Екатерина Вторая - Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)
Здесь жары так велики были, что на термометре на солнце было 39 1/2 +, в Португалии более 44 не помнят. В сей духоте, в городе сидя, я терпела духоту еще по шведским делам. Petersbourg a l'air dans се moment d'une place d'armes et moi meme je suis comme au Quartier General.[349] В день баталии морской 6 июля дух пороха здесь в городе слышен был; ainsi, mon Ami, j'ai aussi senti la poudre.[350]
Вахтмейстер, шведский плененный Вице-Адмирал, сказывал нашим, что они флот наш пренебрегали и, побив его, хотели идти прямо на Кронштадт, оный сжечь, и, между тем, армейский их флот должен был идти к Красной Горке и сюда к Галерной гавани, но сие несообразимо, ибо сей армейский флот у Гельзингера войски высадил шведские, а на финнов они не очень надежны. Несколько пикетов шведских Михельсон пощелкал, и они бегут, верст по десяти не остановясь.
Радуюсь, что Войнович со флотом Севастопольским здоров. Я думаю, что капитан-паша боялся, чтоб не зделали вы какого предприятия позади его, и для того поехал назад. Adieu, mon cher Ami, portes Vous bien. Будь здоров, щастлив и благополучен. А я теперь маленько поотдохнула, понеже кажется, что дела здешние берут оборот к лутчему, а с вашей стороны мы весьма спокойны5. Спешу к тебе сие письмо отправить, понеже вижу из твоих писем, что безпокоишься тогда, когда мы уже поспокойнее.
876. Г.А. Потемкин — Екатерине II
Июля 18 [1788]. Лагерь под Очаковом
Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Из приложенной реляции изволите усмотреть действия флота Севастопольского1. Я сего только и желал, чтобы мы не потеряли. С превосходным столь числом капитан-паша весьма робко поступал. Доказательство, что Бог нас милует. Войнович не знал о здешних успехах, хотя бы и знал, не мог бы пользоваться, будучи не на ветре. Сие дело весьма важно по малости наших противу неприятеля. Я теперь выгружаю фашины и последнюю артиллерию. У нас холод и ветры необычайные. Получа все, начну атаку с крайнею предострожностию в сбережении людей. Мучусь я о Ваших хлопотах. О, коли бы я был при Вас, нашел бы я способ навербовать в одном Петербурге до трех тысяч гусар. Новогородская губерния, а паче Лифляндия и Эстляндия — все бы пошли за мною. Флоту нашему нужно действовать храбро, имея превосходство в орудиях за[жи]гательных. Ежели исполнят долг свой, то как бы не выиграть!
Я не любил никогда крепости, а паче Финляндских наших, которые ничему не мешают, а берут людей много. Я всегда говорил, хотя может быть то казалось шуткою, чтобы всех финляндцев развести по государству, а землю засеками зделать непроходимою. Тогда бы столица была верна. Бога ради, не прикажите делиться на мелкие части, а держаться вместе. По локальному положению Финляндии изворотами много можно успеть. Чем он дале войдет в землю, хуже ему будет, и он может увязнуть в дефилеях. Притом, чем кормить лошадей?
Кораблям, что от города Архангельского, скорей прикажите соединиться2. Я не нахожу полезным, чтобы трехдечные корабли были за Зундом. А лутче их ввести, чтобы иметь две эскадры, которыми неприятеля брать всегда можно будет с двух сторон.
Нессельрода прикажите скорей отправить. Как скоро Король Прусский успокоен будет, то все ничего. Вот, матушка Государыня, я говорил из усердия и предвидя, чтобы продолжить с ним трактат, который Императору не мог мешать. Сей наш союзник оставил все действия, а между турками слышно, что будто у них условлено не действовать. Я Вас уверяю, что он худой помощник.
О Фельдмаршале нашем ничего не слыхал3.
Простите, матушка Государыня. Положись на Бога. Христос нам поможет. Верьте несумненно, что Он нас не оставит.
Я предпринимал было поиск на Березанскую крепость, но погода не позволила тронуться с места. Теперь, призвав Бога в помощь, начну осаду.
Матушка, помилуйте, не оставляйте меня долго без известия о том, что у Вас происходит. Я инако умру с грусти.
Вернейший и благодарнейший Ваш
подданный
Князь Потемкин Таврический
877. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Слушай, мой друг Князь Григорий Александрович, у меня к августу поспеют каноньеры. Авось-либо Бог даст что на них и на галеры посадить, то есть, — военных людей. Но боле всего бы нужен был кто ни есть притравленный1. У вас егорьевских кавалеров без щета, нельзя ли Вам кого ни есть к нам уделить, кто бы завел дух в них. В последнем морском сражении со шведами капитаны четыре заслужили виселицу, хотя прочие и храбро поступали2. Первых теперь судят, но на галеры выбрать не из кого, разве с неба кто ко времяни упадет.
