Гвидо Препарата - ГИТЛЕР, Inc.
* См. главу 4, стр. 287-289.
посетившего теперь своего бывшего гостя и самого фюрера. Уинтерботам был сотрудником Ми-16, британской контрразведки, и офицером разведывательного подразделения военно-воздушного министерства. В разыгрывавшейся пантомиме именно ему было поручено исполнение одной из главных ролей: он должён был представляться «восторженным почитателем» режима — непреклонным умиротворителем — с момента первого избирательного успеха нацистов, и, надо сказать, он сумел завоевать полное доверие своих немецких партнёров. Нацисты сказали ему всё: они сказали ему, как вместе с Англией они собираются искоренить коммунизм, как тщательно готовят они план «Отто», позже переименованный в план «Барбаросса», то есть план вторжения в Россию (113).
25 июля 1934 года отряд австрийских нацистов, натасканный людьми из СС — с одобрения Гитлера, — совершили неуклюжую попытку переворота в Вене: они убили премьер-министра Дольфуса, но на большее оказались не способны. Итальянский диктатор Муссолини, выступив на защиту Австрии, стянул к её границам войска; после этого он обратился к Франции и Британии с призывом совместно примерно наказать зарвавшийся новый—дикарский—немецкий режим. Франция в ожидании ответа обернулась в сторону Британии, а Британия сказала «нет»: никакого военного наказания Германии не будет — игра не стоила свеч. Французам стало ясно, что Британия списала Австрию со всех счётов (114). И она действительно это сделала: Муссолини не забудет британского предательства, не забудет его и Гитлер — с благодарностью; что же касается Австрии, то следующую попытку фюрер ненадолго отложил.
В том же месяце лидер консервативной партии Стэнли Болдуин, старая лиса, которому предстояло вскоре стать премьер-министром (июнь 1935-го — май 1937 года), принялся публично «отстаивать» право Германии на воссоздание также и военно-воздушных сил: «Всё аргументы говорят в её пользу, так как Германия беззащитна в воздухе, то она имеет полное право позаботиться о своей безопасности» (115).
Однако летом 1934 года Черчилль выбрался из своего парламентского болота и выступил с важным планом: он начал обхаживать советского посла в Лондоне Майского, напевая ему пёсни о своей любви к Британской империи — бывшей для него «началом и концом всего», — закончив эти оды обращённым к русским предложением объединиться с Британией против Гитлера (116). Немедленно после этого Черчилль буквально затопил палату общин своими будоражащими речами, в которых он, между прочим, «предрекал, что в течение недельной атаки на Лондон германские люфтваффе смогут убить и искалечить 30 тысяч человек. Болдуин поручил Ллойд Джорджу отчитать Черчилля за его непонимание всей важности для Британии сильного рейха — бастиона против коммунизма (117).
То был великолепный манёвр: теперь в британской пантомиме появилась четвёртая маска (см. рис. 5.2) — антинацистское, пророссийское ядро, организованное Черчиллем; в тоже время росло влияние умиротворителей, стоявших за спиной Ллойд Джорджа. Это было очень демократично: несколько напряжённое лицо, обращённое Британией к миру, — лицо, на котором выражение циничного прагматизма (умиротворения) было в какой-то степени смягчено умеренностью милнеровского братства и открытым бунтом Черчилля. Так. выглядел последовательный плюрализм в действии.
В январе 1935 года барон Вильгельм де Ропп, двойной прибалтийский агент, работавший на команду Уинтерботама, встретился в Лондоне с двумя из четырёх сыновей короля Гeopra V: будущим Эдуардом VIII, принцем Уэльским, и принцем Джорджем, герцогом Кентским, чтобы «дать им исчерпывающее представление о качествах Гесса, Розенберга и других германских лидеров» (118).
То была увертюра к самому живописному и эффектному акту бурлеска: создание пронацистской партии мира, возглавляемой не кем-нибудь, а принцем крови. Теперь британская разведка занялась поиском среди королёвских отпрысков кандидата, подходящего на роль антагониста в гипотетическом сценарии, согласно которому Британия будет якобы расколота на доминирующую антинацистскую партию войны и на подпольную пронацистскую партию мира. На эту роль идеально подошёл Эдуард, ведший красивую жизнь вечно молодого идола британских подростков: он бегло говорил по-немецки и всегда с удовольствием вспоминал те сладчайшие летние месяцы, которые он проводил в обществе любимого «дяди Вилли», бывшего кайзера Вильгельма II, двоюродного брата его отца (119). Эдуард прошёл конкурс.
