Карл Май - Золото Виннету (Виннету - 3)
- Кто эта молодая дочь кайова? - спросил я моих сторожей.
- Какхо-Ото, дочь Сус-Хомаши, который еще мальчиком получил право носить в волосах орлиное перо. Она тебе нравится?
- Да, - признался я, хотя понимал, что подобный разговор в моем положении крайне нелеп.
- Ее сестра стала скво нашего молодого вождя, - объяснил мне словоохотливый стражник.
- Скво Пиды?
- Да. Воин с большим пером в волосах, которого ты увидишь на совете, ее отец.
Так и закончился наш странный короткий разговор, последствий которого я тогда никак не мог предвидеть.
Совет продолжался больше часа, потом меня отвязали и снова привели к вигваму вождя, чтобы объявить приговор. Мне пришлось выслушать длинные речи, суть которых сводилась к обвинениям по двум основным пунктам: во-первых, меня обвиняли во всех преступлениях, которые когда-либо совершались белыми против краснокожих, то есть во всех смертных грехах человечества, и хотели, чтобы я один заплатил по общему счету; во-вторых, мне ставилась в вину давнишняя вражда с Тангуа, его увечье, пленение Пиды и освобождение Сэма Хокенса. Словом, я был смертельным врагом, о помиловании которого нельзя было и помыслить. Еще больше времени занял перечень пыток, которые ожидали меня. Я мог бы гордиться ими, так как их количество и изощренность говорили о том, что краснокожие относятся ко мне чуть ли не с суеверным трепетом. Единственным для меня утешением послужило то, что эти милые люди не стали спешить с приведением приговора в исполнение: в стойбище не вернулся еще один отряд воинов, выехавших на охоту, и было решено отложить торжественный обряд казни, чтобы не лишать отсутствующих возможности лицезреть смерть Олд Шеттерхэнда.
Я вел себя как человек, не боящийся смерти. Краснокожие, находясь перед судом врага, стараются своими речами привести мучителей в ярость, это считается доказательством отваги. Я же был белым, моя слава и известность были таковы, что я нисколько не заботился о том, как бы меня не посчитали трусом, поэтому и не стал издеваться над советом вождей и старейшин, а отвечал им с достоинством, но не дерзко. Кайова приняли меня совсем не так, как я мог ожидать, да и их молодой вождь отнесся ко мне великодушно, и я не испытывал к ним вражды и ненависти.
Не знаю почему, но когда мои стражи получили приказ снова привязать меня к дереву смерти, они повели меня прямо мимо вигвама, принадлежавшего Сус-Хомаши - Одному Перу. У входа стояла его дочь Какхо-Ото - Темный Волос. Без всякой задней мысли я остановился и спросил:
- Моя молодая краснокожая сестра тоже радуется, что воины ее племени наконец-то поймали злого бледнолицего?
Она снова покраснела до корней волос и ответила после мгновенного колебания:
- Сэки-Лата вовсе не злой.
- Откуда тебе известно, злой я или нет?
- Это знают все.
- Почему же вы хотите меня убить?
- Потому, что ты изувечил Тангуа, и потому, что ты вождь апачей, а не бледнолицый.
- Я бледнолицый и навсегда останусь им.
- Разве Инчу-Чуна не сделал тебя вождем своего племени? Разве ты не пил кровь Виннету, а он твою?
- Это так, но разве я снял хоть один скальп с сыновей кайова? Разве я сам напал на Тангуа? Меня вынудили защищаться. Пусть Какхо-Ото не забывает об этом.
- Сэки-Лата знает мое имя?
- Я узнал, что ты дочь великого и славного воина, поэтому спросил, как тебя зовут. Пусть в твоей жизни будет много зим и солнц, много больше, чем мне осталось часов.
Я направился к дереву. Мои стражники не пытались помешать мне беседовать с девушкой, но я не сомневаюсь в том, что они не делали подобных поблажек ни одному пленнику. Причиной тому было не только поведение Пиды и его отношение ко мне, но и то, как старый вождь изменился со временем, что было следствием не одного только преклонного возраста, смягчающего нрав. Сын влиял на отца. Молодые побеги придали старому дереву новые качества, наполнили и его новыми соками...
Когда меня снова привязали к дереву, мне никто не надоедал - не только воины, но и женщины и дети держались поодаль. Видимо, вожди дали приказ не приближаться ко мне, чем я был весьма доволен. Думаю, никому не доставит удовольствия чувствовать себя диковиной, на которую все пялят глаза.
Потом я увидел Какхо-Ото. Она вышла из вигвама с глиняной миской в руках и подошла ко мне.
- Мой отец разрешил мне принести тебе пищу. Ты примешь мой подарок?
- С удовольствием, - ответил я. - Но я не могу есть, у меня связаны руки.
- Я покормлю тебя.
