Джастин Мароцци - Тамерлан. Завоеватель мира
Исчезновение бухарского хауза, его открытых каналов и подземных водотоков повлекло за собой еще одну болезненную потерю. Аисты, которые несколько столетий были такой же частью городского пейзажа, как минарет Калон, и которые кормились в этих водоемах, почти полностью исчезли.
Наиля сказала: «К 1970 году аисты окончательно улетели. Я все еще жалею об этом. Каждое утро мы надеемся увидеть их. Вы еще можете увидеть одно или два гнезда на вершине тутовых деревьев в Ляб-и-Хауз. Я любила смотреть, как матери ловят лягушек и рыбу и кормят птенцов. Если птенцы пытались опробовать крылья, то падали в Ляб-и-Хауз и ждали, когда матери спасут. Это прекрасные птицы. Здесь их жило очень много, так как они могли найти себе корм. Знаете, была знаменитая бухарская песня, которая называлась «Аисты возвращаются в Бухару».
Она начала вспоминать мелодию, а потом затянула песню. Ее высокий тихий голос необычайно сильно звучал в ночи. Потом она продолжила: «Я знаю, их еще видят за городом, но это совсем не то, что птицы, живущие прямо в городе. Они были частью нашего детства. Бухара больше никогда не станет такой, какой была до того, как аисты улетели».
* * *В течение нескольких дней я погружался в прошлое Бухары и все ждал, когда же оно откроется передо мной. Это чувство было более тонким, чем в Самарканде, так как здесь не было показной горделивости того города, и время открывало свои секреты гораздо более неохотно. В основном это было связано с тем, что лишь в одном месте сохранился в неприкосновенности старый район. Древние памятники Самарканда разбросаны практически по всему городу. Но при этом узкие улочки и переулки, которые раньше вели из исторического сердца Регистана к городским воротам, теперь не существуют. Здесь они уцелели.
Когда подошло время покидать Святую Бухару, я сделал это очень неохотно. Следующим этапом моего путешествия стала поездка длиной в 130 миль по долине Заравшана, которая снова повела меня по следам Тимура. На этот раз он вернулся в свою любимую столицу с запада. Самарканд не видел императора пять лет. Начав семилетний поход, татарские орды покинули Самарканд в октябре 1399 года, вскоре после победы в Индии. Воины вернулись в августе 1404 года, утомленные, нагруженные добычей, думая только о домашних радостях. Тимур мог посвятить долгие часы прогулкам по садам, обдумывая планы вторжения в Китай, но ведь он был императором, которого избрал бог, дабы освободить мир от неверных. Простые воины, которые приносили ему победы, думали совсем о другом. Война может подождать. Вино и женщины казались сейчас гораздо важнее.
* * *Триумфальный въезд Тимура в Самарканд проходил по привычному сценарию. Он переезжал из сада в сад, из одного дворца в другой, задерживаясь в каждом на несколько дней, прежде чем с помпой двинуться дальше. Толпы народа приветствовали его, разделяя его горе от потери наследника, радуясь его последним победам и увеличению империи. Хроники описывают неторопливое передвижение от Пленяющего Сердце Сада в Сад Чинар, из Сада Картины Мира в Райский Сад и Северный Сад. Зеленые лужайки были богато украшены, воздух наполнял аромат роз, весело журчали ручьи. Опять начались приемы и аудиенции, шумные пирушки и официальные банкеты. Однако это не привело к приостановке грандиозной программы строительства. В ознаменование своих последних побед Тимур приказал построить дворец в парке к югу от Северного Сада. Работать заставили строителей, захваченных в Дамаске. Говорят, что каждая сторона дворца была длиной более семисот метров.
Язди пишет: «Этот дворец был самым большим и самым великолепным из тех, что построил Тимур. Основные украшения домов в Сирии были вырезаны из мрамора. В их домах часто можно было видеть ручьи. Сирийские архитекторы также очень искусны в составлении мозаик, изготовлении скульптур и забавных фонтанов. Наиболее замечательно то, что они умеют обрабатывать камни различных цветов так же искусно и тонко, как это делают мастера с черным деревом и слоновой костью. Таким образом они сделали во дворце несколько фонтанов, прелесть которых выиграла от того, что они выбрасывали струи разной формы и неподражаемой красоты. После этого ремесленники из Персии и Ирака украсили стены внутри дворца фарфором из Кашана, который стал последним штрихом, довершившим красоты дворца».
