Барбара Такман - Первый блицкриг. Август 1914
Надвигалась вторая половина клещей. Немцы должны либо сразу же двинуться на Ренненкампфа, отказавшись от своих подготовленных позиций на Ангеранне, либо оторваться от Ренненкампфа и повернуться против Самсонова. Притвиц и его штаб остановились на первом решении и приказали Франсуа атаковать на следующее утро, двадцатого августа. Единственная сложность заключалась в том, что остальные два с половиной корпуса, послушно ожидавшие на реке Ангерапп, не могли действовать одновременно с ним.
Перед рассветом тяжелая артиллерия Франсуа открыла огонь, застав русских врасплох. Обстрел продолжался полчаса. В четыре часа утра его пехота двинулась вперед, плохо различимая в предрассветных сумерках, пока не вышла на расстояние ружейного выстрела от русских позиций. С наступлением утра бой разгорался, как огонь, постепенно охватывавший хворост. Русские батареи открыли огонь по приближавшимся серым цепям, и неожиданно белая дорога, лежавшая на их пути, стала серой от покрывших ее трупов. Поднялась вторая серая волна, приблизилась. Русские уже могли различить остроконечные шлемы. Снова ударили батареи, снова волна легла и снова поднялась следующая. Русские пушки, боезапас которых исчислялся двумястами двадцатью четырьмя выстрелами на день, вели огонь, требовавший четыреста сорок снарядов в день. В небе появился самолет с черными крестами и начал бомбить русские батареи. Серые волны приближались. Они уже были на расстоянии пятисот метров, когда русские пушки вдруг замолчали. Кончились снаряды.
Две дивизии Франсуа отрезали 28-ю дивизию русских, потери которой составляли шестьдесят процентов, она была фактически уничтожена. Кавалерия Франсуа с тремя батареями на конной тяге, далеко обойдя русский край и не встречая сопротивления кавалерии противника, не имевшей артиллерии, атаковала русский обоз. Таковы были успехи корпуса, действовавшего против правого фланга Ренненкампфа[66] левом фланге положение было совсем другим.
Здесь, предупрежденные звуками артиллерийской подготовки корпуса Франсуа, русские были готовы к сражению, которое развернулось на пятидесятикилометровом фронте.
В центре германский XVII корпус не вышел на рубеж наступления до восьми часов утра, отстав от Франсуа на четыре часа, а на правом германском фланге I резервный корпус появился только в полдень. Командовал XVII корпусом генерал Август фон Макензен, еще один из тех генералов, которые участвовали в войне 1870 года и теперь были практически стариками.
Генерал Отто фон Белов командовал I резервным корпусом. Вечером девятнадцатого числа, когда был получен неожиданный приказ присоединиться к Франсуа и начать наступление за Гумбиненом на следующее утро, он находился за Ангеранном. Поспешно собрав свои части, Макензен ночью перешел реку и оказался среди беженцев, телег и скота, двигавшихся по дорогам. Пока войска построились в боевые порядки и подошли достаточно близко, чтобы начать бой, преимущества неожиданного нападения были утеряны, и русские открыли огонь первыми.
Результат обстрела от тяжелых орудий[67] бывает самым ужасающим для тех, кто оказывается под огнем. В данном, хотя и редком в 1914 году, случае под огнем оказались германские войска. Пехота была прижата к земле и лежала, не смея поднять голову, рвались патронные и снарядные ящики, носились обезумевшие лошади. Во второй половине дня 35-я дивизия дрогнула под огнем. Одна рота бросила оружие и побежала, за ней вторая, паника охватила целый полк, потом его соседей. Вскоре по полям и дорогам в тыл бежали батальоны. Офицеры дивизии, штаба и сам Макензен бросились к ним наперерез в автомобилях, пытаясь остановить бегущих. Тщетно. Они остановились только через двадцать километров.
Находившийся справа от Макензена I резервный корпус фон Белова не мог помочь соседу, потому что вышел еще позднее, а когда достиг назначенного рубежа у Гольдапа на краю Роминтенского леса, он сразу же был атакован русскими. Отступление корпуса Макензена открыло левый фланг Белова. Это также заставило его отойти, чтобы прикрыть отступление Макензена и защитить себя, а 3-я резервная дивизия под командованием генерала фон Моргена выступила с рубежа реки Ангерапп последней и прибыла только к вечеру, когда все уже было кончено. И хотя немцы отступили в порядке, а русские понесли тяжелые потери от корпуса Франсуа, сражение под Гумбиненом в целом было победой русских.
