Энтони Бивор - Вторая мировая война
Американские изоляционисты не желали признать, что вторжение немцев в Советский Союза расширяет масштабы войны далеко за пределы Европы. 25 августа части Красной Армии и английские войска, стоявшие в Ираке, вторглись в нейтральный Иран, чтобы гарантировать защиту его нефтепромыслов и обеспечить маршрут поставок с берегов Персидского залива на Кавказ и в Казахстан. В течение лета 1941 г. усилились опасения англичан относительно вероятности нападения японцев на британские колонии. По совету Рузвельта, Черчилль отменил планировавшуюся атаку Управления специальных операций (SOE) на японское грузовое судно Asaka Maru, загружавшееся в Европе жизненно важными для японской военной машины материалами. Британия не могла подвергать себя риску войны в Тихом океане против Японии в одиночку. Приоритетной задачей оставалось обеспечение своих позиций в Северной Африке и на Средиземном море. До вступления в войну США Черчиллю и его начальникам штабов не приходилось думать о чем-то большем, чем обеспечение выживания собственной страны, формирование бомбардировочной авиации для налетов на Германию и помощи Советскому Союзу в борьбе против немцев.
Бомбардировки Германии были одним из главных видов помощи, которой Сталин ожидал от союзников летом 1941 г., когда вермахт нанес Красной Армии сокрушительные удары. Сталин также требовал вторжения союзников в Северную Францию в ближайшее время, что позволило бы ослабить давление немцев на Восточном фронте. На встрече с сэром Стаффордом Криппсом, через 5 дней после нападения Гитлера на СССР, Молотов пытался склонить британского посла конкретнее определить масштабы помощи, предлагаемой Черчиллем. Но Криппс не был уполномочен делать подобные уточнения. Советский министр иностранных дел возобновил давление на него два дня спустя после встречи в Лондоне между британским министром снабжения лордом Бивербруком и советским послом И. М. Майским. Бивербрук, скорей всего, не проконсультировавшись с британскими начальниками штабов, обсудил с Майским возможность вторжения во Францию. С тех пор советская внешняя политика сосредоточилась на том, чтобы связать англичан твердыми обязательствами. Русские небезосновательно подозревали, что британская сдержанность проистекает из убеждения, будто Советский Союз сможет продержаться «немногим дольше, чем пять или шесть недель».
Отношения между союзниками вплоть до начала 1944 г. были отравлены недостатком понимания с советской стороны. Меряя союзников по себе, Сталин ожидал, что они пойдут на форсирование Ла-Манша, невзирая на трудности и значительный уровень ожидаемых потерь. Нежелание Черчилля взять на себя обязательства относительно вторжения в Северо-Западную Европу усилило его подозрения, что Англия стремится переложить основную тяжесть войны на Красную Армию. Такое предположение, конечно, было очень недалеко от истины, но оно содержало и известную дозу лицемерия. Ведь и сам Сталин надеялся в 1940 г., что западные капиталисты и немцы до смерти истощат друг друга в кровавом противоборстве. Советский диктатор неспособен был понять того, под каким невероятным давлением приходится работать демократически избранным правительствам. Он ошибочно полагал, что Черчилль и Рузвельт пользуются в своих странах абсолютной властью. То обстоятельство, что они должны держать ответ перед Палатой общин или Конгрессом или считаться с прессой, было в его глазах жалким оправданием. Он никогда не смог бы поверить, что Черчиллю действительно пришлось бы уйти в отставку, начни он военную операцию, ведущую к катастрофическим потерям.
Даже десятилетия пристального изучения того, как функционирует британское общество, не помогли Сталину понять основу традиционной британской стратегии периферийной войны. Англия – не континентальная держава. Она по-прежнему полагалась на свои военно-морские силы и на коалиции для сохранения баланса сил в Европе. За исключением Первой мировой войны, Великобритания всегда избегала участия в крупных наземных сражениях, пока не начинал вырисовываться исход войны. Черчилль склонен был решительно следовать этой модели, несмотря на то, что его американские и советские союзники были привержены диаметрально противоположной военной доктрине – быстрейшего, по возможности, проведения крупных наземных операций.
28 июля, по истечении чуть более двух недель с момента подписания англо-советского соглашения, Гарри Гопкинс по поручению Рузвельта, прибыл в Москву с целью изучения фактического положения дел. Гопкинсу предстояло выяснить, в чем нуждается Советский Союз для продолжения войны – как в настоящий момент, так и в долгосрочной перспективе. Советское руководство сразу нашло с ним общий язык. Гопкинс поставил под сомнение крайне пессимистические отчеты американского военного атташе в Москве, считавшего, что Красная Армия обречена. Вскоре он убедился, что Советский Союз сможет выстоять.
