Александр Островский - Солженицын – прощание с мифом
Не нужно было большого ума, чтобы понять, как только будет допущена свобода «идеологических и нравственных течений», сразу же развернется консолидация общественных сил, борьба между которыми неизбежно получит материальную поддержку извне. В таких условиях лишенная материальной поддержки официальная идеология неизбежно должна была бы уступить свои позиции в умах людей другой идеологии, имеющей финансовую поддержку из-за рубежа, что в конечном счете делало неизбежной сначала идеологическую, а затем политическую победу прозападных сил.
Если бы эти силы действительно стремились освободить советский народ от притеснения и открыть возможности для свободного и более быстрого его развития, если бы это повлекло за собою повышение жизненного уровня населения, его культуры и нравственности, против предлагаемых А.И.Солженицым перемен трудно было бы возражать. Но цели у этих сил были совершенно иные. И это нетрудно было предвидеть.
Когда “Письмо вождям” появилось в печати, разразился скандал: оказалось, что вождям был послан один текст, а опубликован другой (38). Как писал А.Флегон, некоторые работники издательства ИМКА-пресс утверждали, что им пришлось печатать «Письмо» три раза, причем сигнальный экземпляр двух первых изданий пересылался А.И.Солженицыну в Москву, и оттуда был получен приказ уничтожить весь тираж, так как автор решил изменить его текст. “У меня, – отмечал А.Флегон, – нет доказательств, что письмо было напечатано Солженицыным в трех вариантах, Но нет никакого сомнения, что оно было представлено его узкому кругу в трех разных вариантах» (39).
Признавая факт переработки «Письма», Александр Исаевич утверждает, что первоначально его планировалось опубликовать сразу же после выхода в свет первого тома «Архипелага», но 10 января 1974 г. «со случайной оказией» он «поспешил остановить печатание “Письма» (40). Объясняя это, Александр Исаевич пишет: «…надо было снять прежний уговорительный тон, он сейчас звучал бы как слабость». Необходимая переделка «Письма», по его утверждению, была проведена в ночь с 11 на 12 февраля, «в обычную бессонницу» (41).
Не ставя перед собою задачу специального текстологического анализа «Письма вождям» (не сомневаюсь, что со временем он будет проделан), ограничусь только некоторыми примерами, иллюстрирующими характер предпринятой автором правки. Для сопоставления возьмем тот текст «Письма», который был послан в сентябре 1973 г. Л.И.Брежневу (первоначальный вариант) (42) и тот, который был опубликован А.И.Солженицыным (окончательный вариант). Сравните:
Первоначальный вариант Окончательный вариант
“…и даже величайшая заокеанская держава, вышедшая из двух мировых войн могучим победителем, лидером человечества и кормильцем его, вдруг проиграет войну с отдаленной маленькой азиатской страной, начнет незримо рассыпаться от внутренего несогласия, деятельность когда-то грозного ее Сената снизится почти до балагана, и соотвественно обезьяньи мелодии потекут в эфир из этой страны, передавя ее растерянность в канун великих сотрясений” (Кремлевский самосуд. С.258) “…и даже величайшая заокеанская держава, вышедшая из двух мировых войн могучим победителем, лидером человечества и кормильцем его, вдруг проиграет войну с отдаленной маленькой азиатской страной, проявит внутреннее несогласие и духовную слабость” (Публицистика. Т.1. Ярославль. 1995. С.150-151).
Понять позицию автора нетрудно. Сидя на подмосковной даче, можно было называть “когда-то грозный” американский Сенат “балаганом”, а зарубежную музыку характеризовать как “обезьяньи мелодии”, но уместо ли было это за рубежом? Подобный характер имели и другие исправления. Так из первоначального текста “Письма” полностью был исключен раздел “Демократия или авторитарность?”, в котором содержалась развернутая критика буржуазной демократии и излагались аргументы о предпочтительности авторитарной формы власти для России (43). Исчез также раздел “И менять – мало что” (44), зато появился новый раздел “А как это могло бы уложиться?” (45).
Таким образом, мы видим, что Александр Исаевич редактировал “Письмо” не для того, чтобы придать ему боевой характер, а для того, чтобы сделать его более близким западному читателю. Это настолько очевидно, что работая над “Зернышком”, Александр Исаевич внес коррективы в свои первоначальные воспоминания на этот счет и поведал нам, что правка была произведена им после того, как с письмом ознакомился А.А.Угримов: “Под влиянием критики А.А.Угримова… я впервые увидел “Письмо” глазами Запада и еще до высылки подправил в выражениях, особенно для Запада разительных” (46)
Публикация этого “Письма” вызвала многочисленные отклики и привела к возникновению первых открытых разногласий между А.И.Солженицыным и некоторыми его вчерашними союзниками, сторонниками и поклонниками. В качестве примера можно привести А.Д.Сахарова, который уже 3 апреля 1974 г. публично выступил с возражениями по поводу “Письма вождям” (47).
