Исаак Фильштинский - Арабы и Халифат

Манихейство возникло в Иране в середине III века. Создатель учения Мани (216 –276) описывал мир с помощью бинарных противопоставлений: свет – тьма, дух – материя, добро – зло и т. д. Вера в дуализм творения, сложившаяся не без влияния гностических учений (гностицизм – совокупность религиозно-философских учений, в которые формирующаяся христианская догматика включала чуждые христианству языческие верования – учения неоплатоников, пифагорейцев и т. д.), освобождала доброго Бога от ответственности за творящееся в мире зло и предоставляла человеку свободу выбора. Это на практике давало человеку право на независимый подход к исламскому вероучению. Сторонники учения Мани активно занимались прозелитизмом среди горожан и кочевников Восточного Ирана и Мавераннахра.

Термин «зиндик» (на пехлеви «зандик» – «интерпретатор») применялся ортодоксальными зороастрийцами сасанидского государства по отношению к сторонникам манихейского учения за то, что они практиковали «занд» – неортодоксальное толкование священной книги зороастризма – Авесты.

В исламе термин «зиндик» приобрел более широкое значение. Зиндиками-еретиками стали именовать людей, либо открыто отвергавших ислам (как это было в восточных провинциях Халифата), либо подвергавших критике некоторые его основные доктрины. Зиндик стал особенно преследуемой фигурой с середины VIII века, когда начались активные культурные контакты арабов с Ираном. И во время правления аль-Махди, и при сменивших его халифах исламские традиционалисты воспринимали всякое проявление «зиндикизма» (под которым они чаще всего подразумевали манихейство) как враждебную исламу теологию.

В мусульманском мире не было ортодоксии в том смысле, в каком этот термин понимался в христианстве. Ислам не знал ни организованной церкви, ни, стало быть, иерархизированного духовенства, ни церковных соборов, которые могли бы выносить по спорным богословским вопросам решения, подлежавшие неукоснительному выполнению членами общины. Характер мусульманского теократического государства позволял считать законными действия того или иного политического руководителя (халифа, наместника или военачальника, чиновника, судьи и других) лишь в том случае, если можно было доказать, что в аналогичных обстоятельствах именно так действовал сам Пророк или что в его речах содержались соответствующие предписания. Поэтому все истории о деяниях и речениях Пророка – хадисы, собрание которых составляло сунну, – тщательно фиксировались; они легли в основу не только мусульманского права, но и всей жизни средневекового мусульманского общества. Последователей традиции (тех, кто в своих взглядах и действиях строго придерживался предписаний Корана и сунны) именовали салафитами (от «салафа» – «предшествовать, быть раньше»), то есть традиционалистами, а в европейском понимании термина – ортодоксами. Сами традиционалисты именовали себя «сторонниками сунны и общины» (ахл ас-сунна ва-льджамаа) или «людьми хадиса» (ахл аль-хадис), и их наиболее последовательные и фанатичные идеологи активно боролись против всякого отступления от буквы Корана и сунны и против любого проявления «зиндикизма», как они его понимали. Недоверие к новым мусульманам (мавали) было широко распространено среди теологов. В сознании традиционалистов, которые внесли свой вклад в свержение Омейядов, новая династия обязана была защищать старинные исламские традиции, истинными носителями которых могли быть, по их представлению, в первую очередь арабы. Мавали же, воспринявшие язык арабов и новую веру путем обращения, вся процедура которого сводилась лишь к простому повторению символа веры, по мнению их недоброжелателей, делали это не по сердечному влечению, а лишь для того, чтобы обрести богатство и власть. Их подозревали в том, что они втайне придерживались старых верований. И действительно, во многих иранских семьях еще сохранялись традиция и практика зороастризма и манихейства.

По мнению строгих мусульман, истинное исламское благочестие было неведомо мавали. Арабский писатель и теолог аль-Джахиз (775 –868) писал, что не было такого писца из мавали, который имел бы привычку держать Коран возле своей постели, то есть постоянно заниматься чтением священных текстов. При этом любопытно, что в то время как в Багдаде и вообще в Ираке в «зиндикизме» обвиняли за всякое проявление распущенности, в Хорасане и в других иранских областях подобное обвинение предъявлялось, наоборот, сторонникам крайних форм аскетизма. Особенно возмущались благочестивые традиционалисты гедонистическим стилем жизни в столице, усвоенным под влиянием иранских придворных традиций. Они обвиняли в «зиндикизме» тех, кто, по их мнению, более всего был виновен в нарушении исламского благочестия, причем такие обвинения не всегда были связаны с теологическими принципами, но чаще они носили характер риторического осуждения распущенности нравов.

