Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922 - Александр Геннадьевич Зорихин
Деятельность миссий строилась в строгом соответствии с директивными установками кабинета министров и не предусматривала отклонений от внешнеполитического курса империи. В 1918–1919 гг. они занимались консолидацией белых правительств под властью сначала Д.Л. Хорвата, а затем А.В. Колчака, контролируя обстановку через разветвленный агентурный аппарат из числа привлеченных к сотрудничеству с японской разведкой 30 старших офицеров, генералов и чиновников Омского правительства. При посредничестве офицеров разведки Генерального штаба и Владивостокской экспедиционной армии Японии удалось разрешить конфликт между Семеновым и Колчаком, однако непопулярность Омского правительства у населения, его финансовые затруднения и качественное превосходство Красной армии, нашедшие объективное отражение в докладах омской военной миссии, заставили Токио отказаться от планов создания «сибирской автономии».
Параллельная сеть разведорганов Генерального штаба в Стокгольме, Варшаве, Таллине, Париже, Архангельске, Стамбуле под прикрытием военных атташатов посольств и военных миссий при союзных и белых армиях в 1918–1919 гг. вела целенаправленный сбор информации о положении дел в Советской России, состоянии вооруженных сил противоборствующих сторон, воздерживаясь от проведения подрывных акций непосредственно в РСФСР. По причине отсутствия надежных агентурных позиций в советских органах государственного и военного управления европейские разведаппараты в своих оценках хода Гражданской войны опирались на нередко тенденциозные материалы белогвардейских и союзных спецслужб.
В результате свержения Колчака главными задачами разведывательных органов японской армии на Дальнем Востоке и в Забайкалье в 1920–1921 гг. стали всесторонний анализ военно-политического и экономического потенциалов ДВР и белых режимов, оценка угроз сферам японского влияния в Корее и Северной Маньчжурии, а также ведение переговоров с читинским и владивостокским правительствами о легитимности пребывания экспедиционных войск в России. Если на занятой территории 2-е управление Генштаба располагало достаточно мощным агентурным аппаратом, на 75 процентов состоявшим из русских и на 25 процентов – из японцев и корейцев, то после разгрома колчаковских войск разведывательные органы японской армии практически лишились агентурных позиций в Сибири и Забайкалье, прежде всего из-за массового оттока японского населения из освобожденных советских районов.
Благодаря подписанию гонконгского и хабаровского соглашений в 1920 г. Генштаб Японии восстановил утраченную после вывода войск агентурную сеть в Забайкалье и Приамурье за счет размещения в Хабаровске, Благовещенске и Чите официальных военно-дипломатических миссий, наблюдавших за реализацией этих договоренностей. Большую часть их агентуры составляли корейцы, а Сахалинская экспедиционная армия, оккупировавшая север острова и Нижнее Приамурье после «николаевского инцидента», активно использовала в разведывательных целях представителей коренных народностей. В то же время легальные резидентуры в странах Европы располагали ограниченными агентурными возможностями и продолжали в сборе информации о Советской России опираться на помощь союзников по Антанте и белых спецслужб.
Деятельность разведывательных органов японской армии на Дальнем Востоке в значительной степени осложнилась после меркуловского переворота в Приморье в мае 1921 г., так как правительство ДВР лишило военные миссии в Чите, Благовещенске и Хабаровске доступа к линиям телеграфной связи с Владивостоком и Токио и усилило контрразведывательное давление на них со стороны Госполитохраны. Частичным решением проблемы получения достоверных данных о ДВР стала организация японским Генштабом разведки на приамурском и забайкальском направлениях с позиций Сахалинской экспедиционной армии и военной миссии в Маньчжоули путем заброски маршрутной агентуры, анализа прессы и опроса беженцев.
Провал попыток образовать на Дальнем Востоке в 1918–1920 гг. марионеточное некоммунистическое государство, поступление на рубеже 1920–1921 гг. от разведорганов из Европы информации о намерениях советского руководства экспортировать революцию на Дальний Восток, в Китай и Корею, выявленная весной 1921 г. читинской резидентурой готовность правительства ДВР к диалогу с Японией и озвученный в 1922 г. в докладах военного атташе из Берлина отказ РСФСР от политики обольшевичивания сфер традиционных интересов империи в обмен на нормализацию с ней отношений способствовали свертыванию «сибирской экспедиции». 12 июля 1921 г. японское правительство приняло предварительное, а 23 июня 1922 г. окончательное решение о выводе войск из Приморья и Северной Маньчжурии, в связи с чем накануне эвакуации экспедиционного контингента во Владивостоке была образована региональная резидентура с
оперативным подчинением командованию Корейской армии. Еще три разведоргана – военные миссии в Харбине, Маньчжоули и Хэйхэ в Северной Маньчжурии – продолжили свою деятельность под контролем Квантунской армии с согласия лидера фэнтяньской милитаристской клики Чжан Пдолиня. Определенная информация о положении дел на Дальнем Востоке поступала в Токио до 1925 г. от разведорганов Сахалинской экспедиционной армии.
Участие японской военной разведки в интервенции на советском Дальнем Востоке и в Забайкалье оказало существенное влияние на ее оперативную деятельность. Во-первых, была создана не имевшая аналогов в мире система военных миссий, которые наряду с разведывательной, пропагандистской и подрывной деятельностью выполняли функции официальных дипломатических представительств и при необходимости заменяли японские посольства в стране пребывания. Во-вторых, практический опыт агентурной работы получила большая группа офицеров военной разведки, которая впоследствии влилась в состав легальных резидентур в СССР, Польше, Латвии, Финляндии, Турции и Иране. И в-третьих, на приграничных советской и маньчжурской территориях была создана компактная агентурная сеть, до 1931 г. снабжавшая командование Квантунской и Корейской армий в целом достаточно достоверной информацией об обстановке в восточной части СССР до Сибири включительно.
Кроме того, военная разведка Японии заложила в период Гражданской войны основу для долгосрочного партнерства с разведывательными органами армий Польши, Эстонии и Финляндии, превратившихся к концу Второй мировой войны в основной для нее источник информации о нашей стране.
Примечания
1 Апушкин В.А. Русско-японская война 1904–1905 гг. 2-е изд. М.: Образование, 1911. 208 с.; Клембовский В.Н. Тайные разведки: Военное шпионство. СПб.: Издательство Березовский, 1911. 184 с.; Мартынов Е.И. Из печального опыта русско-японской войны. СПб.: Военная типография, 1906. 176 с.; Русско-японская война в сообщениях Николаевской академии Генерального штаба. Ч. 2. СПб.: Типография С.Г. Кнорус, 1907. 326 с.
2 Иностранные дипломаты о революции 1917 г. // Красный архив. 1927. № 5 (24). С. 108–163; Переписка Милюкова и Терещенко с послами Временного правительства // Борьба классов. 1931. № 5 (сентябрь). С. 84–88.
3 Володин И. Иностранный шпионаж на Советском Дальнем Востоке // Правда. 1937. 23 апреля; Гиринский 3. Агенты капитана Обара // Комсомольская правда. 1937. 26 апреля; Кириллович К Шпионы за работой // Известия. 1937. 26 апреля; Кириллович К Шпионы некоей державы // Известия. 1937. 24 июля; Подрывная работа японской
