Юрий Корольков - Кио ку мицу !
Он бросил трубку и взял другой телефон:
- Начинайте атаку... Да, да, я говорю по приказанию генерала Доихара.
...Японский батальон при поддержке артиллерии начал штурм городских ворот у моста Лугоуцяо. Китайские части оказали сопротивление. Завязался ночной бой, который не дал результатов.
А Терасима Ичиро упорно продолжал искать своего приятеля и в конце концов нашел его. Исияма сидел в кустах со спущенными штанами...
- Куда ты пропал? Тебя ищет вся дивизия, думали, что тебя украли китайцы...
- Я не могу тронуться с места, - жалобно простонал Исияма. - Я как купальная бочка с пробитым дном...
Оказалось, что ночью во время учений у него нестерпимо разболелся живот, и солдат Исияма перед самой перекличкой ушел подальше в кусты заниматься делом, в котором его никто не мог заменить.
Терасима повел ослабевшего приятеля в расположение взвода. Чем ближе они подходили к старому мосту, тем отчетливее слышалась ружейная стрельба, тем громче били орудия, стоявшие на лугу в невысоком кустарнике. Пушек не было видно, и только багровые всполохи разрывали предрассветную мглу одновременно с грохотом выстрелов. Светила луна, и ее бледно-жемчужный свет будто смешивался с розовато-лиловыми тенями уходящей ночи.
- Вроде как боевыми, - прислушиваясь, сказал Исияма.
Он не подозревал, что этот переполох поднялся из-за него. Но солдату было не до стрельбы. Он то и дело останавливался, торопливо присаживался, и Терасима, сочувственно посапывая, ждал, пока Исияма сможет продолжать путь.
Прошли мимо фанзы с покосившимся плетнем, где вчера солдаты украли белую утку.
- Очень была жирная, наверно, от этого, - предположил Исияма.
- А может, протухла, - возразил Ичиро. - У меня тоже бурлит в животе...
Наконец солдаты прибрели к фанзе, стоявшей недалеко от каменного слона. Терасима оставил приятеля и побежал докладывать командиру, что пропавший Исияма нашелся. Молодой солдат не был лишен тщеславия как-никак он первым сообщит новость ротному.
Бой у городских ворот все продолжался, китайцы упорно сопротивлялись, и соседний батальон, атаковавший Лугоуцяо, не мог прорваться в город. Командир роты, узнав, что его солдат жив-здоров, приказал Терасима идти вместе с ним в штаб полка. Он тоже считал, что новость, которую принес рядовой Герасима, имеет значение.
Шли берегом реки, но и сюда доставали пули оборонявшихся китайцев. Несколько раз падали на землю, когда огонь становился особенно плотным и пули отрывисто, по-комариному тонко пищали над головой. Это были первые пули, свист которых слышал в своей жизни Терасима Ичиро, потомок сотсу - храбрых солдат древних сегунов.
В штабе Ичиро снова повторил то, что докладывал командиру роты. Его почти не слушали. Всем было явно не до него. Офицеры, стоя у блиндажа, наблюдали за боем. Кто-то сказал:
- Теперь это не имеет значения...
- Отправьте солдата подальше в тыловой госпиталь, - сказал генерал Доихара. Он был огорчен возвращением не вовремя обнаруженного рядового солдата. Лучше бы он пропал без вести...
- Слушаюсь, господин генерал! - ответил командир полка.
Но солдат Терасима не знал, кто такой Доихара, он даже не разглядел его генеральских погон.
Войны начинаются разно, и генералы Итагаки и Доихара знали, как их затевать. На этот раз затяжная, кровопролитная война между Японией и Китаем началась с того, что солдат Исияма съел слишком жирную утку.
Нападение на Китай военные из японского генерального штаба рассматривали с точки зрения подготовки большой войны против Советского Союза. Это подтверждалось хотя бы данными о численности Квантунской армии, которая возрастала из года в год.
В то же время японские войска продолжали сосредоточиваться и в районе китайской стены, они были готовы перейти в наступление, но для этого требовался очередной "инцидент".
Случай для этого представился 7 июля 1937 года у старинного моста Лугоуцяо, или Марко Поло, как называли его иностранцы. Мост находился в двадцати ли от Пекина. Как оказалось, генерал Доихара Кендези заранее прибыл на место предстоящих событий...