К нам грянул, как снег на голову, Гр[аф] А[лексей] Гр[игорьевич] Орлов3. Бог весть, ради чего трудился, но признаться должно, что от него духота не умалилась; он же — как козьи рога.
Сегодня ветр с севера, и так думаю, что Грейг пошел паки искать шведов. Дай Боже, чтоб он их крепко побил. Из Финляндии сегодняшние вести гласят, что Нейшлот не шведов боится, но шведы Нейшлота, и что шведы делают повсюду несообразимое, и наши думают, что сей новый неприятель едва ли искусен.
Сюда приехал посланник шпанский Галвеси4, который был в Берлине. Он старичек добренький. Он сказывал, между прочим, что при отъезде его оттудова, тамо говорили публично, что он увидит здесь в близости сумашедшие предприятия Короля Шведского.
Июля 19 ч., 1788
Саша безценный человек.
878. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Июля 28 число, 1788 г.
Твое письмо от 18 июля, друг мой Князь Григорий Александрович, я получила чрез флаг-капитана Сенявина1, которого, буде разсудишь, что его производить должно и другим необидно, то объяви ему чин моим имянем. А как ты об нем не упоминаешь, то я его и не произвела, оставляя сие на твое благоусмотрение.
Действие флота Севастопольского меня много обрадовало: почти невероятно, с какою малою силою Бог помогает бить сильные турецкие вооружения! Скажи, чем мне обрадовать Войновича? Кресты третьего класса к тебе посланы, не уделишь ли ему один, либо шпагу?2 Помоги тебе сам Творец во взятии Очакова; паче всего старайся сберечь людей, лутче иметь терпенья поболее.
Касательно наших хлопот со шведами я тебе скажу, что 22 числа они приходили на Фридрихсгам с нарочитою силою и окружили его от моря и сухого пути и упряжнялись в деланьи батарей до 24, а того числа ночью кинулись поспешно паки в суда и с противным ветром пошли в море, а на сухом пути побежали к Аберфорсу и были таковы. Наши не знали, чему приписать таковой побег, но фридрихсгамский исправник, вышед из шведского плена, да еще лан[д]сман один — решили задачу, как из приложенной копии с репорта Выборского губернатора усмотришь3. Тут видна рука Божия, наказующая вероломство. Гусарский полк вербуется, но казацких старшин, тобою обещанных, доныне еще здесь нет. Прошу прислать для формирования из ямщиков казаков. Грейг паки поехал искать шведов, и, кажется, дела наши пошли нарочито. Король Прусский объявил, что в дурацких поступках шведа участия брать не будет. Датчане готовятся к войне. Трехдечные корабли с Архангельской эскадрою возвратятся. Нессельрод немедленно поедет.
К Фельдм[аршалу] Румянцеву я писать велела, что он ничего не делает. Я, конечно, надеюсь, что Бог нам поможет, и теперь гораздо спокойнее уже. Теперь, мой друг, ты просишь меня о уведомлении почаще; суди теперь сам, какова я была, не имея от тебя недели по три уведомления. Однако я к тебе пишу и писала почти всякую неделю. Бог с тобою, будь здоров и благополучен, и щастлив, и весел, и доволен, и спокоен. Adieu, mon Ami.
879. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Друг мой любезный Князь Григорий Александрович. Зная, что тебе нужны офицеры морские, отправляю к тебе обратно Сенявина, о котором я к тебе писала в предыдущем письме.
Дурости Короля Шведского неописанны, лжи и клеветы его безконечны. Ныне пришла весть из Дании, что он прислал сказать в Швецию, будто он у нас взял Нейшлот, что сущая ложь. Он двойжды приходил к Фридрихсгаму и столько же раз паки от него отошел, а после последнего раза Армфельд, его любимец, прислал письмо с трубачем к Князю Лобанову1, чтоб установить картель для размена пленных, в коем дает выразуметь, что чрез сие они хотят открыть договоры о мире. А на другой день тот же Армфельд писал, но без подписи письмо к Ген[ерал]-Пор[учику] Гинцелю, где уже о мире говорит яснее. Из чего я заключаю, что естьли чрез месяц после поданной ноты шведским секретарем, в которой гордые и полубешенные кондиции вписаны были, на коих требовали — да или нет, — ныне начали брать иной тон, то знатно, что им или худо от голода или бунта, или приходят к ним вести отовсюду неприятные, либо хотят удержать теми переговорами или слухом об оных датчан, чтоб не решились в нашу пользу. И как все предприятия Его Величества Шведского основаны, повидимому, на лжи, клевете и каверзах, то я решилась не спешить ответом, чтоб яснее видеть, что откроется по обстоятельствам. Все же переговоры твердые с вероломцем постановить трудно, а когда Финляндия откажется от его подданства, да шведы соберут Сейм, тогда можно будет Фуфлыге-богатырю подстричь крылья, чтоб впредь летал пониже2.
