Эрик Чемберлин - Эпоха Возрождения. Быт, религия, культура
Придворный
Если «Государь» Макиавелли напоминает логическое упражнение, то «Придворный» Кастильоне — это дышащий жизнью портрет идеального человека. «Я не удивляюсь тому, что вы сумели изобразить идеального придворного, — написал ему некий друг, — потому что вам стоило лишь поставить перед собой зеркало, и вы бы увидели его там». Этот изящный комплимент верно отражал суть самого Кастильоне, обладавшего большинством восхваляемых им качеств: набожностью, верностью, мужеством, остроумием и сообразительностью. Поистине его жизнь почти в точности иллюстрировала мнение Макиавелли, что честный человек всегда оказывается в невыгодном положении. Будучи послом, посредником между папой Клементом VII и императором Карлом V, во время страшных дней, закончившихся взятием и разграблением Рима в 1527 году, он был обманут обоими, потерпел крах в своих миссиях и умер полностью дискредитированным. Император, который так жестоко подвел его, грустно заметил: «Сообщаю вам, что умер один из совершеннейших благородных людей в мире». Кастильоне мог бы гордиться такой эпитафией. История также помнит его не как дипломата, а как истинного дворянина.
«Придворный» явился результатом размышлений над четырьмя годами пребывания при маленьком дворе в Урбино. Позднее Кастильоне довелось общаться с людьми по-настоящему могущественными и великими. Будучи представителем герцога при папском престоле, он находился в очень близких отношениях с Рафаэлем, Микеланджело, Бембо{6}. Он был папским нунцием{7} при дворе императора, но всегда с ностальгией вспоминал маленький двор среди холмов и болот севера. Он покинул Урбино в 1508 году, но даже спустя двадцать лет любовно оттачивал и уточнял свой отчет о том утонченном и образованном обществе, создавая памятник своему собственному золотому веку. Герцогство Урбино было основано Федериго да Монтефельтро, профессиональным солдатом, который, тем не менее, создал двор, блистательно воплотивший в себе новые гуманистические ценности. Портрет работы Пьеро делла Франческа показывает нам человека, в котором сила сочетается с терпимостью (см. рис. 14), который ничему не удивляется, ничего не ждет и способен отлично защитить свои права.
Под полуопущенными тяжелыми веками обманчиво сонные глаза; твердый рот сейчас легко улыбнется, крупный перебитый нос и выступающий подбородок энергично выдаются вперед. Это был мужчина, поднявшийся от простого солдата, переигравший своих врагов, стравивший их друг с другом и тем спасший от войн и бед почти четыреста горных деревень и городов, признавших его своим государем. Но он также был человеком, которого наставлял в детстве величайший учитель-гуманист Европы, Витторио да Фельтре, который привил своим ученикам новый взгляд на людей. Огромная урбинская библиотека была созданием и заслугой Федериго. «Он один решился сделать то, что не делали тысячу лет и более: создать самую лучшую библиотеку со времен древности». Нет, ему были не по душе обыденные плоды работы новомодных печатных станков; он нанимал тридцать — сорок писцов, дабы все его книги были «написаны пером, а не напечатаны и потому не стали бы потом презираемы».
В 1450 году он начал строительство дворца (см. рис. 15), известного Кастильоне, дворца, который привлекал путешественников, совершавших большое турне по Европе, спустя много лет после того, как герцогство Урбино перестало существовать. «Казалось, это не дворец, а город в виде дворца, — утверждал Кастильоне, — и обставлен он был не только привычными серебряными вазами, богатыми занавесями из парчи и шелка и другими подобными вещами, но герцог добавил к его украшению бесчисленные древние статуи из мрамора и бронзы, редкие картины…» В этой двойной роли поклонника древних искусств и покровителя современных художников и скульпторов Федериго был олицетворением Ренессанса. Он умер в 1482 году, и герцогство перешло к его сыну, Гвидобальдо, который продолжал сохранять интеллектуальную атмосферу двора, хотя оказался не способен противостоять военному натиску внешнего мира. Именно его двор описал Кастильоне, создавая портрет идеального придворного. Группа блестящих умов, привыкших друг к другу, а потому раскованных; люди, отбросившие на время заботы о государстве и отдыхающие за беседой. Днем члены этого сообщества заняты делами, но каждый вечер они встречаются вновь под председательством герцогини (так как герцог тяжко страдает подагрой и рано уходит на отдых). Их беседы длятся за полночь, обсуждаются самые разные вопросы, вольно, но трезво и разумно. Они веселятся, сочиняя образ идеального человека. Так ярко помнятся эти встречи Кастильоне, что он может описать даже конец одной из них с пронзительным чувством тоски об утраченном рае.
