Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Том 15. Царствование Петра I Алексеевича. 1703–1709 гг.
Но запорожцы пользовались всегда сочувствием в низшем слою украинского народа, особенно поюжнее, куда именно двигались шведы; пример Запорожья и теперь мог быть заразителен, и Петр пишет Меншикову, чтоб он оставался в Украйне, не ездил к нему в Воронеж. «Ежели вы не в пути, то лучше б еще немного там для запорожского дела задержались, а сие дело, сам ты знаешь, что не из последних; я уже три письма писал до г. фельдмаршала, чтоб он подался к Переволочне для сего дела, при том же советую и вам, буде невозможно всеми, хотя б частью позадь Полтавы протянуться для сего ж дела». Опасения Петра оправдались. Один из его министров, князь Григорий Фед. Долгорукий, находившийся теперь вместе с гетманом Скоропадским, писал ему 3 апреля: «Вор кошевой яд свой злой еще продолжает: на другую сторону за Днепр непрестанно прелестно пишет, дабы побивали свою старшину, а сами б до него за Днепр переходили, что уже такая каналия там за Днепром купами сбирается и разбивает пасеки». Запорожцы были побиты в схватке с отрядом полковника Болтина; также запорожский отряд потерпел сильное поражение вместе с шведами у местечка Сокольна от генерала Ренне; за отсутствием Гордеенки в Сечи выбрали в кошевые Сорочинского, и Петр писал Меншикову: «Мы зело порадовались, что господь бог в начале сей кампании таким счастием благословил, наипаче тому я рад, что проклятые воры (запорожцы) сами видели, что шведов разбили, от чего принуждены будут оные разбежаться, а что кошевым выбрали Сорочинского, он добрый человек, я его сам знаю». Но Петр ошибся в доброте Сорочинского; перемена кошевого не повела ни к какой перемене в Запорожье относительно царя, и царь послал Меншикову указ взять и разорить Сечь.
Назначенные к Запорожью полки сели на суда в Киеве под начальством полковника Яковлева. У Переволочны Яковлев встретил несколько тысяч запорожцев и послал к ним с требованием, чтоб вины свои великому государю принесли, но козаки, соединясь с переволочинскими жителями, вышли на бой, и Яковлев принужден был доставать их штурмом, с уроном своих войск. У обоих кодаков встречено было также сопротивление. 11 мая Яковлев подошел к Сечи; сначала искал он всяким добрым способом, чрез письма и пересылки склонить воров к стороне государевой. Запорожцы как будто обнаруживали склонность, но это была только хитрость: они хотели продлить время. Потеряв терпение и зная, что Сорочинский поехал за ордою, Яковлев решился добыть Сечь оружием. С сухого пути приступа не было; вода со всех сторон облила крепость; 14 мая солдаты подплыли на лодках, но при нападении на крепость встретили отчаянное сопротивление и должны были отступить, потерявши до 300 человек убитыми, в том числе полковника Урна, много офицеров было переранено; пленники, взятые запорожцами, были «срамно и тирански» умерщвлены. Но в тот же день показалось вдали какое-то войско: запорожцы подумали, что это к ним идет Крымская орда на помощь, и вышли было на вылазку, но жестоко обманулись: пришли на помощь к Яковлеву драгуны от генерала князя Волконского с полковником Галаганом. Запорожцы, увидав свою ошибку, замешались; тут осаждающие устремились на них, ворвались в Сечь и овладели ею. Большая часть козаков погибли в схватке, немногим удалось уйти, пленных взято с 300 человек, пушек и амуниции взято много. «Знатнейших воров, – доносил Меншиков, – велел я удержать, а прочих казнить и над Сечею прежний указ исполнить, также и все их места разорить, дабы оное изменническое гнездо весьма выкоренить».
«Сего дня, – отвечал Петр 23 мая, – получили мы от вас письмо о разорении проклятого места, которое корень злу и надежда неприятелю была, что мы, с превеликою радостию услышав, господу, отмстителю злым, благодарили, с стрельбою ивам за оное премного благодарствуем, ибо сие дело из первых есть, которого опасаться надлежало было. Что же пишете о деташементе полковника Яковлева, чтоб оному быть в армии, и то добро, только надлежит из оного оставить от семи до пяти сот человек пехоты и от пяти до шести сот конницы в Каменном Затоне, дабы того смотрели, чтоб опять то место от таких же не населилось, також которые в степь ушли, паки не возвратились или где инде не почали собираться; для чего ежели комендант в Каменном Затоне плох, то б из офицеров доброго там на его место оставить, а прочим быть в армию».
