Карл фон Клаузевиц - О войне. Части 5-6
С другой стороны, ясно, что такое отнесение в глубь страны решения не окажет никакого влияния на сферу воздействия победы, которую одержит наступающий. С этой сферой воздействия победы мы ближе познакомимся при рассмотрении наступления; здесь мы отметим лишь, что эта сфера простирается до тех пор, пока не окажется исчерпанным превосходство (продукт моральных и физических соотношений) победителя. А это превосходство исчерпывается, во-первых, растратой вооруженных сил, поглощаемых театром войны, и, во-вторых, потерями в боях. Оба вида ослабления не могут существенно измениться от того, имели ли место бои в начале или в конце, впереди или позади. Мы, например, полагаем, что в 1812 г. победа, которую одержал бы Бонапарт над русскими под Вильно, повела бы его так же далеко, как и его победа под Бородино, предполагая, что силы его были бы такими же и что победа под Москвой не привела бы его дальше. Москва в любом случае являлась пределом сферы его победы. Конечно, ни одной минуты не может быть сомнения, что решительное сражение близ границы (по иным причинам) дало бы гораздо большие победные результаты и поэтому, может быть, дало бы и большую сферу победы. Таким образом, отнесение обороняющимся решения назад не встречает препятствий с этой стороны дела.
В главе о видах сопротивления[165] мы познакомились с отсрочкой решения, которое можно рассматривать как предельное; мы его назвали отступлением внутрь страны; это особый вид сопротивления, рассчитанный скорее на самоистощение наступающего собственными усилиями, чем на истребление его силой оружия в сражении. Но лишь при преобладании такого намерения можно смотреть на отсрочку решения как на особый вид сопротивления, ибо в противном случае, конечно, можно представить себе бесчисленное множество градаций, и последние могут связываться со всевозможными средствами обороны. Таким образом, в большей или меньшей степени содействия театра войны мы видим не особый вид сопротивления, но лишь произвольный добавок недвижимых средств сопротивления сообразно с потребностью сложившихся отношений и обстоятельств.
Если обороняющийся считает, что он вовсе не нуждается для обеспечения решения в этих недвижимых средствах борьбы, или если сопряженные с их использованием дальнейшие жертвы кажутся ему чрезмерными, то они остаются в запасе для будущего и являются для него в известной степени постепенными подкреплениями, которые, может быть, обеспечат ему возможность сохранить мощь его подвижных вооруженных сил, дабы после первого решения разыграть еще второе, а затем, пожалуй, и третье, т. е. таким путем становится возможным последовательное применение сил.
Если обороняющийся на границе проиграл сражение, но, однако, еще не поражен, то можно легко допустить, что уже позади своей ближайшей крепости он окажется в состоянии принять второе сражение; более того, если он имеет дело с не слишком решительным противником, то, пожалуй, достаточно будет значительного местного рубежа, чтобы остановить последнего.
Таким образом, при использовании театра войны, как и всего прочего, стратегия стои́т перед задачей экономии сил: чем меньшим обходятся, тем лучше, но хватить должно; здесь, конечно, как и в торговле, дело заключается вовсе не в одном голом скряжничестве.
Однако, во избежание крупного недоразумения, мы должны подчеркнуть, что предметом нашего рассмотрения в данном случае вовсе не является вопрос о том, какое сопротивление может быть оказано и что может быть предпринято после проигранного сражения; мы лишь разбирали, на какой успех мы можем заранее рассчитывать при этом вторичном сопротивлении и, следовательно, как высоко можем мы его расценивать в нашем плане. Обороняющемуся здесь надлежит почти исключительно обращать внимание только на один пункт: на своего противника – на его характер и на условия, в которых он находится. Противник слабохарактерный, неуверенный в себе, без большого честолюбия или находящийся в крайне стесненных обстоятельствах будет счастлив удовлетвориться в случае успеха умеренной выгодой и робко задержится перед всяким новым решением, которое отважится предложить ему обороняющийся. В подобном случае обороняющийся может рассчитывать, что ему удастся постепенно использовать средства сопротивления, предоставляемые ему театром войны; слабые в своем существе боевые действия будут постоянно возобновляться, и перед обороняющимся всегда с новой силой будут развертываться шансы повернуть конечное решение в свою пользу.
Но кто же не чувствует, что здесь мы уже начинаем приближаться к кампаниям, в которых не ищут решения и которые в гораздо большей степени являются ареной последовательного применения сил? О них мы и будем говорить в следующей главе.
