История первобытного общества - Абрам Исаакович Першиц

культурному, брачно-регулирующему, потестарному и другим признакам в их совокупности или хотя бы даже только в их преобладающей части. Действительно, уже у аборигенов Австралии некоторым группам племен была свойственна известная языковая и культурная близость, возникшая отчасти вследствие их родства, отчасти вследствие тесных контактов. Но эта близость имела очень ограниченный характер (по свидетельству одного из крупнейших австраловедов А. Элькина, главным связующим звеном была общность мифологии) и еще далеко не привела к сложению единого надплеменного самосознания. Кроме того, даже такие зачатки межплеменной общности имелись не всюду. Часть зарубежных этнографов вообще усматривает в племени «вторичную» общность, обязанную своим происхождением главным образом сплочению аборигенов в борьбе с европейскими колонизаторами. Но это несомненное преувеличение, основанное на смешении собственно этнического (культурно-языкового) и потестарного (организационного) аспектов племени. Первый из них, как сказано было выше, зародился вместе с дуальной организацией; второй действительно определился сравнительно поздно, в эпоху позднеродовой общины, и вскоре стал теряться в соподчинении племенных структур. Тогда же начал меняться и этнический облик племени. Поэтому скорее правы те исследователи (Ю.В. Бромлей, В.И. Козлов, Л.П. Лашук и др.), которые связывают возникновение соплеменностей как особого типа этнической общности с охарактеризованными выше социально-этническими процессами и относят его только к эпохе разложения первобытнообщинного строя.

Соплеменности хорошо известны по античным и раннесредневековым историческим источникам. Ими были, например, ахеяне и доряне древнейшей Эллады или летописные восточнославянские «племена» полян, древлян, вятичей, кривичей, дреговичей и др. Процесс складывания соплеменностей прослеживается и на этнографическом материале, например, у одной из групп южноафриканских племен банту. В XVII–XVIII вв. они жили родо-племенным строем, уже перешедшим в стадию своего разложения. В начале XIX в. вождь одного из племен, Дингисвайо, чтобы дать отпор английской агрессии, стал «вооруженной рукой» объединять соседние племена. Ему, а затем его знаменитому полководцу Чаке и их преемникам, продолжавшим бороться с англичанами и бурами, удалось подчинить себе несколько племен и создать сильную военную организацию.

Чака — вождь зулу.

Подобное же сильное объединение создали в тех же целях другой вождь — Моселекатсе и его сын Лобенгула. В ходе межплеменной и внутриплеменной борьбы усиливалась социальная дифференциация, развивались отношения эксплуатации, происходило массовое перемещение и смешение отдельных групп. В то же время в ходе объединения завязывались экономические связи, шли процессы языковой и культурной интеграции. Весь этот процесс, значительно ускоренный необходимостью обороны от внешнего врага, уже к началу XX в. привел к образованию четко выраженной межплеменной общности, по наименованию родного племени Чаки получившей название амазулу, или зулу (зулусов).

Превращение соплеменностей в народности в основном совпадало с расколом общества на антагонистические классы и появлением государства. Это сопровождалось дальнейшей социально-культурной дифференциацией и замещением еще сохранявшихся кровнородственных связей территориальными. Большую роль в этом процессе играло само государство, почти всегда вводившее взамен племенного деления деление по территориальным округам и в той или иной степени регламентировавшее культурное развитие. В тех случаях, когда государственные границы охватывали несколько соплеменностей, последние превращались в областные общности («земли», «княжества», «графства» и т. д.), долго сохранявшие, но и постепенно изживавшие свои языковые, культурно-бытовые и иные особенности и свое особое самосознание. Соплеменности, разрезанные государственными границами, также постепенно утрачивали свое этническое единство. Но вообще конкретный механизм становления народности изучен пока плохо, как, впрочем, и сам этот тип этнической общности докапиталистических классовых формаций. Ведутся споры о критериях выделения народности вообще и рабовладельческой и феодальной народности в частности; нет единства мнений даже по таким кардинальным вопросам, как правомерность включения в состав античных народностей рабов, а в состав средневековых — феодальной аристократии.

Образование языковых семей.

Ко времени превращения языков племен и соплеменностей в языки народностей уже сложилось большинство языковых семей, т. е. семей языков со сходным грамматическим строем и основным словарным фондом, восходящим к общим корням. По вопросу о начале и путях сложения языковых семей существуют две основные точки зрения. С.П. Толстов, развивая гипотезу советского языковеда Д.В. Бубриха, выдвинул положение о так называемой первобытной языковой непрерывности. По его мнению, человечество первоначально говорило на многочисленных языках, на границах коллективов постепенно переходящих один в другой, но уже в конце позднего палеолита — начале мезолита начавших концентрироваться в более крупные группы — языковые семьи. Часть советских специалистов считает, что это косвенно подтверждается остатками языковой дробности и непрерывности у аборигенов Австралии, у населения внутренних областей Новой Гвинеи и у некоторых других сравнительно изолированных древних этно-лингвистических массивов. Иная точка зрения представлена так называемой ностратической[110] теорией, по которой многие языковые семьи восходят к одному общему мезолитическому корню (В.М. Иллич-Свитыч), Большинство же советских и зарубежных ученых придерживаются мнения, что образование языковых семей в основном приходилось на эпоху разложения первобытного общества и было связано с характерными для нее процессами массовых миграций, перемещения и смешения населения. Эти процессы приводили, с одной стороны, к дифференциации языка некоторых крупных племен (языка-основы, или праязыка) при их расселении, с другой стороны, к неполной ассимиляции племенных языков, в дальнейшем давшей начало новому разделению языка-основы. Впрочем, все эти взгляды не исключают друг друга. Образование языковых семей могло зародиться в период расширения первоначальной ойкумены и значительно ускориться в бурную эпоху разложения первобытного общества.

Так или иначе, к концу первобытной истории уже существовали крупнейшие языковые семьи. В Северной и Восточной Африке и в Передней Азии сложилась семито-хамитская семья, к которой относятся языки древних египтян, народов семитской (аккадийцы, вавилоняне, ассирийцы, финикияне, древние евреи, арабы и др.), кушитской (сомалийцы, галла) и берберской групп. К северу от нее образовалась кавказская языковая семья, к югу, в срединной Африке, — семья банту, затем распространившаяся во всей южной части Африканского материка.

В Южной Азии выделились языковые семьи дравидов, мунда и мон-кхмер, в Юго-Восточной Азии и Океании — австронезийская (малайско-полинезийская) семья. В Восточной Азии сложилась китайско-тибетская семья, подразделившаяся на таи-китайскую и тибето-бирманскую группы. Центральная Азия стала очагом распространения языков алтайской семьи, носители которых, тюркские, монгольские и тунгусо-маньчжурские народы, широко расселились по Азиатскому континенту. В Юго-Западной Сибири сформировались языки уральской (финно-угро-самодийской) семьи, распространившиеся затем на север и запад.

Наконец, где-то в пределах между Балтийским морем и Средней Азией возникла крупнейшая в мире индоевропейская языковая семья, к которой помимо ряда уже мертвых языков древних цивилизаций принадлежат современные славянские, балтийские, германские, кельтские, романские, иранские, индо-арийские, а также армянский, греческий и албанский языки.

Языки племен, заселивших окраины первобытной ойкумены и в меньшей степени затронутых процессами языковой ассимиляции и дифференциации (в особенности австралийцев, американских индейцев, ряда малых народов Сибири, многих племен