Эдуард Макаревич - Восток - Запад. Звезды политического сыска
Когда известный немецкий философ Карл Ясперс в беседе с издателем журнала «Шпигель» Р. Аугштейном указывает на коренное различие между преступлениями против человечности и преступлениями против человечества (уничтожение определенных народов), он ведь, по сути, подводит к мысли о том, что преступление против человечества нельзя совершить, не растлив нацию, не мобилизовав ее на злодеяния. Масштабы злодейства требуют этого. Преступное государство делает преступниками своих подданных. И становятся понятными слова американского обвинителя на Нюрнбергском процессе Джексона: «Эти преступления, о которых мы сейчас говорим, являются беспрецедентными из-за потрясающего количества их жертв. Они не менее потрясающи и беспрецедентны из-за большого количества людей, которые объединились для того, чтобы совершить их. Совесть и чувства большей части германского народа были привлечены к поддержке этих организаций, приверженцы их не чувствовали личной вины, когда названные организации переходили от одной крайней меры к другой, соревнуясь в жестокости и соперничая в преступлениях... этот судебный процесс не должен служить и тому, чтобы оправдывать весь германский народ, за исключением этих 22 человек, сидящих на скамье подсудимых... Успешное осуществление их планов было возможно только потому, что большое количество немцев было объединено в преступные организации...»54.
Преступными организациями были партия (НСДАП), СС (и часть ее — служба безопасности, СД) и гестапо. По сути, преступной организацией было и министерство пропаганды. И все они действительно объединяли миллионы немцев вокруг преступной идеи, каждая своими методами. А Гейдрих и Геббельс, делая одно дело, хорошо дополняли друг друга. Единство пропаганды, массовой культуры, партийной организации и политического сыска создали «нового человека» в Германии за очень короткий по историческим меркам срок, где-то лет за десять. Но держался он до последнего снаряда, до последнего патрона, до последнего дня гитлеровской империи.
ДВЕНАДЦАТЬ УРОКОВ ЭДГАРА ГУВЕРА, ДИРЕКТОРА ФБР, МАГИСТРА ПРАВА
Урок 1: сила ФБР в том, что ее руководители не меняют убеждений и беспредельно преданы своей организации
Когда президент США Ричард Никсон переживал нелегкие времена, связанные с уотергейтским скандалом, он как-то обмолвился: «Гувера нет. Он бы поборолся. Такого страху бы нагнал на некоторых людишек! У него на всех имелся компромат».
Сказано это было в феврале 1973 года, через десять месяцев после смерти Эдгара Гувера — директора Федерального бюро расследований Соединенных Штатов, великого мастера сыскного дела. Гувер ушел, но потребность в нем могущественных людей Америки оставалась еще долго.
Америка была благодарна ему за то, что в двадцатом веке страну обошли крупные социальные потрясения, и это несмотря на экономический кризис 1929 года. Благодарна за то, что в разведывательно-диверсионной и психологической войне с фашистской Германией на территории США победа осталась за американцами. Благодарна за то, что неискоренимая американская мафия в лице «выдающихся» преступников Джона Дилинджера, Фрэнка Кастелло, Элвина Карписа, Лаки Лучано, Аль Капоне оказалась контролируемой. Благодарна за то, что левые идеи и левые организации никогда не были популярны в Америке двадцатого века.
Его профессиональная жизнь началась в 1917 году в Министерстве юстиции со скромной, но многообещающей должности клерка картотеки. Утомительную работу по сбору данных о людях он превратил в творческий акт, исполняемый вдохновенно. Когда через семь лет он стал директором ФБР, то по выработанной привычке смотрел на каждого через призму картотеки. Уже тогда его вела мечта — иметь компромат на всех. А было ему 29 лет.
И к пятидесяти годам он действительно стал мастером информационного прессинга. Ощущение этого открыло перед ним совершенно новые горизонты. К тому времени он являл собою мужчину далеко не мечтательного, и хотя располневшего, но деятельного, впечатлявшего жизненной уверенностью. Под стать фигуре — плотной, коренастой — округлое упругое лицо. Оно привлекало обыденной невозмутимостью. Он не был избалован женщинами, сторонился их, и поговаривали, что у него были гомосексуальные наклонности. А его отношения с бессменным помощником, а потом заместителем только укрепляли эти подозрения. Но одна его фраза тогда обошла страницы всех популярных изданий: «Когда я был еще молод, я влюбился. Затем я стал полностью предан ФБР». После смерти матери он жил один и работал по 12 часов в сутки.