Прибытие императора в столицу совпало по времени с приездом Руи Гонсалеса де Клавихо, испанского посла, прибывшего от короля Энрике III Кастильского. Покинув Кадис в мае 1403 года, испанец и его товарищи проделали длиннейшее путешествие протяженностью 15 месяцев и 6000 миль, неоднократно задерживаясь то здесь, то там. Потерпев кораблекрушение в Черном море, они были вынуждены зазимовать в Константинополе. Вырваться оттуда они сумели лишь следующей весной. Надеясь получить аудиенцию у Тимура, пока татарская армия стояла на пастбищах Карабаха, Клавихо лишь чуть-чуть разминулся с ним и был вынужден спешно ехать на восток. Но Тимур с такой стремительностью возвращался на родину, что испанцу в конце концов пришлось пересечь всю Азию.
Повосхищавшись Тавризом, где Клавихо встретил большое посольство, направляющееся из Каира в Самарканд, и Султанией, где он получил аудиенцию у беспутного сына императора Мираншаха, Клавихо отправился в Марвераннахр. В Нишапуре один из послов скончался от лихорадки, но остальные продолжили свой мучительный путь, пересекли пустыню Каракумы и достигли южной границы владений Тимура на реке Амударье в Балхе, на севере Афганистана. После того, как испанцы пересекли хорошо охраняемую границу, вход был разрешен, однако выход был запрещен под страхом смерти — Клавихо поехал на север из Термеза в Шахрисабз, где он был просто подавлен красотой и величием дворца Ак-Сарай, строительство которого продолжалось уже более двадцати лет. Отсюда ему предстоял последний отрезок пути к цели, всего 50 миль. И вот в понедельник 8 сентября 1404 года, в 9 часов утра, измученный испанец наконец-то прибыл в город, великолепие которого он не мог себе даже представить и гостеприимство которого он никогда не забыл.
Хроники детально описывают возвращение Тимура в столицу, но восторженное описание Клавихо — беспристрастное, в отличие от работ Язди и Арабшаха, — дает больше: нюансы и краски. Он писал с совершенно необычных позиций культурного европейца, чьи предубеждения по отношению к варварам-азиатам внезапно получили смертельный удар. С первого же взгляда он был поражен расточительной пышностью императорского двора. Сначала его провели через большой сад, а затем он вошел в ворота, облицованные синими и золотыми плитками. Шесть слонов, захваченных в Дели, охраняли вход, и каждый держал на спине миниатюрную башенку. Затем Клавихо передавали от одного придворного другому, пока они не предстали перед внуком императора Халил-Султаном. Он принял письмо короля Энрике и направил послов к Завоевателю Мира. Тимур сидел на возвышении перед входом во дворец, опираясь на шелковые подушки. Он был одет в шелковый кафтан, а на голове носил корону, украшенную рубинами, жемчугами и драгоценными камнями. В фонтане, который выбрасывал вверх высокий столб воды, плавали красные яблоки.
Именно Клавихо рисует нам наиболее подробный портрет Тимура в последние годы его жизни. Он провел в седле много десятилетий, кожу обжигало солнце и палил зимний мороз. Все это не могло не сказаться. «Царь сказал, чтоб они подвинулись ближе для того, чтоб рассмотреть их хорошенько, потому что он плохо видел и был уже так стар, что почти не мог поднять веки; он не дал им поцеловать руки, потому что у них нет этого в обычае, и они никакому великому царю не целуют руки; а не делают этого оттого, что имеют о себе очень высокое мнение».
Так как этот 69-летний старик пережил многих современников, в том числе сыновей и внуков, сражался по всей Азии и проделал путешествия в много тысяч миль, не следует удивляться его плохому состоянию. Что гораздо более примечательно — несмотря на откровенные признаки старения, энергия Тимура не ослабевала. Наоборот, он продолжал рваться к своей цели и не желал останавливаться. И его безжалостность с возрастом не смягчилась.
Ему требовалось проинспектировать множество строек, не только дорогу, проходящую серпантином по городу, но и мавзолей, который строился в честь Мухаммед-Султана, и, что более важно, кафедральную мечеть, которую Тимур воздвигал в ознаменование своей победы в Индии. Пять лет многонациональная команда каменщиков, архитекторов, ремесленников и рабочих, собранная по всей империи, трудилась не покладая рук, и стройка уже была близка к завершению, когда Тимур вернулся с запада.
«Здоровье Тимура заметно ухудшилось, и он уже не мог долго стоять на ногах или сидеть в седле, его всегда носили в паланкине», — писал Клавихо. Но такое состояние не мешало императору заниматься делами. Главный архитектор и два амира, отвечавшие за строительство мечети, согнулись в глубоком поклоне, когда император прибыл осмотреть ее. Хотя Клавихо утверждал, что она была «самой красивой из всех, что мы посетили в Самарканде», Тимур остался недоволен. Портап был слишком низким. Его мечеть должна была затмить все остальные постройки исламского мира, а не только Самарканда. Амиры, которые надзирали за постройкой в его отсутствие, в результате были казнены.
