Владимир Бешанов - Танковый погром 1941 года. В авторской редакции
Август стал временем, когда у германского командования начали появляться сомнения относительно возможности завершить Восточный поход до зимы. Так, 4 августа Гитлер, отметив, что «в целом операции на Восточном фронте развивались до сих пор более удачно, чем этого можно было бы ожидать, учитывая неожиданно большое число танков и самолетов, которое имели русские», признал, что если бы он был «информирован об этом перед началом войны, то ему было бы значительно труднее принять решение о необходимости нападения».
К тому же советское руководство сделало очень сильный стратегический ход, отдав приказ о перебазировании промышленности на восток. Этим решением план «Барбаросса», по сути дела, перечеркивался: даже его полное выполнение с выходом к Волге не приводило теперь к выходу СССР из войны. Из прифронтовой зоны во второй половине 1941 года было вывезено 1523 промышленных предприятия, в том числе 1360 крупных заводов и фабрик, главным образом оборонного характера. Это перебазирование военной промышленности было совершенно неожиданным для немцев и в решающей степени повлияло на то, что германская промышленность не смогла выполнить свои задачи, — ведь значительная часть продукции должна была производиться по новым планам непосредственно в захваченных районах. Так, по расширенной программе производства самолетов одна треть должна была выпускаться на хорошо оборудованных фирмах на советской территории. Одновременно русские разрушали оставленное оборудование и предприятия, прежде всего шахты и рудники, чтобы они не попали в руки врага. В результате германская промышленность не смогла, как это ожидалось, сразу же использовать советские сырьевые ресурсы.
Надежда на выступление против СССР Японии также не оправдалась.
11 августа Гальдер сделал примечательный вывод: «Общая обстановка все очевиднее и яснее показывает, что колосс Россия, который сознательно готовился к войне со всей безудержностью, свойственной тоталитарным режимам, был нами недооценен». Всего лишь месяц потребовался начальнику штаба ОКХ, чтобы полностью пересмотреть свою оценку ситуации на Восточном фронте. Дневниковые записи Геббельса в августе 1941 года также свидетельствуют о сомнениях в возможности «завершить Восточный поход, по крайней мере, до зимы», а 10 сентября, «после того, как выяснилось, что Восточная кампания не может быть закончена в короткий срок», Геббельс сделал вывод о необходимости «постепенно приготовить народ к продолжительной войне».
Тем не менее германское командование еще надеялось, что ему удастся захватить Украину и Москву, «ибо в противном случае мы не сможем разгромить противника до наступления осени». Однако развитие обстановки на фронте не позволяло надеяться на быструю победу, так как до конца августа СССР не потерял ни одного жизненно важного рубежа. На севере продолжались бои на подступах к Ленинграду, на юге германские войска с боями продвигались по Правобережной Украине к Днепру, о наступлении на Москву и Донбасс нечего было и думать, пока советские войска держали фронт Брянск — Гомель — Киев — Днепропетровск. Так как этот выступ не позволял развивать наступление далее на восток, а поодиночке группы «Центр» и «Юг» не могли его «срезать», было решено, что эти группы армий, действуя смежными флангами, должны наконец-то установить прямую связь и обеспечить себе свободу маневра.
27 августа ОКВ сделало вывод, что, так как СССР, видимо, не будет полностью разгромлен «в течение 1941 года, на первом месте стоит продолжение Восточной кампании в 1942 году. Захват территории на южном крыле будет иметь большие политические и экономические последствия». Другими словами, так как перед глазами Гитлера замаячил призрак затяжной войны, было вполне логичным постараться до осенней распутицы захватить экономически наиболее богатые области Советского Союза, завладеть хлебом, рудой, углем Украины, а также кавказской нефтью.
Войска советского Западного фронта в течение августа оставались на занимаемых рубежах, нанося время от времени контрудары на отдельных участках. На правом крыле 22-я и 29-я армии закрепились на восточном берегу Западной Двины от Осташково до Демидово Южнее оборону до Ярцево занимали 30-я и 19-я армии. Далее, перехватывая основную магистраль Смоленск — Москва, оборонялась в 50-километровой полосе 16-я армия, которую возглавил Рокоссовский. Она прикрывала дорогу на Вязьму и имела в своем составе 5 стрелковых дивизий, 101-ю танковую, заново укомплектованную 1-ю Московскую мотострелковую дивизию и 127-ю танковую бригаду генерал-майора Ф.Т. Ремизова, созданную на базе расформированной 18-й танковой дивизии. На левом фланге закрепились соединения 20-й армии.
