Лев Троцкий - История русской революции, том 2, Октябрьская революция
Но не веря в восстание большевиков, соглашатели боялись его. Это лучше всего выразил Керенский. "Не ошибитесь, - вдруг выкрикнул он в своей речи, - не думайте, что если меня травят большевики, то за мной нет сил демократии. Не думайте, что я вишу в воздухе. Имейте в виду, что если вы что-нибудь устроите, то остановятся дороги, не будут передаваться депеши..." Часть зала рукоплещет, часть смущенно молчит, большевистская часть откровенно смеется. Плоха диктатура, вынужденная доказывать, что она не висит в воздухе!
На иронические вызовы, обвинения в трусости и нелепые угрозы большевики ответили в своей декларации: "Борясь за власть во имя осуществления своей программы, наша партия никогда не стремилась и не стремится овладеть властью против организованной воли большинства трудящихся масс страны". Это означало: мы возьмем власть, как партия советского большинства. Слова об "организованной воле трудящихся" относились к предстоящему съезду советов. "Только те решения и предложения настоящего совещания, - говорила декларация, - могут найти себе путь к осуществлению, которые встретят признание со стороны Всероссийского съезда советов".
Во время оглашения Троцким декларации большевиков упоминание о необходимости немедленного вооружения рабочих вызвало со скамей большинства настойчивые возгласы: "Зачем, зачем?" Это была все та же нота тревоги и провокации. Зачем? "Чтобы создать действительный оплот против контрреволюции", - отвечает оратор. Но не только для этого. "Я вам говорю от имени нашей партии и идущих за ней пролетарских масс, что вооруженные рабочие... будут защищать страну революции от войск империализма с таким героизмом, какого не знала еще русская история". Церетели охарактеризовал это обещание, резко разделившее зал, как пустую фразу. История Красной Армии впоследствии опровергала его.
Те горячие часы, когда соглашательские главари отвергали коалицию с кадетами, остались позади: без каде[303] тов коалиция оказалась невозможна. Не брать же, в самом деле, власть самим! "Захватить власть мы могли бы еще 27 февраля, - мудрствовал Скобелев, - но... мы всю силу своего влияния употребили на то, чтобы помочь буржуазным элементам оправиться от смущения... и прийти к власти". Почему же эти господа помешали взять власть оправившимся от смущенья корниловцам? Чисто буржуазная власть, разъяснял Церетели, еще невозможна: это вызвало бы гражданскую войну. Корнилова надо было разбить, чтобы своей авантюрой он не мешал буржуазии прийти к власти через несколько этапов. "Теперь, когда революционная демократия вышла победительницей, момент особенно благоприятен для коалиции".
Политическую философию кооперации выразил ее глава Беркенгейм: "Хотим ли мы или не хотим, буржуазия является тем классом, которому будет принадлежать власть". Старый революционер-народник Минор умолял совещание вынести единодушное решение в пользу коалиции. Иначе "нечего себя обманывать: мы будем резать". - "Кого?" - кричали с левых мест. "Мы будем резать друг друга", - окончил Минор при зловещем молчании. Но ведь, по мысли кадетов, правительственный блок нужен был для борьбы против "анархического хулиганства" большевиков. "В этом собственно и заключалась сущность идеи коалиции", - пояснял Милюков с полной откровенностью. В то время как Минор надеялся, что коалиция позволит не резать друг друга, Милюков, наоборот, твердо рассчитывал на то, что коалиция даст возможность общими силами резать большевиков.
Во время прений о коалиции Рязанов огласил ту передовицу "Речи" от 29 августа, которую Милюков снял в последний момент, оставив в газете белое пятно: "Да, мы не боимся сказать, что генерал Корнилов преследовал те же цели, какие мы считаем необходимыми для спасения родины". Цитата произвела впечатление. "О, они спасут!" - несется из левой половины собрания. Но у кадетов есть свои защитники: ведь передовица не была напечатана! К тому же не все кадеты стояли за Корнилова, надо уметь отличать грешников от праведников.
"Говорят, что нельзя обвинять всю кадетскую партию в том, что она была соучастницей корниловского мятежа, - отвечал Троцкий. - Здесь Знаменский не в первый уже раз говорил нам, большевикам: вы протестовали, когда мы делали ответственной всю вашу партию за движение [304] 3 - 5 июля; не повторяйте тех же ошибок, не делайте ответственными всех кадетов за мятеж Корнилова. Но в этом сравнении, по-моему, есть маленький недочет: когда обвиняли большевиков в том, что они вызвали движение 3 - 5 июля, то речь шла не о том, чтобы приглашать их в министерство, а о том, чтобы приглашать их в "Кресты". Разницу, надеюсь, не будет отрицать и министр юстиции Зарудный. Мы тоже говорим: если вы желаете тащить кадетов в тюрьму за корниловское движение, то не делайте этого оптом, а каждого отдельного кадета расследуйте со всех сторон. (Смех; голоса: "браво!") Если же речь идет о введении кадетской партии в министерство, то решающим является не то обстоятельство, что тот или иной кадет находился в закулисном соглашении с Корниловым, не то, что Маклаков стоял у телеграфного аппарата, когда Савинков вел переговоры с Корниловым; не то, что Родичев ездил на Дон и вел политические разговоры с Калединым, не в этом суть; суть в том, что {вся} буржуазная печать либо открыто приветствовала Корнилова, либо осторожно отмалчивалась, выжидая победы Корнилова... Вот почему я говорю, что у вас нет контрагентов для коалиции!"
