А Спиридович - Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов
24 июня в Ставку приезжал председатель Государственной Думы Родзянко. Ни Государь, ни окружавшие Его лица не принимали Родзянко всерьёз. Некоторые знали его по Петербургскому свету. Отдавали должное его громкому голосу, но и только. Самомнение его возрастало с каждой сессией. В этот приезд он смело посоветовал Государю заменить Штюрмера адмиралом Григоровичем, а вместо князя Шаховского, про которого в Петрограде шла молва, что его поддерживает "Старец", он советовал взять его товарища по Государственной Думе Протопопова. Государь поблагодарил за советы и затем вышучивал за них Родзянко. Царица не любила Родзянко за его явно недоброжелательное отношение к "Старцу" и за его излишнюю болтовню.
28 июня Государь принимал Совет министров, причем подчеркнул свое милостивое отношение к Штюрмеру.
На этом совещании был похоронен вопрос о диктатуре. Вместо диктатуры, на утверждение Государю поднесли 1 июля постановление Совета министров "О возложении на председателя Совета министров объединения мероприятий по снабжению армии и флота и организации тыла". Конечно, это было не под силу Штюрмеру.
3-го июля Штюрмер был вызван в Ставку и в этот приезд он сумел, не предупредив никого из своих друзей, получить от Государя назначение на пост министра Иностранных дел, вместо Сазонова. Его сокровенная мечта. Об этом не знал никто. Не знала даже Царица. Государь отправил Сазонову письмо, которым освобождал его от должности. То письмо Сазонов получил 7 июля, живя на даче в Финляндии, и тотчас, ответным письмом поблагодарил Государя за оказанное ему в ответственные моменты доверие и пожелал ему "долго и славно" царствовать.
Государь считал, что в России министр Иностранных дел должен быть лишь исполнителем воли Государя, который лишь один руководит имперской политикой, один направляет ее. Так завещал ему отец - Александр III. И он уже давно был недоволен Сазоновым. Сазонов слишком ухаживал за союзными державами и слишком любил угождать им. Это не нравилось. Государь был самым верным и стойким другом наших союзников, но он не допускал, чтобы его министр выступал впереди его. Иностранная политика это - дело Монарха. Он один ответственен перед Россией и историей.
К тому же, Сазонов слишком усердно принял сторону общественности и Прогрессивного блока. Его истерическое, неприличное поведение в июле и августе 1915 года не было забыто. Таких вещей Государь не забывал. Государь лучше, чем кто-либо, знал и понимал все достоинства и промахи Сазонова. Последней каплей, переполнившей чашу долготерпения Государя был вопрос о даровании Польше конституции.
Сазонов, заигрывавший с поляками, представил Государю 16 июня проект этой конституции. Государь повелел обсудить вопрос в Совете министров. Последний нашел дарование конституции полякам теперь несвоевременным. Этот факт и решил окончательно удаление Сазонова.
Новое назначение Штюрмера произвело сенсацию и большой шум в обществе и среди дипломатического мира. Сплетники всяких категорий приписали это назначение проискам "немецкой партии" при Дворе, Царице и Распутину. Они не только им поверили, но и стали повторять их. Они даже предприняли кое-какие шаги, чтобы отстоять Сазонова, чем еще больше повредили ему в глазах Государя. Министр Иностранных дел, которого слишком любят иностранцы и их дипломаты, уже подозрителен для своего Монарха, для своей страны.
Но, вместе со своим назначением, Штюрмер добился у Государя, в ту свою поездку в Ставку, и еще двух новых назначений. Министром Внутренних дел был назначен сенатор Александр Хвостов (занимавший пост министра юстиции), а министром юстиции - сенатор Макаров. Назначения были подходящие. То были честные, благородные люди, с соответствующим служебным стажем и опытом. Но назначения были сделаны без предварительного согласия тех лиц, что обычно Государь не делал.
Все эти назначения и, особенно, назначение Штюрмера, очень смутили Царицу. Она не одобряла их, была удивлена и решила немедленно ехать в Ставку, считая, что там кто-то стал нехорошо влиять на Государя.
Штюрмер, по мнению Царицы, не годился на новую роль. Макаров уже скомпрометировал себя на посту министра Внутренних дел, а Хвостов, дядя Алексея Хвостова, несправедливо преследует Сухомлинова и очень стоял за его арест.
К тому же и "Старец", который "понимает и чувствует всё правильно" , узнав про назначение Штюрмера, пришел просто в ярость. Он повидался с Вырубовой и всё повторял: "С этим ему будет конец, "крышка". По просьбе "Старца" Царица ваяла с собой Вырубову и 6-го числа выехала в Могилев.
