Всеволод Волин - Неизвестная революция 1917-1921
На это ничего нельзя сказать, потому что массам сознательно не позволили действовать. Разве удивительно, что человек не может идти после того, как ему связали ноги?
«Другие левые силы не захотели пойти вместе с большевиками». Эти другие силы не захотели слепо подчиняться большевистским приказам и требованиям, которые считали губительными. Тогда им заткнули рот и не позволили действовать.
«Капиталистическое окружение…»Именно: капиталистическое окружение могло затруднить деятельность правительства и способствовать его перерождению. Но оно никогда не сумело бы приостановить или извратить свободную деятельность миллионов людей, готовых, как мы видели, в удивительном порыве совершить подлинную Революцию.
Говорить о «преданной Революции», как это делает Троцкий, нелепо не только в рамках всякой «марксистской» или «материалистической» концепции, но и с точки зрения здравого смысла.
Как такое «предательство» оказалось возможным после великой и полной победы Революции?
Вот в чем вопрос.
По здравом размышлении, после тщательного изучения положения вещей самый непосвященный человек поймет, что «предательство» это «не с луны свалилось»; оно явилось «материальным» и совершенно логическим последствием самого хода Революции.
Отрицательные результаты русской Революции были лишь завершением вполне определенного процесса. А сталинский режим — только неизбежный итог, к которому привели действия Ленина и самого Троцкого.
То, что Троцкий называет «предательством», на самом деле является фатальным результатом постепенного перерождения, вызванного ошибочной практикой.
Именно: правительственная и государственная практика ведет к «предательству», то есть к краху, который делает возможным «предательство». Другие методы привели бы к иным результатам.
В своей слепой пристрастности (или, скорее, из неосознанного лицемерия) Троцкий впадает в самую банальную путаницу, для него непростительную: он путает причины и следствия.
Грубо ошибаясь (или, вероятнее всего, делая вид, что ошибается, поскольку не имеет других возможностей обосновать свою позицию), он принимает следствие («предательство» Сталина) за причину. Ошибка — или, скорее, маневр, — позволяющая ему уйти от основной проблемы: как сталинизм оказался возможен?
«Сталин предал Революцию»… Это очень просто! Даже слишком просто для объяснения чего бы то ни было.
Объяснение, однако лежит на поверхности: «сталинизм» явился естественным следствием краха подлинной Революции, а не наоборот; а крах Революции стал закономерным итогом неверного пути, который избрали большевики.
Иными словами: именно перерождение пошедшей по неверному пути Революции вызвало Сталина, а вовсе не Сталин переродил Революцию.
Добавим, что, уже пораженный болезнью, революционный организм мог бы успешно сопротивляться ей при условии свободной деятельности масс; но большевики, руководимые Лениным и самим Троцким, лишили его всех средств защиты: болезнь неизбежно должна была охватить его целиком и погубить.
«Предательство» стало возможным, ибо трудящиеся массы не выступили ни против его подготовки, ни против его совершения. Не выступили потому, что, полностью порабощенные новыми хозяевами, быстро лишились как понимания подлинной Революции, так и всякого духа инициативы, свободной деятельности. Скованные, угнетенные, они понимали бесполезность — что я говорю? — невозможность сопротивления. Троцкий лично внес вклад в возрождение в массах духа слепого повиновения, мрачного безразличия по отношению ко всему, что происходит «наверху». Это «Вождям» удалось. Народ был побежден, и надолго. Отныне стало возможным любое «предательство».
После всего сказанного мы предлагаем читателю самому вынести суждение о «достижениях большевиков».
Глава VIII
Контрреволюция
Неспособность большевистского правительства к созиданию, экономический хаос, в который погрузилась страна, небывалый деспотизм и насилие, одним словом, поражение Революции и вызванное им трагическое положение вызвали сначала массовое недовольство, затем все более и более серьезные волнения и, наконец, мощное движение, направленное против невыносимого положения вещей, которое создала диктатура.