6 марта 1936 года, оказавшись перед лицом вооружения Германии, Франция вновь ввела у себя воинскую повинность. Гитлер поступил так же — опять-таки в нарушение статей Версальского договора. Британия «выразила протест», но — что любопытно — не забыла при этом поинтересоваться у германских властей: «Не отказывается ли германская сторона принять сэра Эрика Саймона и Энтони Идена, как это было запланировано ранее?» Едва ли такая вежливость уместна в отношениях с врагом. 25 марта британские государственные деятели приземлились в Берлине. Немецкий переводчик Пауль Шмидт вспоминал, как Саймон отечески, с искренней любовью поглядывал на Гитлера большими карими глазами. Иден вёл себя более осмотрительно и отчуждённо.
На встрече с ними Гитлер снова принялся распространяться о необходимости создания единого фронта против большевизма и — это была новость — предрёк возможность взаимопонимания в вопросе о пределах вооружения Германии: нельзя ли, скажем, для начала позволить Германии тоннаж флота, равный 35 процентам тоннажа британского военного флота. Британцы не ответили «нет».
Переговоры прошли с большим успехом и завершились торжественным приёмом в британском посольстве, где посол, сэр Эрик Фиппс, выстроил в шеренгу своих детей, которые, вскинув руки в нацистском приветствии, прокричали: «Sieg Heil!» Этот театральный эффект, по мнению немецкого переводчика, был, пожалуй, «немного постыдным» (120). Всё было бы просто отлично, если бы Иден, покинув Берлин, не направился сразу в Москву.
Это был самый первый пример двоедушной пантомимы, разыгранной британским министерством иностранных дел; немцам показали два лица: искреннее сочувствие Саймона и скептическую мину Идена. Первый был представлен как фигура из высших эшелонов власти, а второй сразу же после визита отправился в гости к врагам нацизма. Это представление было предназначено для немцев, так же как и для европейской дипломатии: опираясь на свою вечную двусмысленность, Британия была теперь наилучшим образом подготовлена к выполнению своего плана.
После мартовской встречи, вдохновлённый её результатами, Гитлер отправил в Лондон англофила Иоахима фон Риббентропа, бывшего торговца шампанским, женатого на представительнице старой винной династии и нашедшего свой путь к нацистам через фон Папена, заключать с Британией соглашение о «35 процентах тоннажа» для германского военно-морского флота.
«Ни на минуту не забывайте, — предупреждал Риббентропа японский военный атташе в Лондоне капитан флота Арата Ока, — что британцы — самые коварные люди на свете и что они достигли непревзойдённого мастерства в искусстве переговоров, а также в искусстве манипулировать прессой и общественным мнением» (121). Но ни Риббентроп, ни другие нацистские лидеры не имели всё же ни малейшего представления о том, с каким именно коварством им придётся иметь дело.
Переговоры начались 24 мая 1934 года в здании министерства иностранных дел в присутствии благодушного Саймона. Риббентроп, как и ожидалось, потребовал британского согласия на соотношение тоннажей, предложенное Гитлером в марте. Но Саймон неожиданно побагровел от ярости: он находит это требование неслыханным, а такие хвастливые угрозы совершенно неприемлемыми и нетерпимыми. На этом дискуссия была закончена. Риббентроп и его спутники были, мягко говоря, смущены и растеряны. Однако два дня спустя германскую делегацию пригласили в обшитые дубовыми панелями залы Адмиралтейства, где заместитель Саймона сэр Роберт Крэйги хладнокровно объявил, что Британия принимает предложение Германии; от такой нежданной удачи спутники Риббентропа лишились дара речи (122). После этого Риббентропу позвонил Гитлер. «Отличная работа, — гремел он в трубку, — сегодня самый счастливый день в моей жизни» (123). Всё было бы просто отлично, если бы буквально через несколько дней члены совета Итонского колледжа не отказали в приёме сыну Риббентропа (124).
В течение шести месяцев, прошедших с момента заключения инспирированного Норманом англо-германского платёжного соглашения в конце 1934 года и англо-германского морского соглашения, подписанного в 18 июня 1935 года, Гитлер заручился — ни много ни мало — официальной британской финансовой и военной поддержкой. Фюрер ликовал.
Растерянная и взъерошенная Франция просто не знала, что делать: в середине мая 1935 года, в полном отчаянии, она заключила пакт о взаимопомощи с Россией и Чехословакией.