Он оставался директором бюро при восьми президентах, и ни один не осмелился его убрать. Потому, что на каждого у него «что-то было» в его собрании досье. Правда, собранным документам он практически не давал хода это было оружие сдерживания. А еще все президенты знали, что Гувер человек твердых убеждений, способный защитить американские ценности. В 1919 году он начальник особого сыскного отдела и пишет записку министру юстиции о вредности коммунистических идей: «Эти доктрины угрожают благополучию людей, безопасности всех и вся. Они уничтожат мир в стране, ввергнут ее в анархию и беззаконие, повлекут за собой неслыханную аморальность». А через 39 лет, в 1958 году он скажет: «Мои убеждения 1919 года непоколебимы. Коммунизм — главная угроза нашего времени. Сегодня он угрожает самому существованию западной цивилизации»1.
Урок 2: уметь отличать интеллектуальную свободу от интеллектуального дебоширства, против которого и работают ФБР и его осведомители.
Где-то после 1917 года до зажиточной Америки наконец дошло ощущение опасности от стремительного вала коммунистических идей из Европы. Особенно страшила русская революция. Определенные социальные силы она вдохновляла на выступления. А это страшило еще больше. Но в отличие от русской буржуазии американские буржуа и истеблишмент действовали предметно и быстро, без интеллигентских размышлений.
Уже в мае 1918 года закон о шпионаже пополнился поправкой, благодаря которой можно было упечь в тюрьму того, кто «высказывается устно или письменно в нелояльном, ругательном, грубом или оскорбительном тоне о форме государственного устройства, или в отношении конституции Соединенных Штатов, или в отношении вооруженных сил»2. А следом Конгресс принял новый закон об иммигрантах. Согласно ему в страну запрещался въезд иммигрантов, «помышляющих о насильственном свержении правительства США», и предусматривалась принудительная высылка, если они к моменту вхождения закона в силу проживали на территории Соединенных Штатов3.
Гувер в то время уже вырос до начальника общего сыскного отдела при Бюро. И он тогда избрал объектом первого удара Федерацию союзов русских рабочих. 500 человек — членов этой Федерации были арестованы. Подготовку вооруженного восстания доказать не удалось. Самой страшной уликой оказались собрания, разговоры и дискуссии о социализме, идеях марксизма и ситуации в коммунистической России. Поэтому Гувер вместо тюрьмы скоро организовал пароход, на который посадили 250 самых ярких активистов и ораторов и отправили за пределы США. Было это в конце 1919 года. Пароход назывался «Баффорд», и путь ему определили в Ригу, а оттуда его пассажиры двинулись к советской границе. Москва их приняла. А через два года Ленин ответил Западу тремя пароходами. На них «погрузили» около пятисот интеллигентов, не принявших советскую власть. И путь их лежал в Гамбург. Оттуда российские интеллектуалы рассосались по Европе, а кто-то, как Питирим Сорокин, обосновался в США. Валить, конечно, местное правительство он не собирался и прожил в Штатах достойную жизнь, в конце которой стал выдающимся социологом.
А Гувер в те сумбурные двадцатые годы точил мастерство. Он воистину, как молодой кабан, рыл землю под дубом, именуемым «подрывная деятельность». Уже тогда он смотрелся не «узким», а идейным профессионалом. Идеи его восходили к традиционным американским добродетелям: обожествление собственности и свободы в сумме с крайним индивидуализмом и энергией в продвижении своего дела. Свободу он, конечно, понимал по-своему. И как-то в 1940 году выразился довольно ясно: «Интеллектуальная свобода является нашим величайшим достоянием. Интеллектуальная вольность и дебоширство являются чертой антиамериканской. Пришло время, дав выход справедливому негодованию, разоблачить дебоширов»4. Ну а отличать дебоширство от свободы должно было, по его разумению, ФБР. И он даже задал некие критерии этого отличия.
Еще он чтил как святую ценность приверженность американской цивилизации, по его мнению, высшей форме развития человечества. А злейшим врагом ее считал коммунистов и радикалов. Ненавидел их почти на бессознательном уровне. Может, повлияло и то, что вырос он в пуританской строгости немецко-ирландской семьи, глава которой был потомственным вашингтонским чиновником. Но при всей обязательности моральных принципов Гувер выступал как истинный прагматик — во имя достижения целей годится все, что выгодно: интрига, коварство, двуличие. Эта помесь принципиальных добродетелей и жизненной беспринципности надежно обеспечивала карьерное восхождение.
