А. Фурсов - De Secreto / О Секрете
Было принято решение отправить полковника Дуфвинга к Геббельсу. Чуйков позвонил начальнику штаба и приказал обеспечить переход полковника и одновременно связать наш батальон на переднем крае с немецким батальоном и таким образом установить связь Геббельса с армейским командным пунктом.
После ухода фон Дуфвинга беседа с Кребсом продолжалась. Генерал говорил: «Я думаю, уверен, что есть только один вождь, который не хочет уничтожения Германии. Это — Сталин. Он говорил, что Советский Союз невозможно уничтожить и также нельзя уничтожить Германию. Это нам ясно, но мы боимся англо-американских планов уничтожения Германии. Если они будут свободны в отношении нас — это ужасно…».
Соколовский: «А Гиммлер?».
Кребс: «Разрешите говорить прямо? Гиммлер думает, что германские войска ещё могут быть силой против Востока. Он доложил об этом вашим союзникам. Нам это ясно, совершенно ясно!».
В 9.45 утра раздался звонок. Чуйков писал: «Советское правительство даёт окончательный ответ: капитуляция общая или капитуляция Берлина. В случае отказа — в 10 часов 45 минут мы начинаем новую артиллерийскую обработку города. Говорю об этом Кребсу. — Я не имею полномочий, — отвечает он. — Надо воевать дальше, и кончится всё страшно. Капитуляция Берлина — тоже невозможна. Геббельс не может дать согласие без Дёница. Это большое несчастье».
Соколовский: «Мы не пойдём на перемирие или на сепаратные переговоры. Почему Геббельс сам не может принять решение?».
Кребс (снова и снова): «Если мы объявим полную капитуляцию Берлина, то все поймут, что фюрер погиб. А мы хотим создать правительство и сделать всё организованно».
Соколовский: «Пусть Геббельс объявит…».
Кребс (перебивая): «Но Дёниц — беспартийный. Легче решать ему. Пусть он и капитулирует, чтобы не нести напрасных жертв».
Соколовский: «Капитулируйте и объявите о новом правительстве. Мы вам дадим для этого рацию в Берлине. Вы свяжетесь и с правительствами наших союзников».
Кребс: «Да, Геббельсу, пожалуй, придётся на это решиться. Может быть, можно мне поехать к нему?».
Соколовский: «Можете ехать. Мы говорим вам всё напрямую. У вас положение безвыходное: даже нет связи между Геббельсом и Дёницем. А после капитуляции Берлина мы дадим вам самолет или автомашину и установим радиосвязь».
Кребс: «Нас не арестуют? Все военные, которые руководят капитуляцией, останутся на свободе? Или мы будем считаться пленными?».
Соколовский: «Мы не знаем, каковы будут решения союзных правительств».
Кребс: «Я снова повторяю свой вопрос: что нас ждёт после капитуляции?».
Соколовский: «Мы гарантируем членам нового временного правительства право снестись с союзными правительствами совершенно официально. Решения примут три союзных правительства, и, повторяю, вам сообщат».
Кребс: «Мне надо узнать, что думает доктор Геббельс. Надо сказать ему о варианте капитуляции Берлина».
Тем временем началась артиллерийская подготовка. Пролетели советские самолёты. В это время вернулся полковник фон Дуфвинг с переводчиком. Чуйков писал, что переводчик был очень взволнован. Он говорил: «Когда мы шли, я кричал: “Не стрелять, мы парламентеры”. Наши мне не ответили. Русский майор тянул провод для связи. На углу Принц-Альбертштрассе он был обстрелян с немецкой стороны. Его ранило в голову. Я стал кричать, чтобы не стреляли. Сам пошёл с кабелем. Полковник фон Дуфвинг снял шинель и оружие и направился с белым флагом вперёд. Обстрел продолжался. Ранило несколько русских солдат и офицера — командира роты: они стояли неподалеку, ожидая связи. Но её нет до сих пор. Со стороны русских она включена, а с нашей стороны — нет. Вероятно, боевая группа не была информирована. Что же теперь делать? Ждать связи или возвращения полковника? Русские сказали, что с их стороны полковнику будет обеспечено беспрепятственное возвращение».
«Вернитесь и обеспечьте переход полковника обратно, — распорядился Кребс. — Кто стрелял?».
«Должно быть, снайпер. Русский майор, очевидно, умрёт. Жаль…».
Кребс оставался на командном пункте Чуйкова. Присутствовавших покормили завтраком. Во время завтрака Кребс вспоминал, как был на первомайском параде 1941 г. в качестве помощника военного атташе. Он и Чуйков обменялись репликами, которые затем были использованы в фильме «Падение Берлина».