Взяв нож, она принялась накалывать на его острие мелко нарезанное печеное бизонье мясо и подавать мне его в рот кусок за куском. Молоденькая индеанка кормила Олд Шеттерхэнда из своих рук, как ребенка! Несмотря на всю нелепость положения, меня разбирал смех, и я с трудом сдерживался. Хотя девушке, которая так милосердно отнеслась ко мне, кормить приговоренного к смерти не казалось чем-то особенным.
Мои стражники с серьезным видом наблюдали за нами. Когда я проглотил последний кусок мяса, один из них решил вознаградить девушку тем, что сказал:
- Какхо-Ото нравится Сэки-Лате.
Девушка взглянула на меня своими темными глубокими глазами, и я почувствовал, что краснею точно так же, как раньше она. Не сказав ни слова, она отвернулась и пошла назад, но через несколько шагов остановилась и спросила:
- Воин кайова сказал правду?
- Он спросил меня, нравишься ли ты мне, и я ответил, что да, - не стал отпираться я.
Она ушла, и я принялся бранить моего словоохотливого стражника, что, впрочем, не произвело на него ни малейшего впечатления.
После обеда я увидел Гейтса, снующего между вигвамами.
- Могу ли я поговорить вон с тем бледнолицым? - обратился я к часовым.
- Да, но если вы заговорите о побеге, я сразу же прогоню его прочь, ответил воин.
- Пусть мой брат не беспокоится, я убегу сам, без чьей-либо помощи.
Услышав мой зов, Гейтс медленно направился ко мне, воровато озираясь по сторонам, словно человек, сознательно нарушающий приказ.
- Ближе! Подойдите поближе! - попросил я его. - Или вам запретили говорить со мной?
- Боюсь, как бы мистер Сантэр нас не увидел, - сознался Гейтс. - Он не хочет, чтобы мы разговаривали.
- Разумеется. Он опасается, что я открою вам все его делишки.
- У вас с ним счеты, но к нам он относится по-джентльменски.
- Скоро вы на собственной шкуре убедитесь в обратном.
- Я вовсе не собираюсь слушать ваши доводы, сэр, потому что знаю, как плохо вы к нему относитесь.
- Не просто плохо - он мой враг, и у него есть веские основания, чтобы бояться меня.
- Бояться вас? Не обижайтесь на меня, сэр, но мне кажется, что вас уже можно не бояться.
- Только потому, что меня приговорили к смерти? Уж я-то как никто другой знаю, что между приговором и смертью есть существенная разница и не менее существенное расстояние по времени. Я уже столько раз должен был умереть, а, как видите, все еще жив. Скажите мне лучше, вы и в самом деле верите, что Олд Шеттерхэнд такой негодяй, каким его представляет Сантэр.
- Я могу верить только одному из вас. Вы враги, а кто из вас прав, меня мало волнует.
- Вам не следовало хотя бы обманывать меня!
- Когда же я обманул вас?
- В Магворт-Хиллз, когда скрыли от меня, что кайова направляются к могилам. Будь вы честным человеком, я бы не стоял здесь.
- Но вы первый солгали нам! Вы назвались именем Джонс!
- Ложь преследует единственную цель - извлечение выгоды, я же от вымышленного имени ничего не выигрывал. Это была даже не хитрость, а обычная мера предосторожности. На совести Сантэра не одна человеческая жизнь. Он дерзкий и опасный человек, который пытался убить меня. Вы же были его товарищами. Судите сами, мог ли я тогда открыться вам?
- Несмотря на это, вы не должны были ничего от нас утаивать. Мы не заслужили вашего недоверия.
- А доверия - тем более! Вы люди неопытные, по крайней мере, в сравнении с таким вестменом, как я. Я знал, что вас нанял Сантэр, поэтому мне волей-неволей пришлось скрыть от вас правду и присмотреться к вам поближе. Как же я мог открыто назвать свое имя, если вы на все лады расхваливали моего злейшего врага?
- Но если бы вы тогда представились своим настоящим именем, мы бы поверили вам и встали на вашу сторону.
- Теперь вы знаете, что я Олд Шеттерхэнд. Поверьте мне и встаньте на мою сторону.
- Поздно, сэр, вы сами виноваты в том, что произошло, так как обманули нас.
- Не пытайтесь выкрутиться. Неужели вы не убедились в том, что Сантэр горит желанием убить меня?
- Он не желает вам зла. Он сам сказал об этом.
- Как я ни пытаюсь доказать вам, что у Сантэра нечестные намерения, вы мне не верите, хотя любой вестмен на вашем месте уже давно почел своей прямой обязанностью покинуть его и помочь мне, пленнику, которому угрожает опасность.
- Сантэр сказал, что хочет спасти вас.
- Ложь! Сантэр заворожил вас, и вы прозреете слишком поздно.
- Вам незачем беспокоиться о нас. И мы ничего плохого не сделали Сантэру, не выслеживали его и не пытались убить, поэтому нам нечего его бояться.
