Джеймс Миченер - Гавайи: Миссионеры
После наступления темноты Келоло, Кеоки и двое молодых сильных кахун прошли к свежей могиле своей Алии Нуи и аккуратно убрали цветы с земли. Затем они принялись копать при помощи специально припрятанных для этой цели палок. Когда палки ударились о дерево, они расчистили крышку кедрового гроба и сняли её. Затем кто-то бережно убрал Библию в черном переплете, и они ещё раз увидели великую алии, лежащую в обрамлении листьев и цветов маиле. Они аккуратно перекатили неподвижное тело на кусок парусины и, подняв Маламу из гроба, приготовились так же тщательно придать могиле её прежний вид.
– Ты срубишь банановое дерево, – приказал Келоло, и Кеоки послушно удалился в глубь острова, где нашел подходящее банановое дерево, которое всегда помогало служить связи между богами и человеком. Когда он нашел ствол достаточной толщины, он вырубил кусок, по высоте равнявшийся росту матери, и это дерево заговорщики положил в кедровый гроб, чтобы, в случае чего, Бог Яхве не рассердился на них. Поверх ствола они бережно уложили Библию, и уже после этого окончательно засыпали могилу и снова разложили на ней цветы. Потом четверо сильных мужчин подняли парусину, в которой лежала Малама, и понесли её туда, где должны были состояться настоящие похороны.
Темной ночью они приплыли на лодке к тому берегу, где их никто не смог бы увидеть, а затем начали свое траурное шествие в направлении холмов Мауи. Наутро они достигли уединенной долины, где уже при первых солнечных лучах вырыли неглубокую могилу, заполнили её нижнюю часть пористыми камнями, поверх которых уложили слой банановых листьев и листьев дерева ти. Когда все было готово, они бережно опустили Маламу в это углубление, накрыли её священной тапой, а затем влажными листьями и травой. Потом они соорудили высокий костер из всех тех веток, которые только смогли набрать, и подожгли его. Три дня они поддерживали огонь, и пока горел этот погребальный костер, кахуны нараспев читали заклинания:
– От жара живых – к прохладным водам Кейна, От желаний земных – к прохладным водам Кейна, От бремени желаний – к прохладному убежищу Кейна,
– О, боги островов, боги дальних морей, Боги Небесных Очей, боги солнца и звезд, Примите её.
На четвертые сутки Келоло вскрыл могилу. Огонь за это время успел уничтожить всю плоть Маламы. Острым ножом он отделил череп от её гигантского скелета. Аккуратно очистив его от пригоревших частиц тканей, Келоло бережно обернул его листьями маиле, затем куском тапы и, наконец, замотал в плотно сплетенную циновку из пандануса. Теперь, пока он будет жив, он будет хранить это вечное сокровище, и потом, состарившись, по вечерам Келоло будет разворачивать эту любимую голову и разговаривать с Маламой. Он вспомнит о том, что перед Рождеством ей очень нравился запах табака. Тогда он зажжет свою трубку, и когда она разгорится, он выпустит клуб дыма в рот черепу, зная, что Малама обязательно оценит внимание и заботу своего супруга.
Затем он отрезал огромную бедренную кость и передал её Кеоки. Тот должен был сам очистить кость от остатков тканей, а потом так же бережно хранить, и молодой человек тут же приступил к делу, как будто в нем заговорили голоса предков, призывая его исполнить свой долг до конца.
Келоло в это время отделил вторую бедренную кость и начал очищать её для Ноелани, нынешней Алии Нуи, чтобы у неё всегда оставалось при себе воспоминание о том источнике, откуда взялось её собственное величие. Когда все было закончено, Келоло собрал оставшиеся кости и угли и передал их одному их кахун, который принес с собой плетенную из веревок сумку странной формы, походившую на женскую фигуру. В это вместилище и были сложены останки Маламы. Мешок-сумку передали Келоло, и, взяв её подмышку левой руки и держа завернутую голову в правой, он отправился один в последнее траурное странствие.
Он шёл под палящим солнцем в далекую долину, где иногда рождался свистящий ураган, который наносил Лахайне большие разрушения, перешел седловину между холмами, за тем двинулся вдоль их гребня, пока, наконец, не достиг пещеры, которую он обнаружил ещё тогда, когда уходил на поиски листьев и цветов маиле. Здесь он остановился, осторожно за полз внутрь пещеры, собирая по пути небольшие куски застывшей лавы, из которых сложил каменную площадку.
Здесь, вдалеке от земли, в которой останки могли испортиться, он и спрятал королевские кости своей супруги. Затем, как это полагалось с давних времен, Келоло принялся молиться. После соблюдения этого ритуала он просидел молча около часа, уставившись на небольшую кучку камней, сложенную в виде холмика.
