потребовавши, чтобы русские заперлись в своих портах и не показывались в море, объявили, что станут препятствовать русским военным судам в свободном плавании для обороны своих берегов.
Итак, Англия и Франция стали рядом с врагами христианства против России, сражающейся за православие. Сбросив с себя всякую личину, наши противники объявили теперь, что несогласие между Россией и Турцией есть дело в глазах их второстепенное, что главная цель их «обессилить Россию, отнять от нее часть областей и низвести Отечество наше с той степени могущества, на которую оно возведено Всевышней десницей».
Православной ли России было опасаться сих угроз? Готовая сокрушить дерзость врагов, «она не уклонилась от священной цели, промыслом всемогущим ей предназначенной. Нет! Россия не забыла Бога! Она ополчилась не за мирские выгоды, она сражается за веру христианскую и защиту единоверных своих братий, терзаемых неистовыми врагами.
Да познает же все христианство, что как мыслит Царь Русский, так мыслит, так дышит с Ним вся Русская семья – верный Богу и Единородному Сыну Его, искупителю нашему Иисусу Христу, православный русский народ.
За веру и христианство подвизаемся! С нами Бог, никто же на нас!»
Верная святому своему призванию, всегда готовая встретить врага с твердостью, завещанной нам отцами и дедами, Россия приняла вызов, и 11 апреля 1854 года была объявлена война трем державам: Франции, Англии и Турции.
– Трое так трое – все одно, – говорил русский народ, идя на защиту православия и своей родины.
Ура! на трех ударим разом,Недаром же трехгранен штык!Ура! отгрянет над Кавказом,В Европу грянет тот же клик!
И двадцать шло на нас народов,Но Русь управилась с гостьми:Их кровь замыла след походов,Поля белелись их костьми.
Тогда спасали мы роднуюСтрану, и честь, и царский трон;Тогда о нашу грудь стальнуюРасшибся сам Наполеон.
Теперь же – вздрогни вся природа!Во сне не снилось никому:Два христианские народаНа нас грозятся за чалму!!!
Не удивила эта троица русского человека.
«Бывали мы, – говорил он, – во всех землях при всех королях, видали туретчину-неметчину, мы же пировали и в Париже. Во время оно били Наполеона, а теперь приходится бить другого, его племянника родного. Сам вооружается, на беду называется, да еще с англичанином съединяется. Пришли времена тяжки, француз с англичанином на пристяжке, а турку в корень впрягли, – только их тройка не пойдет бойко. Француз летит по-птичьему, англичанин плывет по-рыбьему, а турка идет по-куриному.
