Александр Королев - Загадки первых русских князей
8. Так сие случилось. В то время, как Фока спешил к своей крепости, один из воинов выехал прямо на него с обнаженным мечем и хотел поразить. Он просил его немедленно отступить от себя и уважить постигшее его бедствие. «Тебе должно, — говорил он, — как смертному, уважать непостоянство и неверность счастья и к горестям злополучного человека не присоединять новой горести. Уже довольно бед его окружающих, которые довели до такой крайности, что, бывши прежде начальником войска Римского, ныне сделался беглецом». Но, несмотря на сии слова его, он приближался к нему и хотел поразить. Тогда Вард, схватив висящую при бедре булаву, размахнулся и столь сильно ударил его по шлему, что череп его раздробился; и он безгласен повергся на землю. Таким образом Фока благополучно приходит в свою крепость. Военачальник, Магистр Вард, окруживши оную, советовал Фоке, просить у Государя пощады и немедленно выйти из укрепления. Он долго думал сам с собою и наконец, видя себя в чрезвычайной крайности и ужасной бедности, решился уступить судьбе своей и покориться победителям, если ему и друзьям его дано будет прощение. И так он просил дать ему верное слово, что никакой неприятности не потерпит; — получивши оное от Склира, немедленно выходит из крепости с женою и детьми. Склир принял их и содержал без всякого вреда: он донес о сделанных условиях Государю и спрашивал, что должно ему делать. Император Иоанн повелел ему «постричь Варда Фоку в монахи и отправить на остров Хиос вместе с женою и с детьми; а самому со всеми войсками переправиться через Геллеспонт в Европу и там зимовать в зимних станах: ибо, — писал он, — при наступлении весны, я сам с своими полками отправлюсь в поход против Скифов, будучи не в силах сносить их обиды».
9. Скифы (у Льва Диакона — это название варваров вообще — русов (в данном случае), болгар и др. — А.К.), узнав о переходе Военачальника Варда из Европы в Азию, посланного туда по повелению Государя, по случаю возмущения, произведенного Фокою, как сказано было выше, делали нечаянные набеги, грабили и без пощады опустошали Македонию и тем весьма много вредили Римлянам. Начальство над войском тогда поручено было Магистру Иоанну, человеку чрезмерно преданному лености и пьянству, в воинских делах неопытному и неискусному; от чего Россияне сделались надменнее и отважнее. — И так Государь не мог более сносить высокомерной их дерзости и явного к себе презрения, решился воевать с ними и остановить их стремление. Для сего он велел снарядить огненосные суда и отправить на кораблях во град Адриана (Адрианополь) хлеба, корму для вьюков и оружие для войска, чтобы, во время брани, ни в чем не было нужды. Между тем как делали сии приготовления, Иоанн сочетался браком с Феодорою, дочерью Константина Багрянородного, не очень отличною по красоте и прелести телесной, но превосходною из всего женского пола многими добродетелями. Сие брачное торжество было на втором году его царствования, в Ноябре месяце (970 года. — А.К.). Народ имел тогда чрезвычайную радость: ибо Государь управлял им кротко и милосердо. Особенно все удивлялись ему в том, что, имея от природы величественный вид и высокомерный нрав, он был всегда добр и справедлив к своим подданным и щедро раздавал милостыню бедным. Увеселяя граждан праздниками и разными торжественными играми, он проводил всю зиму в Византии; сверх того ежедневно, до наступления весны, обучал полки свои искусству двигаться во всем вооружении в разные стороны и многим другим военным хитростям; изобретенным храбрейшими в битвах мужами.
Книга VIII
1. Как скоро зимняя мрачность переменилась в весеннюю ясность, то Государь, поднявши крестное знамение, изготовился в поход против Тавроскифов. Посему прямо из дворца пошел молиться Богу в знаменитый храм Христа Спасителя, находящейся в Халкесе. Увидя, что сия молитвенница тесна и едва может поместить в себе пятнадцать человек, что вход в нее изгибист и очень не удобен, как излучистый какой-нибудь лабиринт или скрытное для убежища место, повелевает немедленно перестроить ее вновь великолепнее и сам для сего означает окружность стен. Сия благочестивая ревность, сие повеление Государя довело храм до той красоты и великолепия, в каком теперь его видим. Отсюда он пришел в славную церковь премудрости Божией и, попросив у Бога себе Ангела путеводителя и предшественника войску, поспешает оттуда в храм Богоматери, находящийся во Влахернах. Здесь также помолившись Богу, как должно, входит в тамошний дворец, чтобы видеть из него огненосные суда, стоявшие рядами в заливе Воспора, где спокойная и безопасная пристань для грузовых кораблей простирается небольшим изгибом до самого мосту и впадающей реки. Увидев искусное, стройное плавание и примерное сражение судов (коих было более трехсот вместе с ладьями и челноками, называемыми ныне галеями и монериями), он наградил и гребцов и воинов деньгами; потом велел вступить в реку Истр (Дунай. — А.К.) для охранения прохода, чтобы Скифам, обращенным в бегство, нельзя было уплыть в свое отечество, к Киммерийскому Воспору. — Истр, говорят, есть одна из рек, выходящих из Едема, называемая Фисоном, которая, протекая от востока, по непостижимой премудрости Создателя, скрывается под землю, потом опять выходит из-под Кавказских гор, извивается по Европе и наконец, разделясь на пять устьев, вливает струи свои в Понт Евксинский. Но некоторые полагают, что Фисон есть река, протекающая Индийскую землю, называемая обыкновенно Гангом, близь коего находится камень изумруд.