Глава XXX. Оборона театра войны
(Продолжение)
Когда не ищут решенияМогут ли быть, и если могут, то в какой форме бывают такие войны, в которых ни та, ни другая сторона не является наступающей и где, следовательно, ни у кого нет стремления к чему-нибудь позитивному, об этом мы подробнее будем говорить в последней части; здесь нам нет надобности заниматься этим противоречием, ибо на одном из нескольких театров войны мы легко можем предположить основание для подобной обоюдной обороны в тех отношениях, которые связывают этот театр с целым.
Однако имели место не только отдельные кампании, лишенные фокусов в виде являющегося необходимостью решения, но история нам свидетельствует, что было много таких войн, в которых хотя и имелась наступающая сторона, а следовательно, и позитивная воля, но последняя была столь слабой, что уже не стремилась во что бы то ни стало к своей цели и не добивалась необходимого для этого решения, а довольствовалась теми выгодами, которые в известной степени сами собой вытекали из обстоятельств. Или же бывали случаи, когда наступающий не преследовал никакой самостоятельно поставленной цели и ставил свои действия в зависимость от обстоятельств, чтобы при случае пожинать плоды, подвертывавшиеся ему время от времени.
Такое наступление, отказывающееся от строгой логической необходимости продвигаться к цели, бредущее в течение всей кампании, подобно праздношатающемуся, без определенной цели и обращающееся то вправо, то влево за случайной дешевой добычей, мало чем отличается от обороны, так же предоставляющей полководцу срывать подобные плоды, но ближайшее философское рассмотрение такого рода ведения войны мы отложим до части нашего сочинения, посвященной наступлению; здесь же будем придерживаться лишь вывода, что в подобной кампании ни наступающий, ни обороняющийся не строят всех своих расчетов на решении, и последнее, таким образом, уже не образует замочного камня свода, к которому направлены все линии стратегической арки.
Подобного рода кампании (как нас учит история войн всех времен и стран) не только многочисленны, но составляют столь подавляющее большинство, что остальные являются как бы исключениями. Если бы даже со временем это отношение и изменилось, все же не подлежит сомнению, что таких кампаний всегда будет очень много и что в учении об обороне театра войны мы должны принять их в расчет. Мы попытаемся указать на проявляющиеся в них особенности. Действительная война большей частью окажется посредине между этими двумя направлениями и будет приближаться то к тому, то к другому, поэтому мы можем усмотреть практическое воздействие этих особенностей лишь в тех изменениях, которые они вызывают в абсолютной форме войны. Уже в III главе этой части[166] мы говорили, что выжидание составляет величайшее преимущество, каким оборона пользуется по сравнению с наступлением. В жизни и особенно на войне редко происходит все то, что должно было бы произойти в соответствии с обстоятельствами. Несовершенство человеческого разумения, страх перед плохим исходом и случайности, постигающие развитие событий, приводят к тому, что из всех действий, выполнение которых по обстоятельствам возможно, весьма многие остаются неосуществленными. На войне, где неполнота осведомленности, опасность катастрофы и множество случайностей представлены несоизмеримо сильнее, чем во всякой другой человеческой деятельности, число упущений, если их так называть, оказывается гораздо большим. Это и является той богатой нивой, на которой оборона пожинает плоды, растущие для нее как бы сами собой. Если к этому выводу из опыта присоединить самостоятельное значение, которое имеет на войне обладание территорией, то в данном случае оправдается применяемое в боях мирного времени (юридических спорах) изречение «Beati sunt possidentes»[167]. Последнее и заменяет собою решение, представляющее фокус всех войн, ориентированных на взаимное сокрушение. Это положение оказывается чрезвычайно плодовитым, – но не деятельностью, им вызванной, а мотивами для бездеятельности и для всей той деятельности, которая ведется в интересах бездеятельности. Там, где решение не ищется и не может ожидаться, там нет никаких оснований уступать во что бы то ни стало; такая уступка могла бы иметь место лишь для того, чтобы этой ценою купить себе известные преимущества к моменту решения. Следствием этого является стремление обороняющегося сохранить (т. е. прикрывать) столько, сколько представляется возможным, а наступающий стремится захватить все, что только можно, при отсутствии решения (т. е. распространяется возможно шире). Здесь нас интересует только оборона.