Решение Рузвельта о предоставлении помощи Советскому Союзу действительно было столь же альтруистическим, сколь и щедрым. К недовольству президента, потребовалось немалое время для того, чтобы система ленд-лиза для СССР начала работать. Но размах этой помощи сыграл важнейшую роль в достижении победы Советского Союза над Германией (что поныне неохотно признает большинство русских историков). Помимо высококачественной стали, зенитной артиллерии, самолетов и огромных партий продовольствия, которые спасли Советский Союз от голода зимой 1942–1943 гг., самая большая помощь, оказанная американскими военными – это обеспечение мобильности Красной Армии. Ее стремительное продвижение в конце войны стало возможным только благодаря американским джипам и грузовикам.
В противоположность этому, краснобайство Черчилля не подкреплялось реальными результатами, в основном вследствие бедности Англии и необходимости удовлетворять неотложные потребности своих войск. По большей части материалы, поставляемые англичанами в Россию, оказывались устаревшими или непригодными. Английские шинели были бесполезны в условиях русской зимы, шипованные ботинки усиливали риск обморожения, танки «матильда» явно уступали советским Т-34, а летчики Красной Армии выражали большое недовольство истребителями «харрикейн», которым они предпочли бы «спитфайры».
Первая важная конференция с участием западных союзников и Советского Союза состоялась в Москве в конце сентября, после того как лорд Бивербрук и представитель Рузвельта Аверелл Гарриман прибыли в Архангельск на борту крейсера Lincoln. Сталин принял их в Кремле и начал перечислять все военное оборудование и транспортные средства, в которых нуждается Советский Союз. «Страна, которая сможет производить больше моторов, в конечном счете станет победительницей», – сказал он. Затем он намекнул Бивербруку, что Англия должна бы послать войска для участия в обороне Украины, застав врасплох этим предположением министра и друга Черчилля.
Далее, не в силах обойти дело Гесса, Сталин принялся выпытывать у Бивербрука все о заместителе Гитлера, и что тот сказал, когда прибыл в Англию. Советский лидер снова вызвал удивление, заявив, что следует обсудить будущее послевоенное урегулирование. Сталин уже в 1941 г. хотел признания советских границ, которые включали страны Прибалтики, Восточную Польшу и Бессарабию. Бивербрук отказался поддерживать тему, которая показалась ему явно преждевременной, с учетом того что немецкая армия находилась менее чем в ста километрах от Кремля, где проходила конференция. Он не мог знать, что еще накануне танковая армия Гудериана приступила к первому этапу операции «Тайфун», имевшей целью взятие Москвы.
Британские дипломаты были раздражены насмешками Сталина по поводу того, что их страны отказываются «предпринимать активные военные действия против гитлеровской Германии» – ведь части Британского Содружества сражались в то время в Северной Африке. Однако в глазах советского союзника, столкнувшегося с вторжением трех немецких групп армий на территорию своей страны, стычки под Тобруком и на ливийской границе не тянули даже на легкую интермедию.
Вскоре после нападения Германии на Советский Союз Роммель начал планировать новые атаки на осажденный порт Тобрук, который стал ключом к войне в Северной Африке. Порт нужен был генералу для снабжения немецких частей и для того, чтобы обезопасить тылы. Тобрук в то время удерживала английская 70-я дивизия, усиленная польской бригадой и чешским батальоном.
Летом в пустыне с мерцающими под пылающим небом миражами, разыгрывалась довольно странная война. Бои ограничивались эпизодическими перестрелками вдоль линии заграждений на ливийской границе. Английские и немецкие разведывательные патрули болтали друг с другом по радио. В одном из разговоров они сетовали по поводу того, что после стихийного прекращения огня вновь прибывший немецкий офицер приказал своим солдатам открыть стрельбу. Пехоте по обе стороны приходилось несладко в условиях, когда для питья и мытья в день выдавалось по литру воды. Окопы кишели скорпионами, песчаными блохами чигу и назойливыми мухами, роившимися над каждым куском пищи и каждым открытым участком тела. Главной проблемой стала дизентерия. Даже защитники Тобрука страдали от нехватки воды, так как при очередном налете «юнкерсов» был разрушен завод по опреснению воды. Сам город сильно пострадал от непрекращающихся артиллерийских обстрелов и бомбежек. Гавань была наполовину запружена затонувшими судами. Снабжение поддерживалось только благодаря стойкости Королевских ВМС. Солдаты оставшейся австралийской бригады, как только прибывал корабль, пытались обменивать военную добычу на пиво у английских моряков.