Приехав в Могилев 7-го июля, Царица пробыла там по 12 число. Едва ли она не улавливала, едва ли не понимала чисто женским инстинктом ту антипатию, с которой ее встречали военные, исключая, конечно, свиту Государя. Но Царица считала, что долг жены-друга повелевает ей приезжать время от времени и подкреплять морально Государя. А "Старец" не раз говорил, что поездка Царицы на фронт принесет помощь войскам. Царица верила в это. А в Ставке перешептывались: - "Опять приехала".
На Государя приезд супруги производил всегда самое благотворное впечатление. Близкие люди знали, как любил Государь эти приезды. Их Величества составляли исключительное, по взаимной любви и дружбе, супружество. Трудности, сплетни лишь сплачивали их. И, будучи доволен приезду Царицы, Государь считал, что и все окружающие довольны этому. В этом он жестоко ошибался. Но этого ему, конечно, никто не высказывал.
Пребывание Царицы в Могилеве совпало с видимым затишьем на фронте. С 1-го по 15 июля в армиях Брусилова шла перегруппировка войск. 15-го же июля все его армии перешли снова в наступление. На Ковельском направлении шли упорные бои. С большими потерями наши армии одерживали всё новые и новые победы. По общему подсчету, за время с 22 мая по 30 июля армиями фронта генерала Брусилова было взято 8.255 офицеров, 370.153 солдата, 496 орудий, 144 пулемета, 367 бомбометов и минометов, около 400 зарядных ящиков, около 100 прожекторов, громадное количество винтовок, патронов, снарядов и всякого иного военного материала.
В конечном результате, армии Юго-Западного фронта взяли на Севере часть нашей территории, а в центре и на левом фланге вновь завоевали часть Восточной Галиции и всю Буковину. Вся эта операция связана с именем Брусилова. Его имя и имена командовавших армиями: Лечицкого, Щербачева, Каледина, Сахарова, Леша передавались с гордостью. В то же время очень критиковали бездействие генерала Эверта, не поддержавшего наступление Брусилова. Это бездействие было настолько очевидно вредным, что даже проникло в сознание массы солдат. Там это было понято упрощенно. Молва называла Эверта изменником и считала, что он не наступал, чтобы помочь немцам.
Следующие месяцы наступление Брусиловских армий продолжалось не менее интенсивно, и к концу октября приостановилось. К тому времени наши армии взяли в плен до 450.000 солдат и офицеров и вывели из строя у противника убитыми и ранеными до полутора миллиона человек. Блестящая страница русской военной истории.
18 июля Государь принимал члена Государственного Совета графа Олсуфьева и члена Государственной Думы Протопопова. Оба они были в составе той нашей парламентской группы, что ездила летом с визитом в союзнические страны. Протопопов возглавлял группу. Возвращаясь в Россию, они имели в Стокгольме свидание с немецким агентом Варбургом. Свидание это наделало много шума. После же назначения Протопопова министром, это свидание было раскрашено левою общественностью, как шаг к заключению сепаратного мира, делавшийся чуть ли не Их Величествами. Ввиду последней сплетни, на нем надо остановиться.
Александр Димитриевич Протопопов, товарищ председателя Государственной Думы, председательствовал той группой визитеров. Он произвел заграницей такое чарующее впечатление, что ему, со всех сторон говорились комплименты, а Английский Король даже посоветовал Государю использовать его в качестве министра. И Протопопов и Олсуфьев любили поговорить, и часто больше, чем надо было. Возвращаясь из Англии в Россию, они ехали с веселыми попутчиками. В Стокгольме известный русский журналист Колышко угостил путешественников хорошим завтраком, после которого Олсуфьев высказал желание побеседовать с кем-нибудь из интересных немцев. Колышко (который при Временном правительстве привлекался по шпионажу) схватился горячо за эту мысль и часа через три у него был устроен чай, на котором были: Олсуфьев, Протопопов, супруги П., Стокгольмский банкир Ашберг и немец Варбург, прикомандированный к Германскому посольству, как консультант по продовольственным делам. Его брат банкир в Гамбурге. Часа полтора длилась интересная беседа.
Варбург высказал мысль, что Германия ничего против России не имеет, что дальнейшее продолжение войны бесцельно, что войну вызвала Англия, что она одна извлечет из нее пользу, что она хочет мирового господства и что дружба с Германией дала бы России гораздо больше, чем союз с Англией, что Англия не позволяет Государю заключить сепаратный мир. Все развивалось красиво, логично, кое-кто противоречил и, наконец, разошлись так же просто, как сошлись.
