Игорь Бестужев-Лада - Очень уж краткая история человечества с древнейших времен до наших дней и даже несколько дольше
Иногда кажется: все, что происходило в Древнем Египте, происходило и на Руси. Только у нас фараон назывался великим князем, «начальники областей» — князьями-боярами, растаскивающими государство по кускам. Иноземное иго. Собирание государства в борьбе с «начальниками областей» при опоре на придворных (дворян). Только Египту понадобилось для этого четыре тысячелетия, а Русь уложилась в одно с небольшим.
А начиналось крушение, казалось бы, с пустяков. Поскольку фараон — «живое воплощение бога на земле», ему не годятся в жены простые смертные. Только богини. Или, на худой конец, родная сестра. Кому могло прийти в голову, что это инцест, то есть самоубийство рода, родовой суицид. Но даже если отвлечься от этого грустного предмета, разве можно загружать «живого бога» земными делами? Для этого есть вельможи. А предназначение фараона — роскошные трапезы, сладкий сон и отправление различных потребностей — от развлекательных до половых.
Результат: обязательное вырождение рода если не во втором-третьем, то уж непременно в пятом-десятом поколении. Доказательство: 26(!) династий за четыре тысячелетия существования Древнего Египта.
А среди придворных — все больше хитрых, своекорыстных греков. А среди воинов (и даже военачальников) — все больше нубийцев и эфиопов. Разве это не предыстория Древнего Рима?
И уже не Египет идет в поход на Эфиопию и Нубию. Наоборот, сам попадает на время под эфиопское владычество. Он захватывает значительную часть Передней Азии (современные Палестину, Ливан, часть Сирии). И заживо разлагается изнутри. Агонизирует. Умирает.
И наступает год 525 до н. э. И Египет попадает под владычество персов. А потом еще под одно владычество. И еще. И еще…
3Закрываешь последнюю страницу истории Древнего Египта и начинаешь терзаться сомнениями: стоит ли продолжать путешествие по Древнему миру? Ведь впереди ждет — и не может не ждать — одно и то же: «живое воплощение бога на земле», хищная свора придворных вокруг него, «начальники областей» растаскивают страну на куски, разваленная страна падает жертвой иноземного нашествия, грабители грабят и погрязают в междоусобице; страна восстанавливается, новое «живое воплощение», опираясь на новых придворных, превращает «начальников областей» в своих чиновников, а народ, с трудом выживавший собирательством и охотой в первобытной общине, теперь становится рабом государства-тюрьмы со скудной тюремной пайкой за каторжный труд с утра до ночи. И так — до тех пор, пока страна не окажется жертвой еще более сильного завоевателя.
Все это так. И не могло быть никак иначе.
Тем не менее открываешь первую страницу истории Древней Месопотамии (Междуречья, Двуречья) — и попадаешь в еще одну «инопланетную цивилизацию», и схожую во многом с предыдущей, и имеющую интригующие особенности. Интерес не пропадает. Напротив, усиливается. Потому что следов на сей раз осталось гораздо больше (хотя — никаких пирамид), и многие из этих следов, к нашему удивлению, предвосхищают следующую, античную, цивилизацию. А мы, европейцы, что бы ни думали о себе, — всего лишь дети, точнее внуки, а может быть, и правнуки этой самой античности.
Если долина Нила шесть тысяч лет назад была «райским уголком планеты», то Месопотамию — как минимум Нижнюю Месопотамию, где Тигр и Евфрат ныне сливаются в стокилометровый Шатт-эль-Араб, а раньше порознь впадали в море, — столь же образно можно назвать самым гиблым местом на земле тех времен. Вообразите себе палящую жару субтропической пустыни, а посредине — бескрайние болота с протекающими через них двумя широкими речными потоками. Болото даже в северных широтах — не место для курорта, а здесь для человека — самый настоящий ад. Собирательство? Разве только пиявок. Охота? Разве только на змей. Земледелие и животноводство в непролазной болотной топи — безумная затея. Поэтому все местные племена предпочитали селиться по долинам окрестных нагорий, где и собирать было что, и охотиться было на кого, и для зачатков животноводства-земледелия имелись условия.
И только одно племя (видимо, теснимое более сильными соседями) рискнуло шагнуть в болота. Совсем как народы Севера предпочли тундру и поморье Ледовитого океана той кровавой бойне, которая веками и тысячелетиями проходила южнее. Это племя называлось шумеры (шумерийцы, сумирийцы).