Так пробежала первая серьезная трещина между А.И.Солженицыным и диссидентским движением. Более того, “Письмо” способствовало обострению разногласий внутри этого движения. Такую же роль оно сыграло и в эмигрантских кругах.
В связи этим за границей появился памфлет Бориса Солоневича, который характеризовал А.И.Солженицына как “агента КГБ” и утвержал, что он “нарочно выпущен за границу для разложения эмиграции (48).
Климов.
На новом месте
Несмотря на то, что семье А.И. Солженицына сразу же было предоставлено право выезда за границу, она отправилась туда только через полтора месяца. Прежде всего это было связано с необходимостью оформления документов. Но главное, чем была занята в эти дни Наталья Дмитриевна, – организацией вывоза солженицынского архива за границу (1).
Одним из первых, к кому уже 13 февраля, т.е. в день высылки мужа, она обратилась за помощью, стал журналист Нильс Мортен Удгорд, с которым она познакомилась в январе 1974 г. (2). «По счастливому совпадению, – пишет Александр Исаевич, имея в виду Н.М.Утгорда – воротясь…домой, он застал там своего приятеля Вильяма Одома». Его он и решил привлечь к этому делу (3).
Что же представлял собою Вильям Одом? Александр Исаевич характеризует его как «40-летнего помощника американского военного атташе, перед тем – преподавателя русской истории в Вест-Пойнте,…доктора исторических наук» (4). Этой репликой А.И.Солженицын пытается создать видимость, будто бы Вильям Одом был сугубо гражданским человеком и на должности помощника военного атташе оказался случайно.
«Он, по свидетельству Александра Исаевича, согласился по сути сразу: только бы не знал никто, в том числе и сам Солженицын. Ему предстояло паковать, отсылать свой личный багаж (как дипломатический) в Соединенные Штаты – вот туда он и вложит архив» (5).
К вывозу архива были привлечены и другие лица (6).
Только после того, как все необходимое для этого с молчаливого позволения властей было сделано, Наталья Дмитриевна с матерью Екатериной Фердинандовной и детьми (Дмитрием, Ермолаем, Игнатом и шестимесячным Степаном) тоже отправилась в путь.
Из Москвы в Цюрих они вылетели 29 марта 1974 г. По сведениям КГБ, «семью Солженицына в аэропорту провожали: Шафаревич, Чуковская, Гинзбург, Жолковская, Горбаневская, Копелев, Столярова, Агурский, Бухарина, Пастернак, Горлов, Борисов, Тюрин и другие» (7).
Вскоре в семье Солженицыных в Цюрихе появился еще один человек – Е.П. Бахарева, о которой нам известно пока лишь то, что она принадлежала к первому поколению эмигринтов и находилась в родстве с Натальей Дмитриевной. Екатерина Павловна взяла на себя уход за детьми (8). К этому следует добавить, что еще до приезда Натальи Дмитриевны Александру Исаевичу предложили свои услуги чешские эмигранты Франтишек Голуб и его жена Валентина, которые продолжали его опекать и в последующем (9)
Информируя ЦК КПСС о первых месяцах пребывания А.И.Солженицына за границей, КГБ доносил: «После выдворения из СССР Солженицын и члены его семьи проживают в Цюрихе, где арендуют часть трехэтажного домка. По имеющимся данным, Солженицын не проявляет интереса к устройству быта, что нередко является причиной ссор между ним и женой. Замкнутый образ жизни Солженицына, абсурдность его политических взглядов, отрицательные черты характера (эгоизм, высокомерие, жадность и др.) оттолкнули от него многих почитателей и послужили причиной изоляции его семьи» (10)
Через полмесяца, 16 апреля 1974 г. в Цюрих прибыл “сотрудник германского Министерства иностранных дел Петер Шёнфельд” “и, – пишет А.И.Солженицын в «Зернышке», – скромно передал нам два чемодана и сумку” – “главная часть моего архива “Красного колеса” – рукопись неоконченная (и нигде еще не сдублированная) “Октября Шестнадцатого”. Главных конвертов заготовок штук сорок и тетрадь “Дневника Р-17” – моего уже многолетнего дневника вокруг написания “Колеса” (11). 27 июня 1974 г. в Цюрих приехал Нильс Удгорд, повествует Александр Исаевич далее, и “привез нам вторую часть архива (осенью пришла третья, последняя, и самая объемная партия – от Вильяма Одома, через Соединенные Штаты. А мою “революционную” библиотеку перевез Марко Корти. Так к октябрю я был собран весь)” (12).