Когда разразилась война, Зорге рекомендовал Вукеличу срочно поехать в Китай к месту военных действий. Французский корреспондент много писал о новом вооруженном конфликте, и его корреспонденции появились в парижских газетах. Эти корреспонденции и закрытая информация, которую он посылал в агентство Гавас, несомненно, сыграли свою роль в оценке дальневосточных событий. Используя пространную информацию, которая шла из Китая, в том числе и сообщения Бранко Вукелича, французский министр иностранных дел месье Дельбос сказал на заседании парламента:
"Японская атака в конечном итоге направлена не против Китая, а против СССР. Японцы стремятся захватить железную дорогу от Тяньцзиня до Бэйпина и Калгана для того, чтобы подготовить атаку против Транссибирской железной дороги в районе озера Байкал и против Внутренней и Внешней Монголии".
Тайные планы японских военных кругов становились достоянием печати, о них заговорили открыто...
Центр в Москве ждал от Зорге постоянной и дополнительной информации. Макс Клаузен каждый раз, когда связывался с "Висбаденом", получал для Зорге лаконичные и настойчивые радиограммы: "Сообщите, что происходит в Китае".
Тогда Рихард решил сам поехать в Китай, чтобы выяснить обстановку, проверить те выводы, которые сделали разведчики в связи с развернувшимися там военными событиями. Он был согласен с Ходзуми Одзаки, который утверждал, что Япония надолго завязнет в Китае, что начавшаяся война не принесет ей решающих успехов. Ходзуми не скрывал своего мнения, и каждый раз при встречах с Коноэ, будь это на сборищах "любителей завтраков", на аудиенциях в кабинете премьер-министра, он непрестанно утверждал, что война в Китае только отвлечет национальные ресурсы, ослабит экономический потенциал Японии. Что же касается Китая, то его сопротивление будет все возрастать и вызовет к жизни новые силы для борьбы с японскими экспедиционными войсками. Но князь Коноэ упорно оставался при своем мнении.
Конечно, доктор Зорге был в курсе разговоров, которые вел Одзаки с премьером Коноэ. Тогда и решили: надо сделать все для того, чтобы Япония не так-то легко добилась победы в Китае. Нужно помочь китайским национальным силам усилить сопротивление японской агрессии. Тем более что Чан Кай-ши вынужден был возглавить антияпонскую борьбу и заключить перемирие с китайской народной армией, возглавляемой коммунистами. Такова была точка зрения Рихарда Зорге.
Оформление документов прошло без особых затруднений - визы, паспорт, рекомендательное письмо из японского генерального штаба лежали в кармане Зорге. Рихарду нужно было только нанести прощальный визит германскому послу Герберту фон Дирксену.
Перед отъездом в Китай доктор Зорге до глубокой ночи просидел у посла. Желая выяснить отношение германского правительства к событиям в Китае, Рихард задал прямой и, казалось бы, наивный вопрос должен ли он в своих корреспонденциях из Китая поддерживать позиции Коноэ, или у господина посла на этот счет есть другое мнение?
Разговор велся неторопливо и часто переходил на отвлеченные темы. Оба они увлекались коллекционированием древних восточных статуэток, и беседа об этом доставляла обоим удовольствие. Рихард не торопился выяснять вопросы, ради которых он приехал к послу, - все придет в свое время.
Зорге рассказывал, как в Киото ему удалось за бесценок купить чудесную статуэтку Будды Майтреи. Несомненно, это работа северных мастеров - сочетание наивного примитива с искуснейшей резьбой, передающей тончайшие нюансы характера божества, а скорее характера самого резчика.
- Как вам удается добывать такие уникумы?! - не скрывая зависти, воскликнул фон Дирксен.
- Мне просто везет! - усмехнулся Зорге. - Вероятно, это компенсация за бродяжий характер. Я люблю скитаться по свету.
Под потолком горела яркая люстра, на письменном столе стояла зажженная лампа. Был включен и торшер между кожаным диваном и креслами. В одном из них сидел уже пожилой, беловолосый посол фон Дирксен. Он любил яркий свет - ни один уголок кабинета не оставался в тени. В этом ярком раздражающем свете морщины, бороздившие лицо Зорге, казались еще более глубокими, и выглядел он сейчас значительно старше своих сорока двух лет. Зато глаза его сейчас поголубели и молодо глядели из-под широких бровей. Выражение его лица постоянно менялось то это было суровое лицо скифа, то оно становилось вдруг по детски добродушным, и тогда из глаз, только что метавших колючие искры, лучилась мягкая, добрая теплота.
Его собеседник, Герберт фон Дирксен, являл собой полную противоположность Зорге - педантичный, подтянутый дипломат старой немецкой школы. Он отрывисто посасывал сигарету, выпуская клубы дыма, казавшиеся прозрачными в ярком свете люстры, торшера и настольной лампы.