Были и остались на земле несколько народов, происхождения и принадлежности которых никто (в том числе и они сами) не знает. Ясно только, что это не семиты и не тюрки, не кельты, не германцы и не славяне.
Несчастные этнологи, сталкиваясь с подобными трудностями, обычно прибегают к возможно более широким обобщениям. Так, шумеров они антропологически причислили к средиземноморской и балкано-кавказским расам европеоидной большой расы. Родство шумерского языка ни с какими другими языками не установлено. Утверждается, что шумеры не были автохтонами Южного Двуречья (да и трудно представить себе, чтобы в таких болотах кто-нибудь мог существовать изначально). Но очень вероятно, что они обитали здесь еще на протяжении пятого тысячелетия до н. э. Что сопоставимо по времени с ранним периодом развития Древнего Египта. В четвертом-третьем тысячелетии до н. э., они создали цивилизацию, не уступающую древнеегипетской. Затем, примерно с середины третьего тысячелетия до н. э., начали смешиваться с семитами-аккадцами, пришедшими с севера. И к концу этого тысячелетия полностью растворились среди пришельцев, а их язык в бытовом общении вымер. Однако к тому времени они достигли таких высот культуры, что их язык, подобно латинскому, еще более тысячелетия оставался языком профессионалов в разных науках, искусствах и ремеслах.
В основе шумерской цивилизации, как и в Египте, лежало искусство ирригации. Шумеры покрыли болота сетью каналов, по которым Тигр и Евфрат ежегодно несли свой ил. И бесполезные прежде огромные пространства земли сделались великолепными сельскохозяйственными угодьями с баснословными урожаями. На возвышенные участки земли, куда вода не доходила своим ходом, они поднимали ее специальными устройствами, напоминающими наши колодезные «журавли». А от обильных урожаев до развитого животноводства, как от великого до смешного, — один шаг.
Но такую сложную ирригационную систему надо тщательно регулировать. Никакой общине это не под силу. Поэтому здесь, как и в Египте, появляется государство. Сначала — десятки мелких государств. Потом — десятки сменяются единицами покрупнее. Междоусобица заставляет объединяться. И появляются сначала Шумер, а потом единый Шумер и Аккад (государство семитских пришельцев с севера).
Проходит тысяча лет. Власть царей Аккада ослабевает. Единое прежде царство распадается и становится легкой добычей захватчиков — кочевых племен из окрестных горных долин. Это вызывает обратный процесс воссоединения. Образуется так называемое Старо-вавилонское царство (через тысячу лет появится и Ново-вавилонское). Снова распад. Снова иноземное господство. Затем одних завоевателей (касситов) сменяют другие, более могущественные — ассирийцы. В середине первого тысячелетия до н. э. гибнет Ассирия. Вновь возвышается Вавилон. Но ненадолго. Проходит чуть больше столетия — и Месопотамия (а за ней и Египет) оказывается под властью персов.
Неподвластной завоевателям остается только многотысячелетняя культура Двуречья: наука (протонаука), искусство, ремесло, философия, литература, религия. Она отдельной главой — неподвластной не только завоевателям, но и времени — входит в историю человечества.
Начнем с удивительного.
Почему час делится не на сто, не на десять или хотя бы на двенадцать минут, а ровно на шестьдесят? И минута — на шестьдесят секунд. И круг — на 360 градусов. Оказывается, шумеры не знали десятеричного исчисления. И даже дюжина им ничего не говорила. У них, по ведомым только им одним причинам, было шестидесятеричное исчисление. Прошли тысячелетия. Давно исчез шумерский язык. А время и углы мы все равно считаем по-шумерски.
Еще удивительнее: шумеры, в отличие от наших гуманитариев, знали, что такое число пи. Правда, они терпеть не могли дробей и округлили его до трех ровно. В этом отношении они явно уступили в точности древним египтянам, которые упрекали их в игнорировании шестнадцати сотых. Но сравните шумера и нашего среднестатистического старшеклассника. Какой уж тут прогресс!
Кстати, все, что так ненавидят нынешние юные мученики науки, — от арифметики до алгебры, геометрии и тригонометрии — это от шумеров. Именно они изобрели цифры, намного более экономные и удобные в обращении, чем римские. И тем самым предвосхитили арабские, которыми мы пользуемся до сих пор. Что касается вышеупомянутых математических дисциплин, то им, шумерам, в отличие от наших школьников, не за что было ненавидеть их, дисциплины. И верно — нашим двоечникам они абсолютно ни к чему, а шумеры с их помощью рассчитывали площади орошаемых земель.