«Затем все как один поднялись… и никому не хотелось спать. Когда открыли окна дворца, выходившие на гору Катри, они увидели, что небо на востоке уже порозовело, утро ясное и все звезды, за исключением Венеры, погасли, дохнул свежий ветер, наполняя воздух бодрящим холодом, и с близлежащих холмов, поросших лесом, донесся щебет прелестных птичек. Тогда все они, почтительно простившись с герцогиней, отправились по домам, без факелов, потому что уже хватало света дня».
Многое изменилось со времени Кастильоне: образ придворного претерпел изменения к худшему. Он превратился либо в жеманного щеголя, либо в честолюбивого интригана, изо всех сил стремящегося пробраться на вершины общества. Даже итальянское слово, когда-то обозначавшее придворную даму, — «la cortigiana» (куртизанка) — стало синонимом проститутки высокого полета. Но для Кастильоне придворный — это человек, принадлежащий к сливкам цивилизованного общества. Он не обязательно происходит из благородного рода (хотя обычно это было так, потому что рожденные в высших слоях общества имели и досуг, и возможность заниматься искусствами), но признание того, что «учтивость», «обходительность» есть свойство ума, а не происхождения, во многом объясняло успех и широкое распространение этой книги. Придворный должен был уметь достойно выглядеть во многих мужественных упражнениях (борьбе, беге, верховой езде), а также свободно рассуждать о литературе, уметь разговаривать на нескольких языках, играть на музыкальных инструментах, сочинять изящные вирши (см. рис. 16).
Однако все это следовало проделывать легко и непринужденно, так чтобы его речи, впрочем вполне разумные, лились без натуги. Ему даже предлагалось изучить формы и природу шуток. В любви он обязан был оставаться благородным и скрытным; на войне — храбрым, но великодушным. Прежде всего он обязан был держать свое слово и хранить верность своему государю, а также проявлять щедрость по отношению к слугам. Однако он был далек от другого идеального образа той поры: рыцаря, с его фантастическим кодексом личной чести. Говоря современным языком, придворный Кастильоне — человек образованный и порядочный, человек высоких моральных принципов, впрочем весьма терпимый к слабостям других. Он был идеалом, с которым сверяли свои прегрешения и ошибки, эталоном. То, что это произведение заполнило имевшуюся пустоту, доказывает скорость, с которой его перевели на другие языки, и влияние на умы, которое оно сохраняло очень долгое время. В 1537 году его перевели на французский, в 1549-м — на испанский, в 1561-м — на английский, а через двести лет после того, как герцогство Урбино перестало существовать, Сэмюэл Джонсон{8} одобрил эту книгу фразой, навсегда вознесшей ее на пьедестал: «Лучшая из книг, когда-либо написанных о хорошем воспитании, — это «Придворный» Кастильоне, человека, выросшего при маленьком урбинском дворе. Вы просто обязаны ее прочитать».
Рыцарь
Рыцарство давно утратило свои прежние идеалы благородства, считавшие закованного в броню всадника защитником обездоленных, врагом врагов христианства. В ходе бесчисленных попыток отвоевать святые места у сарацин и создать некое постоянное интернациональное войско возникали великие воинские ордена. Однако по мере того как угасала надежда победить сарацин и крестовым походам пришел конец, утрачивало свою священную миссию и рыцарство. До конца XV века рыцарь по-прежнему нес бремя воинских обязанностей, потому что и он, и его тяжело вооруженные товарищи составляли ядро любой армии. Его все еще окружал особый ореол, запрещавший ему зарабатывать на жизнь иным путем, кроме меча. Если у него не было личных средств, единственным возможным источником дохода оставалось жалованье от какого-либо государя и военная добыча. На поле битвы строгий рыцарский кодекс ставил его в невыгодное положение при встрече с новыми профессионалами. Англичане, не слишком привязанные к идеалам рыцарства, менее приверженные к классовым различиям, создали весьма действенную армию, использовавшую боевые умения простолюдинов. А вот французы долго придерживались взгляда на войну как на особый вид состязания равных, что и закончилось поражением при Креси, Пуатье и Азенкуре{9}. Но по мере того как приходили в упадок военные и христианские рыцарские ценности, расцветала внешняя сторона. Все роскошнее становились наряды и ритуалы. Сущность съеживалась, но тень ее разрасталась.