Было еще одно место в Малороссии, на которое правительство смотрело подозрительно. В начале 1709 года Головкин писал киевскому губернатору князю Дм. Мих. Голицыну, чтоб выслал за рубеж студентов из поляков (т. е. русских родом из польских владений), находящихся в киевском Братском монастыре; чтоб дал знать, сколько останется студентов из малороссиян, сколько монахов из поляков и нет ли в них какого подозрения? Голицын отвечал (15 февраля), что «выслал из Киева всех студентов родом из Литвы и Польши; студентов из малороссиян осталось 161 человек; монахов в Братском монастыре 30 человек, и из них малороссиян только человек пять, а то все из-за границы польской, но иные с младенчества живут в Киеве; узнать, нет ли в ком из монахов подозрения, трудно, потому что монахи все нас чуждаются; во всем Киеве нашел я только одного человека, именно из Братского монастыря префекта, который к нам снисходителен». Этот префект был знаменитый впоследствии Феофан Прокопович: не предчувствовал князь Дмитрий, в каких отношениях будет находиться после к этому снисходительному префекту!
В Киеве и всюду по Украйне было тихо. Сечь лежала в развалинах, турки и татары не двигались, о поляках не было слышно; все как будто притаило дыхание, дожидаясь, чем разыграется кровавая игра между Петром и Карлом. В апреле с дороги из Воронежа в Азов Петр писал Меншикову в Ахтырку: «Чтоб вы дали знать, сколь скоро можете в поле с квартир выйтить, чтоб я мог по тому житье свое в Азове расположить, а паче для леченья». В начале мая писал из Троицкого: «Я с первого числа сего месяца начал принимать лекарство, которое зело сильно действует, понеже здешний воздух жаркой оному помогает, и неисходен пребывать буду из дому до десятого числа, и чаю, с помощию божиею, к 15 числу сего месяца из лекарства вытить и готову быть к вам ехать». В другом письме: «Лекарство моё зело действует, только я от него, как ребенок, без силы стал». В третьем: «Не чаю ранее двадесятого быть к вам, сам слаб, и лошади под батальон ранее 20 дней не будут».
Между тем в начале же мая неприятель формально атаковал Полтаву и несколько раз жестоко к ней приступал, но постоянно был отражаем с большим уроном. В военном совете у Меншикова решили «учинить диверсию», 7 мая на рассвете пехота Меншикова перешла Ворсклу через мосты, а конница через болото и реку вплавь, с одними шпагами приступили к неприятельскому ретраншементу и выбили из него шведов, взявши в плен шестерых офицеров и 300 рядовых и потерявши своих 600 человек. Петр писал Меншикову 15 мая: «Что о Полтаве, и то и ныне подтверждаю, что лучше б вам к оному городу приступить (чрез реку от неприятеля) со всеми и помочь городу чинить (понеже сие место зело нужно), куды надлежит и фельдмаршалу быть, и сие (сколько я могу разуметь) кажется из лучших не последнее дело; впрочем, яко заочно полагаюсь на ваше рассуждение». Меншиков уже расположился под Полтавою со всеми своими полками и 19 мая писал Петру: «О здешнем состоянии доношу, что третьего дня был у нас в шанцах при линии нашей с неприятелем не малый ранконтр, и как неприятель работе нашей помешку чинить хотел, выслана от нас партия гренадеров, и в то же самое время учинили вылазку из города наши под командою бригадира Головина в 400 человек и, нападши на неприятеля с другой стороны, две роты на месте порубили, а прочих в конфузию великую привели. Он же, господин бригадир, поступив чрез меру горячо, дале поступал, лошадь под ним убили, и его в неволю взяли, другие ретировались в город, наши потеряли 100 человек, а неприятеля многое число пропало, и шанцы неприятельские вырублены; мы же от посту нашего ни малой пяди не отступили, но непрестанно пушечною стрельбою чрез многие часы неприятеля утесняли, что ныне гораздо усмирился и уже другой день мало какой промысл над городом чинит. Вчерашнего дня легкая наша партия, перебрався на другую сторону (Ворсклы), лошадей неприятельских около 1000 загнали, и другая партия ныне около 100 лошадей и людей генерала Круза забрали. Мы повседневно чинили здесь неприятелю диверсию, но желаю к тому скорого к нам прибытия вашей милости; то истинно и паче лучшего счастия надеемся, ибо ко всему знатная прибудет резолюция; баталии давать елико можно оберегаемся, а понеже неприятель со всею силою против нас собрался, и я по вашему указу послал к Шереметеву, чтоб, оставя Волконского с тремя полками при гетмане, к нам поспешал, також Долгорукому (Вас. Владим.) вместо Каменного Затона велел сюда идти». 28 мая Меншиков писал: «Прошлой ночи мы заложили последний шанец к самым неприятельским по самую реку апрошам. Полтавская крепость в зело доброй содержит себя дефензии, и никакого ущерба от действа неприятельского еще не обретается».