2. Таким образом корабли поднялись в реку Истр. Император Иоанн отправился из Византии со всем войском и вступил в Адрианополь. Сей город, говорят, построил Орест, сын Агамемнона, во время странствия своего, после убиения матери Клитемнестры, и от того назывался прежде Орестиадом. Но после Император Адриан, во время войны со Скифами, очарованный прекрасным местоположением, укрепил его твердыми стенами и назвал Адрианополем. Здесь, узнав от лазутчиков, что неудобные и тесные дороги, ведущие в Мисию, называемые клейсурами, оставлены без всякой стражи, Иоанн созвал всех Сотников и Полковников и сказал: «Воины! Я думал, что неприятели, ожидая нашего к себе прибытия, уже давно с великим старанием укрепили выгодные для себя тесные и непроходимые дороги какими-нибудь стенами и оградами, чтобы трудно нам было вступить в их землю. Но, вероятно, приближение Св. Пасхи (16 апреля 971 года. — А.К.)воспрепятствовало им обезопасить пути и тем затруднит наше вступление: они не думали, чтобы мы, оставя все обряды великого праздника, блестящие одежды, торжественные ходы, пиршества и зрелища, обратились к бедственным бранным подвигам. И так самое лучшее дело, мне кажется, есть, немедленно воспользоваться сим случаем, пройти сию узкую дорогу со всею возможною скоростью, доколе они еще не узнали о нашем приходе и не выступили на сражение в сии опасные для нас места. Если, перешедши оные, мы нечаянно нападем на них, то одним приступом, я думаю, с помощью Божиею возьмем город Преславу, столицу Мисян, и после того весьма легко преодолеем яростных Россиян».
3. Так говорил Государь; смелые слова его, коими он убеждал перевести войско по гористой и наполненной оврагами дороге в неприятельскую землю, казались полководцам и Полковникам исполненными безрассудной дерзости, подобной исступлению. Они долго молчали; он с негодованием начал опять говорить: «Действовать на войне неосторожно, смело и отважно, конечно сопряжено с опасностью и даже совершенною гибелью: я знаю это сам, воспитанный в битвах с самой юности и одержавший уже многие, как вам известно, победы. Но когда счастье висит, так сказать, на волоске и не дает подступать с размышлением, тогда должно пользоваться им и приступать к делу, в чем, кажется мне, и вы согласитесь сами, приобретшие великую опытность от его непостоянства и превратности в сражениях. Итак, если верите спасительным моим советам, воспользуемся сим временем, доколе Скифы, находясь в беспечности, не знают еще о нашем прибытии: вскоре за переходом нашим через узкое место последует победа. Если они, узнав о нашем намерении переправляться через сии места, станут в боевой порядок в тесном проходе, то дело кончится худо — и мы подвергнемся крайней опасности. Итак, с неустрашимым духом и мыслью, что вы Римляне, побеждавшие всех неприятелей своих, следуйте немедленно за мною и на самом деле покажите свою доблесть».
4. Сказав сию речь, Государь сел на гордого и быстрого коня своего, покрытый превосходными доспехами, с длинным на плече копьем, и первый пустился в путь с полком «бессмертных» своих воинов, безопасно вооруженных; за ним следовали оплиты, числом до пятнадцати тысяч и тринадцать тысяч всадников. Прочее войско с обозом, с осадными и другими орудиями шло сзади тихим шагом с Председателем Василием, которому он поручил над ним начальство. Прошедши, сверх всякого чаяния, гористые опасные места, он остановился и на одном безопасном холме, обтекаемом с двух сторон рекою, обещавшею изобилие в воде, расположил для отдохновения всю конницу и пехоту. Но на рассвете он снял стан, построил полки густыми рядами и, приказавши громко трубить к бою, стучать в тарелки (кимвалы) и бить в бубны, пошел к Преславе. Тогда чрезвычайный поднялся шум: гром бубен отзывался в тамошних горах, доспехи звучали, кони ржали, все воины криком ободряли друг друга к сражению. Изумление и ужас овладели Тавроскифами: они поражены были сим неожиданным случаем, увидев искусное приближение войска. Но, несмотря на то, они немедленно схватили оружие, подняли щиты на рамена (щиты у них были крепкие и для большей безопасности длинные до самых ног), стали в сильный боевой порядок и, как рыкающие дикие звери, с ужасным и странным воплем выступили против Римлян на ровное поле, пред городом. Наши сошлись с ними и, сражаясь храбро, совершили великие воинские подвиги, хотя битва с обеих сторон была равная. Тогда Государь приказывает своим «бессмертным» быстро напасть на левое крыло неприятелей; они простерли копья вперед и, кольнувши коней, на них поскакали. Скифы, как пехотные воины, не устояли против копий (у них не было обыкновения сражаться на копьях: они никогда тому не учились), обратились в бегство и заперлись в стенах города: наши преследовали их и побивали без всякой пощады. У них, говорят, убито было на сем сражении восемь тысяч пятьсот человек.