– О Кейн! – неожиданно закричал он, и эхо ответило ему. Но вождь повторял имя своего бога до тех пор, пока от горя у него не началась истерика. Он бросился на каменную площадку, взял губами один камешек и принялся грызть его, пока все те ло его не начало содрогаться от отчаяния и мук. Тогда он стал бить кулаками по камням, издавая истошные вопли:
– Малама, я не могу покинуть тебя! Я не могу!
Когда вождь немного пришел в себя, он развел небольшой костер рядом с каменной площадкой и снова принялся причитать, пока едкий дым не заполнил всю пещеру. Схватив кусок коры, он сделал из него трубку и держал её в огне, пока та не загорелась, а потом прижал её к щеке и держал столько, сколько мог, пока не почувствовал, как горит плоть, а кора оставляет на коже небольшое кольцо. Он повторял это снова и снова, стремясь изуродовать свое лицо так, чтобы потом каждый встречный понял, как он горевал, когда хоронил свою алии нуи.
Затем, когда боль от ожогов стала невыносимой, он схватил острую палочку и с силой вонзил её между двумя передними зубами. Увесистым камнем он начал колотить по другому концу палки, но зубы у Келоло оказались крепкими и не ломались. И вот, в тишине пещеры, окутанный дымом костра, проклиная свои зубы, он изо всей силы ударял по палочке, пока не почувствовал, как выворачивается вся верхняя челюсть. Кость сломалась, и один передний зуб повис в своей лунке. Теперь Келоло оставалось только выдернуть его пальцами и положить на камни, и тут же взяться за второй зуб. С ним вождю пришлось помучиться чуть дольше, при этом он рассек себе все губы в кровь, но все же с задачей справился.
– О Малама! Малама! Любовь моего сердца, Малама! – Так он рыдал ещё несколько минут. Затем со сверхчеловеческой решимостью он снова взял в руки свою палочку и поместил её тупой конец между носом и внутренним краем правого глаза. Затем, неожиданным толчком палочки вперед и вбок, он выдавил себе глаз и бросил его на могилу. В следующий момент Келоло лишился чувств.
* * *Только через десять дней могущественный вождь Келоло Канакоа вновь появился в Лахайне. Он шёл, держась на удивление прямо, хотя казался каким-то отстраненным и замкнутым в себе, как будто до сих пор общался со своими богами. На шее у него висело ожерелье из листьев маиле, потому что их нежный аромат напоминал ему о покойной жене. Его правая глазница, которая представляла собой страшную рану, была прикрыта листьями вьюнка. На щеках его виднелись многочисленные шрамы и ожоги, а губы распухли. Когда же Келоло раскрывал рот, то обнажалась его расколотая верхняя челюсть. Он шёл, словно человек, освободившийся от горя, как человек, который был весь пронизан любовью. Когда навстречу ему попадались друзья, которые понимали, что он с собой сделал и зачем; они с уважением отступали в сторону и давали ему дорогу. Однако его американские друзья были ошеломлены ужасающим внешним видом вождя. Для них было непостижимо, как может нормальный человек выдержать такое.
Сейчас для Келоло было очень важным успеть предупредить преподобного Хейла. Но когда Иеруша увидела вождя, она завизжала от страха. Правда, его это ничуть не обидело, и он, с трудом шевеля губами, стараясь выговаривать все звуки, что тоже давалось ему нелегко, произнес:
– Надвигается свистящий ураган. Так бывает всегда после смерти алии.
– Что это за ураган? – поинтересовалась Иеруша, стараясь успокоиться, поскольку сразу поняла, что он говорит вполне серьезно.
– Надвигается свистящий ураган, – повторил Келоло и ушел. Сейчас он хотел остаться наедине с собой.
Когда Иеруша передала это странное послание мужу, не забыв рассказать, как выглядел вождь, Эбнер только схватился руками за голову и застонал:
– Ох уж эти несчастные, заблудшие души! Слава Богу, мы хоть похоронили её по-христиански.
Иеруша была полностью согласна с супругом и добавила:
– Мы должны быть благодарны Маламе за то, что она за претила перед смертью всякие языческие ритуалы.
Они оба немного погоревали об упрямом Келоло, а потом Иеруша обратилась к мужу:
– Что это за странный ураган, о котором он говорил?
– Очередной предрассудок, – пояснил Эбнер, небрежно махнув рукой. – Он сейчас, наверное, находится в трансе из-за того, что сотворил с собой. Отсюда и убежденность в том, что если умирает алии, должно обязательно произойти какое-нибудь страшное природное явление.