Притвиц видел, что ему грозило. Настойчивое русское преследование через взломанный германский центр могло продолжаться до самого Инстербургского промежутка, раскалывая 8-ю армию и отбрасывая корпус Франсуа на север, под прикрытие кенигсбергского укрепленного района, против чего особенно предупреждал Генеральный штаб. Для того чтобы спасти 8-ю армию и не дать разделить ее, Притвиц, считая такой выход единственным, решил отступить за Вислу.
Мольтке сказал ему: «Не давайте расколоть армию. Не уходите с Вислы, но в крайнем случае можете оставить район к востоку от нее».
Притвиц решил, что крайний случай наступил, особенно после разговора по телефону с Макензеном, который живо описал панику, охватившую его войска.
В шесть часов вечера двадцатого августа Притвиц позвонил Франсуа и сообщил ему, что, несмотря на успех на его участке, армия должна отступить за Вислу. Словно пораженный громом, Франсуа начал протестовать, утверждая, что из-за своих собственных потерь русские не смогут осуществить энергичное преследование, и просил Притвица передумать. Он повесил трубку с чувством, что командующий колеблется, согласившись обдумать предложение[68].
В штабе, когда постепенно улеглась суматоха, обнаружили нечто удивительное: русские не преследовали. В русском штабе Ренненкампф отдал приказ начать преследование между тремя и четырьмя часами дня, но, получив донесение о том, что отход Макензена прикрывает тяжелая артиллерия, отменил приказ в четыре тридцать. Он не знал точно, насколько был ослаблен германский центр, и поэтому ждал. Когда совершенно измученный штабной офицер попросил разрешения отправиться спать, он ответил, что тот может лечь не раздеваясь.
Через час Ренненкампф разбудил его и сказал: «Теперь можете раздеться, противник отступает».
Эти слова долго и много обсуждались военными историками, которые слетаются на поле сражения уже после того, когда оно закончится. Особенно усердствовал Хоффман, который описывает этот случай со злорадной усмешкой и в весьма искаженном виде. Историки достаточно справедливо указывают, что, когда противник отступает, его нужно преследовать, а не спать. Из-за памятного исхода сражения под Танненбергом, преддверием которого был Гумбинен, остановка Ренненкампфа вызвала бурю горячих споров, объяснений и осуждений, не исключая и ссылок на его немецкое происхождение и прямых обвинений в предательстве.
Наиболее возможное объяснение было сделано на сто лет раньше Клаузевицем.
«Вся тяжесть разумного в армии, — писал он о проблеме преследования, — требует отдыха и пополнений. Оно требует от командира исключительной способности видеть и чувствовать дальше настоящего момента и действовать немедленно, чтобы добиться того результата, который сейчас кажется всего лишь украшением победы — роскоши триумфа».
Предвидел или нет Ренненкампф эти конечные результаты, факт заключается в том, что он не мог или думал, что не мог, заставить себя броситься за бегущим врагом и вырвать окончательную победу. Его тыл работал плохо, наступать дальше значило окончательно оторваться от него. Преследуя, он бы удлинял пути подвоза на вражеской территории, в то время как противник, отступая, сокращал свои. Он не мог воспользоваться германской железной дорогой, не захватив немецкого подвижного состава, и у него не было железнодорожных бригад, чтобы переделать колею. Его обоз был в хаотичном состоянии после нападения германской кавалерии; его собственная кавалерия правого фланга действовала плохо; он потерял почти дивизию. Поэтому он решил оставаться на месте.
Вечер был жарким. Полковник Хоффман стоял у дома, в котором разместился штаб, обсуждая прошедший бой и перспективы на следующий день со своим непосредственным начальником генерал-майором Грюнертом, вместе с которым он надеялся управлять более слабыми Притвицем и Вальдерзее. Как раз в этот момент им было доставлено донесение от генерала Шольца, командира XX корпуса. Он сообщал, что огромная русская армия перешла границу силами IV, V корпусов и наступает на фронте шириной восемьдесят-девяносто километров. Хоффман со своей обычной манерой, когда никто не мог понять, говорит он серьезно или шутит, предложил «скрыть» донесение от Притвица и Вальдерзее, которые, по его мнению, «не могли управлять своими нервами». Однако замысел Хоффмана не удался, так как именно в этот момент Притвиц и Вальдерзее вышли из дома, и по их лицам можно было узнать, что они также прочли донесение. Притвиц предложил всем войти в дом и провести совещание.