В восточных провинциях Халифата многие люди открыто отказывались принять ислам; религиозно-политические движения не маскировались здесь верностью учению Пророка, а вступали в вооруженную борьбу с властями. Их идеология, даже если она не была манихейством, содержала элементы манихейско-гностических и других восточных вероучений, выражавшиеся в четком дуализме и в жестких формах аскетизма.

Постепенно «зиндикизм» в разных видах стал распространяться все более открыто не только на востоке, в иранских провинциях, но и среди образованных людей Багдада, значительную часть которых составляло чиновничество из мавали. Этому способствовало возрастающее участие иранцев в администрации и культурной жизни центральных областей Халифата, которые были охвачены иранским «культурным национализмом» (шуубией). Споры о приоритете в области культуры происходили в различных литературных кружках вплоть до XI века. В этой среде и процветали различные манихейско-гностические идеи. Арабский историк и географ аль-Масуди (умер в 956 году) свидетельствует, что произведения Мани, гностиков Бар Дайсана и Маркиона широко циркулировали в арабских переводах и об их религиозных системах писались трактаты.

В восточных частях Халифата (Иране, Мавераннахре, Закавказье) вторая половина VIII века и весь IX век прошли под знаком почти непрерывных, преимущественно крестьянских, восстаний, носивших национальный характер и направленных против арабского господства. Идеологической оболочкой этих восстаний было учение хуррамитов, которых именовали также маздакитами. Маздак (V – VI века), зороастрийский жрец-мабед, создал учение, в котором объединил элементы зороастризма, манихейства и некоторых христианских сект. Хуррамиты восприняли учение Маздака, дополнив его идеями, позаимствованными у крайних шиитов. Именно от шиитов хуррамиты усвоили теорию о непрерывном воплощении Бога в людях, сперва в пророках от Адама до Мухаммада, а потом в хуррамитских пророках-вождях. Есть предположите, что сам термин «хуррамия» ведет свое происхождение от персидского слова «хуррем» («ясный, светлый») или от «хур» («хвар») – «солнце, огонь».

Одно из наиболее длительных хуррамитских восстаний разразилось во второй половине VIII века при халифе альМахди. После казни в 754 году Абу Муслима в восточных областях Халифата многие проповедники претендовали на роль его преемников. Таким был Хашим ибн Хаким, уроженец Хорасана, в прошлом один из сподвижников Абу Муслима. Хашима называли аль-Муканной (носящим покрывало), ибо он прикрывал свое лицо, как говорили его последователи, чтобы спасти своих сподвижников от непереносимого сияния, а его противники – чтобы люди не видели его безобразной внешности. Аль-Муканна был старым врагом Аббасидов и еще при халифе аль-Мансуре за свою деятельность был схвачен в Мерве и заточен в тюрьму в Багдаде, откуда бежал. Еще до появления аль-Муканны в Мавераннахре значительная часть Средней Азии и Северо-Восточного Ирана была охвачена антиарабским восстанием «людей в белых одеяниях», получивших такое наименование за одежду, в которую они облачались.

Прибыв в 776 году в Мавераннахр, аль-Муканна начал выступать с проповедями. Он привлек к себе множество сторонников, главным образом из числа сельских жителей, и стал во главе восстания. Себя аль-Муканна выдавал за последнее воплощение божественного духа на земле и призывал бороться с арабами и исламом. Он утверждал, что способность к пророческой деятельности эманировала от Всевышнего и сперва манифестировалась в библейских пророках, затем в Иисусе Христе и Мухаммаде, затем в Абу Муслиме, а теперь перешла к нему. В своих проповедях он учил, что извечно существует борьба добра со злом, света и тьмы, причем господствующие порядки он отождествлял со злом, а свет добра искал в патриархальном прошлом.

Восстание аль-Муканны в значительной мере инспирировалось крайними формами шиитской идеологии и подкреплялось социальными требованиями. Идеализируя прошлое, сторонники аль-Муканны представляли себе свободный общинный строй золотым веком всеобщего равенства и изобилия. Основной причиной зла они считали феодальную собственность на землю и стремились заменить ее собственностью общинной, то есть восстановить древние порядки, при которых их предки не страдали от власти землевладельцев и лихоимства сборщиков податей.