Игвар Андерсоон - История Швеции
Индустриализация Западной Европы, в особенности Англии, начиная со второй половины XVIII в., а также огромный прирост населения во всей Европе в значительной степени способствовали увеличению спроса на зерно на всех крупных рынках. Вопрос был только в том, какими способами следует стимулировать развитие земледелия в Швеции. Начиная с 1780 г. во главе движения за развитие земледелия стояло несколько деятелей из Сконе; наиболее видную роль играл среди них Рутгер Маклин из Сванехольма; несомненно, примером для них послужили датские мероприятия в этой области («отмена общины» в 1781 г.). Во время правления Густава IV Адольфа интерес к этому вопросу возрос; кажется, сам король был заинтересован в его разрешении. В результате было принято — для Сконе в 1803 г., а для остальной Швеции в 1807 г. — решение о «размежевании» (enskifte), то есть о праве сведения мелких разрозненных участков земли в отдельные, более крупные хутора. То обстоятельство, что проведение этого мероприятия было начато в Сконе, объяснялось желанием прекратить довольно значительную в то время эмиграцию из этой области [87].
Приблизительно на рубеже нового столетия экономические общества в различных ленах начали работу с целью улучшить состояние земледелия. К этому следует добавить отмену Густавом IV Адольфом крепостного права в Померании в 1807 г., когда там было полностью преобразовано все управление. Все это вместе взятое, бесспорно, принесло немалый доход самодержавной власти в последние годы ее существования.
Проведение размежевания в немалой степени способствовало поднятию урожайности в Швеции; оно создало некоторые важные предпосылки для развития интенсивного и более эффективного земледелия, сломило тысячелетний общинный строй. Разумеется, для многих крестьян все это было очень тяжело; перемена произошла не по мановению руки, и распад старых деревень принес не только одну пользу (выгоду от распада деревень получила лишь кулацкая часть деревни, для основной же массы крестьянства этот распад принес разорение и пролетаризацию).
В конце старого и начале нового века привлекали к себе внимание также и другие внутренние проблемы, прежде всего финансовая. Как было уже указано, война с Россией вновь расстроила денежную систему. К тому же опять было несколько неурожайных лет, ловля сельдей у западных берегов сильно сократилась, торговля испытывала большие затруднения вследствие крупных европейских конфликтов. Экономическое положение в стране было очень тяжелым; когда в 1800 г. в Норчёпинге был созван риксдаг, главной его задачей было проведение новой денежной реформы. С этим были согласны и сословия. В то же время обнаружилось, что оппозиция против единодержавия была довольно сильна, в особенности в палате рыцарства, где часть дворянской молодежи демонстративно отказалась от дворянского звания; среди них был Ханс Ерта (Hierta, после отказа — Jarta), впоследствии игравший ведущую роль в политической жизни Швеции. Оппозиция, однако, действовала с меньшим ожесточением, чем в последний период правления Густава III. Молодой король лично был довольно популярен. Часть дворянства также сблизилась с королем, и группа «густавианцев» увеличилась. Вследствие этого особенно серьезных разногласий у оппозиции с королем не было. Важнейшим результатом деятельности риксдага была денежная реформа, которая, однако, была проведена не в том порядке, как это решили сословия, а в несколько более радикальной форме, согласно предложению самого короля: он добился, что Швеция заложила свое северно-немецкое владение Висмар, чтобы получить нужное количество серебра для чеканки серебряной монеты.
Эти реформы были проведены внутри страны сравнительно спокойно. Но в течение всего этого времени Швеции пришлось разрешать трудные внешнеполитические проблемы, связанные с крупными политическими потрясениями в Европе. Как уже было упомянуто, шведская внешняя политика перестроилась в связи с изменившимся положением в Северной Европе. В течение «периода свободы» шведские политики искали поддержки против предполагаемых попыток окружения — частью в России, частью во Франции. Густав III поочередно испробовал обе возможности и после мира в Вяреле пытался снова завязать дружеские связи с Россией. Но кроме России и Франции имелись еще и другие силы, с которыми приходилось считаться шведской внешней политике. Одной из этих сил была Дания: в течение XVIII в. ее политика по отношению к Швеции колебалась между тесным сближением с Россией против Швеции и различными попытками сотрудничества, в особенности сотрудничества в общей политике нейтралитета в целях покровительства торговле. Второй важной силой была Англия. Ее роль в североевропейской политике в течение XVIII в. определялась отчасти важным значением шведского железа для Англии во время промышленной революции, отчасти желанием Англии не допустить преобладающего влияния России в Скандинавии. На протяжении XVIII в. Швеции не раз удавалось использовать этот последний фактор во время англо-русского спора в 1718 г., во время государственного переворота в 1772 г., когда большую роль сыграла косвенная помощь Англии, и, наконец, во время шведско-русской войны 1788–1790 гг., когда политика «посредничества» содействовала удачному исходу войны для Швеции. Некоторые из этих сил, сыгравших для Швеции решающую роль, существовали еще и в конце столетия. Но особенно большие перемены едва не произошли во время революционных войн, когда казалось, что старый порядок не может удержаться. В этих условиях Швеции приходилось искать помощи, откуда бы она ни исходила.