Как всегда в подобных случаях, эти движения начались на двух различных полюсах: со стороны Реакции, «правых», которые хотели отвоевать Власть и восстановить старый порядок, и со стороны Революции, «левых», которые надеялись выправить положение и возобновить революционную деятельность.
Не будем долго останавливаться на контрреволюционных движениях. С одной стороны, они более или менее известны, с другой, сами по себе представляют весьма второстепенный интерес — такого рода движения возникают во время практически всех великих революций.
Однако некоторые аспекты этих движений достаточно показательны для того, чтобы уделить им внимание.
Вначале (в 1917 и 1918 гг.) сопротивление Социальной Революции было очень ограниченным, скорее локальным и довольно слабым. Как и во всех революциях, некоторые реакционные элементы сразу же выступили против нового порядка, попытавшись удушить Революцию в зародыше. Поскольку подавляющее большинство рабочих, крестьян и армии поддерживало — активно или пассивно — нововведения, это сопротивление было быстро и легко подавлено.
Если бы после этого Революция показала себя плодотворной, сильной, созидательной, справедливой; если бы она смогла достойно разрешить свои огромные проблемы и открыть перед страной — и, быть может, перед остальным миром — новые горизонты, все бы, конечно, ограничилось несколькими отдельными стычками, и победе Революции ничто бы не угрожало. Последующий ход событий в России и мире мог бы принять иной оборот, чем тот, который мы наблюдаем уже двадцать лет.
Но, как известно читателю, пришедший к власти большевизм извратил, сковал и выхолостил Революцию. Сначала он сделал ее бессильной, бесплодной, бесцветной, неудачной, затем мрачной, отвратительно тиранической, бесполезно и бессмысленно жестокой.
В итоге большевизм вызывал разочарование, возмущение, отвращение у все более широких слоев населения. Мы видели, как он одолел рабочих, подавил свободы, уничтожил другие общественные течения. Его жестокий террор и насилие по отношению к крестьянам вынудили последних выступить против него.
Не будем забывать, что во всех революциях большинство населения — простые аполитичные «обыватели», «граждане», изо дня в день делающие свои дела, мелкая и часть средней буржуазии, значительное число рабочих и крестьян и т. д. — вначале соблюдали нейтралитет: приглядывались, колебались и пассивно ожидали первых результатов. Для Революции важно как можно быстрее «оправдать» себя перед этими элементами. Иначе все «безразличное» население отвернется от нее, проявит враждебность, начнет симпатизировать проискам контрреволюции, поддержит их и сделает гораздо более опасными.
В особенности такова ситуация во время больших потрясений, которые затрагивают интересы миллионов людей, глубоко трансформируют общественные отношения, происходят ценой великих страданий и обещают удовлетворить народные требования. Это удовлетворение должно наступить быстро. Во всяком случае, массам нужно на это надеяться. В противном случае Революция ослабевает, а контрреволюция обретает силу.
Добавим, что для нормального развития революции необходимо активное содействие нейтральных элементов, ибо они включают в себя большое число «специалистов» и профессионалов — квалифицированных рабочих, инженеров, интеллигенцию и т. д.
Все эти люди, которые не слишком враждебны к произошедшей Революции, обратятся к ней и с энтузиазмом ей помогут, если ей удастся внушить им доверие, показать им свои возможности и перспективы, свои преимущества, силу, правоту, справедливость.
В противном случае эти элементы станут открытыми врагами Революции, что нанесет ей весьма чувствительный удар.
Можно предположить, что широкие трудящиеся массы, действуя самостоятельно и свободно с помощью революционеров, сумели бы достичь убедительных результатов и, следовательно, успокоить и привлечь на свою сторону вышеназванные элементы.
Диктатура — бессильная, надменная, глупая, злобная и жестокая — не способна на это и отбрасывает их на другую сторону баррикады.