На другой день представитель Гельсингфорса и Свеаборга, матрос Шишкин, говорил на ту же тему короче и внушительнее: "Коалиционное министерство у моряков Балтфлота и гарнизона Финляндии ни доверием, ни поддержкой пользоваться не будет... Против создания коалиционного министерства матросы подняли боевые флаги". Аргументы от разума не действовали. Матрос Шишкин выдвинул аргумент от морских орудий. Его вполне одобрили другие матросы, стоявшие на часах у входов в зал заседания. Бухарин рассказывал позже, как "матросы, поставленные Керенским для охраны Демократического совещания от нас, большевиков, обращаются к Троцкому и спрашивают, потрясая штыками: а скоро ли этой штукой можно будет поработать?" Это было лишь повторением вопроса, который матросы "Авроры" ставили на свидании в "Крестах". Но теперь сроки приблизились.
Если отвлечься от оттенков, то в совещании легко установить три группировки: обширный, но крайне неустойчивый центр, который не смеет брать власть, соглашается на коалицию, но не хочет кадетов; слабое правое крыло, которое стоит за Керенского и коалицию с буржуазией без всяких ограничений; вдвое более силь[305] ное левое крыло, которое стоит за власть советов или за социалистическое правительство. На собрании советских делегатов Демократического совещания Троцкий выступал за передачу власти советам, Мартов - за однородное социалистическое министерство. Первая формула собрала 86 голосов, вторая - 97. Формально лишь около половины рабочих и солдатских советов возглавлялась в этот момент большевиками, другая половина колебалась между большевиками и соглашателями. Но большевики говорили от имени мощных советов наиболее промышленных и культурных центров страны; в советах они были неизмеримо сильнее, чем на совещании, а в пролетариате и армии - неизмеримо сильнее, чем в советах. Отсталые советы непрерывно подтягивались к передовым.
За коалицию голосовало на совещании 766 депутатов, против - 688 при 38 воздержавшихся. Оба лагеря почти уравновесились! Поправка, исключавшая кадетов из коалиции, собрала большинство: 595 голосов против 493 при 72 воздержавшихся. Но устранение кадетов делало коалицию беспредметной. Поэтому резолюция в целом была провалена большинством 813 голосов, т. е. блоком крайних флангов, решительных сторонников и непримиримых противников коалиции, против центра, растаявшего до 183 голосов при 80 воздержавшихся. Это было самое дружное из всех голосований; но оно было так же пусто, как и идея коалиции без кадетов, которую оно отвергало. "По коренному вопросу... - справедливо пишет Милюков, - совещание осталось, таким образом, без мнения и без формулы".
Что оставалось делать вождям? Попрать волю "демократии", которая отвергла их собственную волю. Созывается президиум с представителями партий и групп для перерешения вопроса, уже разрешенного пленумом. Результат: 50 голосов за коалицию, 60 - против. Теперь, кажется, ясно? Вопрос об ответственности правительства перед постоянным органом Демократического совещания принимается тем же расширенным президиумом единогласно. За дополнение этого органа представителями буржуазии поднимается 56 рук против 48, при 10 воздержавшихся. Появляется Керенский, чтобы заявить: в однородном правительстве он участвовать отказывается. После этого задача сводится к тому, чтобы отправить злополучное совещание по домам, заменив его таким учреждением, в котором сторонники безусловной [306] коалиции были бы в большинстве. Чтобы достигнуть необходимого результата, нужно лишь знание правил арифметики. От имени президиума Церетели вносит на совещание резолюцию в том духе, что представительный орган призван "содействовать созданию власти" и что правительство должно "санкционировать этот орган": мечты об обуздании Керенского, таким образом, сданы в архив. Пополненный в надлежащей пропорции представителями буржуазии будущий Совет республики, или предпарламент, будет иметь своей задачей санкционировать коалиционное правительство с кадетами. Резолюция Церетели означает прямо противоположное тому, чего хотело совещание и только что постановил президиум. Но развал, распад и деморализация так велики, что собрание принимает предложенную ему слегка замаскированную капитуляцию 829 голосами против 106 при 69 воздержавшихся. "Итак, пока что вы победили, господа соглашатели и господа кадеты, - писала газета большевиков. - Делайте вашу игру. Приступайте к новому опыту. Он будет последним - за это мы вам ручаемся". "Демократическое совещание, - говорит Станкевич, - поразило даже самих инициаторов чрезвычайным разбродом мысли". В соглашательских партиях - "полный разлад"; справа, в среде буржуазии, "ропот ворчания, передаваемая шепотом клевета, медленное разъедание последних остатков авторитета власти... И лишь слева - консолидация сил и настроения". Это говорит противник, это свидетельствует враг, который в октябре еще будет стрелять по большевикам. Петроградский парад демократии оказался для соглашателей тем, чем для Керенского - московский парад национального единства: публичной исповедью несостоятельности, смотром политического маразма. Если Государственное совещание дало толчок восстанию Корнилова, то Демократическое совещание окончательно расчистило дорогу для восстания большевиков.