Трудности создавшегося положения обнаружились при первых нерешительных попытках Рейтерхольма и Густава IV Адольфа ориентироваться в двух противоположных направлениях — в первую очередь на Францию, а в случае необходимости — и на Россию. Революционная Франция, однако, была мало склонна поддерживать традиционные взаимоотношения со Швецией; в 1799 г. был заключен союз между Швецией и русским императором Павлом I, что в дальнейшем определило весь внешнеполитический курс Швеции. Павел I был ярым врагом Англии, отношения Швеции с Англией также сделались в этот период очень напряженными, ибо англичане в своей торговой войне с Францией вели себя весьма беззастенчиво в отношении нейтральных стран и даже накладывали эмбарго на крупные шведские караваны судов. В целях совместной защиты Дания, Швеция, Пруссия и Россия заключили в 1800 г. новый договор о нейтралитете по образцу договора, который они заключали ранее. Англия приняла вызов, наложив эмбарго на союзные суда в английских гаванях, напав на Копенгаген и создав угрозу шведскому флоту в Карлскруне в 1801 г. Политика, которую Швеция проводила до того времени, поставила ее в тяжелое положение между Англией и Россией; но когда после смерти императора Павла I Россия встала на путь более дружеской внешней политики в отношении Англии, руководители шведского государства добились мирного соглашения с Англией в полном согласии с Россией. Новый курс шведской внешней политики привел к установлению более тесных отношений между Швецией и Англией и к отказу Швеции от прежнего строгого нейтралитета.
Короче говоря, в основе ориентации на Англию во внешней политике лежали торговые и политические мотивы. В XVIII в. целью промышленной политики Швеции было добиться, чтобы производство и экспорт всегда стояли на высоком уровне, что и было осуществлено. Шведское железо в общем сохраняло свое важное положение на европейском рынке. К началу нового столетия (1801–1803) в среднем 40–45 % шведского экспорта железа и стали шло в Англию; это были главные статьи шведского экспорта. Таким образом, связь с Англией была необходима для экономической жизни Швеции, а опыт прошлых лет показал, что Англия господствует на море. При сохранении Швецией хороших отношений с Англией англичане могли снабжать Швецию необходимыми товарами во время торговой войны между Наполеоном и Англией. Таким образом, внешнеполитический курс Густава IV Адольфа имел материальную подоплеку; к тому же теперь король не рисковал испортить отношения с Россией. Определяющим фактором в занятой им позиции было, конечно, и общее чувство гнета наполеоновской внешней политики; как правитель некоторых областей немецкого государства, шведский король, возможно, непосредственно познакомился с Наполеоном. Тем не менее в принципе он продолжал придерживаться ясно выраженного нейтралитета.
В эту трезвую и реалистическую программу внешней политики короля был привнесен еще в 1804 г. своеобразный иррациональный, личный элемент. Летом 1803 г. Густав IV Адольф отправился в Баден посетить родителей своей жены (наследную чету Бадена), провел там целый год, что привлекло большое внимание и вызвало в Швеции серьезное недовольство. Во время пребывания в Бадене враждебное отношение короля к Наполеону усилилось [88]. Его мировоззрение было проникнуто своеобразным историческим романтизмом — гораздо более грубым, чем романтизм Густава III. Он непоколебимо верил в древние формы немецкого государства и потому восстал против разрушавшего все традиции победного марша Наполеона. Он чрезвычайно остро реагировал на нашумевший арест эмигранта герцога Энгиенского на территории Бадена. «Отвращение» и «презрение» — так характеризовал он сам чувства, которые охватили его при известии об этом событии. Одним словом, Густав IV Адольф занял непримиримо враждебную позицию по отношению к Наполеону. Это обстоятельство вместе с торгово-политическими соображениями определило решение Густава IV Адольфа присоединиться в 1805 г. к третьей коалиции против Наполеона на стороне России и Англии; при этом король, обладавший ярко выраженным экономическим складом ума, поставил условием своего присоединения получение значительных субсидий. Его решение отказаться таким способом от нейтралитета и вступить в большую европейскую войну вызвало в Швеции большое недовольство. Помимо всего прочего, тот способ, которым Густав IV Адольф осуществлял свою политику, был связан с огромным риском для Швеции и все более отвлекал короля от его прежних трезвых и деловых соображений.