Кребс: «Первое мая у вас — большой праздник».
Чуйков: «А как же нам не праздновать сегодня — конец войны и русские в Берлине».
Наконец, была установлена телефонная связь с рейхсканцелярией. Кребс зачитал Геббельсу советские условия капитуляции:
«1. Капитуляция Берлина.
2. Всем капитулирующим сдать оружие.
3. Офицерам и солдатам, на общих основаниях, сохраняется жизнь.
4. Раненым обеспечивается помощь.
5. Предоставляется возможность переговоров с союзниками по радио».
Кроме того, Кребс сообщил Геббельсу, что по радио будет объявлено о предательстве Гиммлера. Геббельс потребовал возвращения Кребса, чтобы обсудить с ним все эти условия.
На прощание Кребсу было сказано: «Вашему правительству будет дана возможность сообщить о том, что Гитлер умер, что Гиммлер — изменник, и заявить трём правительствам — СССР, США и Англии — о полной капитуляции. Мы, таким образом, частично удовлетворим и вашу просьбу. Будем ли мы помогать вам в создании правительства? Нет. Но даём вам право сообщить список лиц, которых вы не хотите видеть в качестве военнопленных. Мы даём вам право после капитуляции сделать заявление Союзным Нациям. От них зависит дальнейшая судьба вашего правительства».
Кребс: «Список лиц, находящихся в Берлине, который мы дадим, не будет рассматриваться как список военнопленных?».
Ответ: «Это обеспечено. Офицерам сохраним звания, ордена, холодное оружие. Мы даём право представить список членов правительства, право связи с Дёницем. Но всё это после капитуляции».
Кребс: «С целью образования общего легального правительства Германии?».
Ответ: «Только для заявления и связи с правительствами государств нашей коалиции. Их дело решать, как будет дальше».
Кребс: «Итак, после капитуляции советское радио даст сообщение о смерти Гитлера, о новом правительстве и о предательстве Гиммлера?». Получив положительный ответ, Кребс, по словам Чуйкова, «заверил, что постарается обо всем быстро договориться. 13 часов 08 минут. Кребс ушёл».
Весьма знаменательным является рассказ Чуйкова о том, как, попрощавшись, Кребс дважды возвращался «уже с лестницы: сперва он позабыл перчатки, которые положил на подоконнике вместе с фуражкой; однако, фуражку-то он надел, а вот перчатки не взял. Второй раз Кребс вернулся под предлогом, что забыл полевую сумку, которой у него вообще не было. Он уверял, что принёс в ней документы от Геббельса и Бормана, хотя — я хорошо это помню — доставал бумаги из бокового кармана».
Чуйков так объяснял поведение Кребса: «По глазам и поведению было видно — генерал колебался: идти ему обратно в пекло или первому сдаться на милость победителя. Возможно, ждал, что мы объявим его пленником, с чем он, возможно, охотно согласился бы».
Во второй половине 1 мая в бункере рейхсканцелярии: существующие версии.
Жуков вспоминал: «В 18 часов В.Д. Соколовский доложил, что немецкое руководство прислало своего парламентера. Он сообщил, что Геббельс и Борман отклонили требование о безоговорочной капитуляции. В ответ на это в 18 часов 30 минут с невероятной силой начался последний штурм центральной части города, где находилась Имперская канцелярия и засели остатки гитлеровцев».
Однако нет никаких документальных доказательств того, что руководители нового правительства на самом деле отвергли согласованные с Кребсом условия капитуляции. Указанный немецкий парламентёр не предъявил никаких документов, свидетельствующих о том, что он действует по поручению Геббельса или Бормана. Не осталось никаких документов о заседании правительства Геббельса, на котором было принято решение отвергнуть согласованные условия капитуляции.
Утверждалось, что вечером 1 мая значительная часть обитателей бункера предприняла попытку прорыва из советского окружения. По оценке американского историка Уильяма Ширера, от 500 до 600 обитателей бункера, многие из которых составляли эсэсовцы, в конечном счёте сумели прорваться. Они затем оказались в западной части Германии, в оккупационных зонах союзников. Многие из бежавших потом беседовали с английским историком Х.Р. Тревором-Роупером, и их свидетельства позволили ему написать книгу «Последние дни Гитлера». Некоторые из них утверждали, что генералы Кребс и Бургдорф, а также чета Геббельсов не присоединились к группе прорыва, а покончили жизнь самоубийством. Перед этим Магда Геббельс с помощью врача умертвила своих детей. Борман же присоединился к участникам прорыва, но погиб в пути.