Для укрепления положения на Западном фронте и создания более глубокой обороны Ставка приказом от 30 июля сформировала Резервный фронт, командовать им назначили Жукова. В состав фронта вошли 31-я, 49-я, 24-я, 32-я, 33-я и 43-я армии — еще 36 дивизий, занявших ржевско-вяземскую линию обороны. Всего московское направление прикрывали, таким образом, уже одиннадцать армий, около 60 дивизий. Причем 43-я по своему составу была явно ударной: 9 стрелковых и 2 танковые дивизии — 104-я и 109-я.
Советская Ставка в начале августа по-прежнему считала, что основные силы противника будут использованы для овладения Москвой. Ожидалось, что немцы попытаются обойти главные силы Западного фронта с флангов. Поэтому Ставка приказала Тимошенко прочно удерживать великолукский и гомельский выступы и, сохраняя охватывающее положение по отношению к группе армий «Центр», продолжать наносить удары с целью нанесения поражения войскам фон Бока. Чтобы отразить возможные удары через Брянск на северо-восток, на Москву, или на юго-восток, в тыл киевской группировке Кирпоноса, Ставка 14 августа приняла решение создать Брянский фронт, в состав которого вошли 50-я, 13-я, 3-я и 21-я армии. Командующим фронтом назначили генерала А.И. Еременко.
Вся группа армий «Центр», окопавшаяся на рубеже Рославль — Ярцево, в августе состояла из 10 пехотных дивизий 4-й армии и трех дивизий 46-го моторизованного корпуса генерала Фиттингофа, занимавших ельнинский выступ.
Кроме мер чисто военного характера, Сталин предпринял шаги по укреплению духа Красной Армии, издав 16 августа 1941 года приказ №-270. В нем отмечалось, что, наряду с высокой стойкостью советских войск, имеют место «позорные факты сдачи в плен»:
«Следует отметить, что при всех отмеченных выше фактах сдачи в плен врагу члены военных советов армий, командиры, политработники, особоотделыцики, находившиеся в окружении, проявили недопустимую растерянность, позорную трусость и не попытались даже помешать перетрусившим Качаловым, Понеделиным, Кирилловым и другим сдаться в плен к врагу.
Эти позорные факты сдачи в плен нашему заклятому врагу свидетельствуют о том, что в рядах Красной Армии, стойко и самоотверженно защищающей от подлых захватчиков свою Советскую Родину, имеются неустойчивые, малодушные, трусливые элементы. И эти трусливые элементы имеются не только среди красноармейцев, но и среди начальствующего состава…»
В приказной части Верховный требовал драться до последней возможности, «и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен — уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи». В соответствии с этим приказом сотни тысяч и миллионы солдат, уже попавшие в плен, зачислялись в предатели и дезертиры. Они должны были стреляться, вешаться, резать вены, но не сдаваться живыми. Сотни тысяч, побывавших в немецких концлагерях, после освобождения перекочевали в лагеря советские. Неслучайно большинство из уцелевших героев обороны Брестской крепости писатель Сергей Смирнов нашел именно там.
Политотделы и поэты воспевали героев-смертников, вроде экипажа сержанта Костюченко, который сгорел в обложенном дровами танке под пение «Интернационала».
Каждый боец и командир, отправляясь на фронт, теперь знал, что оставляет у Советской власти в заложниках членов своей семьи. Даже жену Якова Джугашвили два года продержали в одиночной камере, пока не стало известно, что муж ее умер не сломившись. В июне 1942 года Государственный Комитет Обороны «развил» сталинские идеи, установив, что члены семей «изменников Родины» подлежат аресту и ссылке в отдаленные местности СССР на срок в пять лет. Постановление ГКО уточняло, что «членами семьи изменника Родины считаются отец, мать, муж, сыновья, дочери, братья и сестры, если они жили совместно с изменником Родины или находились на его иждивении к моменту мобилизации в армию в связи с началом войны».
Цель приказа №-270 ясна — укрепить дисциплину, применяя в полном объеме репрессивные меры, хотя Красная Армия, как весь народ, и так уже не первый год жила в условиях чисток, процессов и расстрелов. То, что эти драконовские меры дали какие-то позитивные результаты, сомнительно. Умения воевать у войск от этого прибавиться не могло, советское высшее командование действовало по старой армейской поговорке: «Недостаток ума заменяли высокой требовательностью».
