История российского государства. Разрушение и воскрешение империи. Ленинско-сталинская эпоха. (1917–1953) - Борис Акунин
Во-первых, рассечение вражеской обороны глубокими и быстрыми рейдами — только теперь они были не конные, а танковые. (Известно, что главный немецкий танковый стратег Гудериан очень интересовался тактикой монгольской войны).
Во-вторых, вслед за Чингисханом, немецкие власти активно и хладнокровно использовали психологическое оружие: запугивали население оккупированных стран акциями неслыханной в новые времена жестокости. В древности это позволяло монголам держать в повиновении территории, население которых многократно превышало размеры вторгшейся армии. Так же вели себя и фашисты. Понятия «военного преступления», введенное международными конвенциями, для них не существовало. И чем «неполноценнее» по гитлеровской градации была нация, тем жестче с ней обращались завоеватели. Были нации, подлежащие тотальному истреблению — евреи и цыгане. Были нации, подлежащие порабощению, — славяне. Малейшее неповиновение жесточайше каралось. Каждый случай сопротивления, даже если жители не имели к этому отношения, влек за собой кару по принципу круговой поруки. Если где-то убивали немецкого солдата, ответом становился расстрел ста произвольно взятых заложников.
При всей отвратительности подобных методов во время «блицкрига» они вполне выполняли свою функцию: обеспечивали покорность тыла на период недолгой военной кампании. Но и в 1942 году, когда стало ясно, что скорой победы не будет, оккупационная политика дальновидней не стала. У белорусских и украинских крестьян не было причин любить советскую власть, разорившую их и насильно согнавшую в колхозы. Во многих местностях немцев встречали радушно или по крайней мере нейтрально. Но «Остминистериум» — министерство, управлявшее восточными колониями, вовсе не собиралось освобождать сталинских «крепостных». Рейх забрал их себе. Колхозы остались, подневольный труд тоже, только теперь крестьянами командовали не партработники, а немецкие коменданты.
Некоторые усилия по умиротворению населения Остминистериум все же предпринимал. Например, ввел органы самоуправления из коллаборантов, однако эти структуры занимались главным образом выколачиванием податей. Столь же бесплодной была и попытка возродить религиозные учреждения, уничтоженные советской властью. В это же самое время и Сталин изменил политику в отношении православной церкви, обратился к ней за поддержкой — и получил ее. Духовенство оккупационной зоны, пошедшее на сотрудничество с немцами, оказалось в положении изменников и авторитетом не пользовалось. Отношение местного населения к оккупантам стало активно враждебным, когда потребность в дешевом труде вынудила немцев организовать вербовку «остарбайтеров» для работы в Германии. Добровольцев нашлось немного, и с апреля 1942 года людей стали мобилизовать насильно. Около пяти миллионов человек были увезены на запад. Многие молодые мужчины предпочли уйти в леса к партизанам.
В 1941 году, во время великого отступления, в немецком тылу сражались лишь немногочисленные отряды из окруженцев, не доставлявшие Вермахту серьезных проблем. Но с 1942 года ситуация меняется. В лесных районах возникает партизанское движение, которое пользуется поддержкой угнетаемых, обозленных жителей. Справиться с этим сопротивлением немцы пытаются всё теми же репрессивными методами, которые лишь повышают градус ожесточения. Чтобы не оттягивать с фронта боевые части (хотя иногда приходится делать и это), оккупанты объявляют набор в полицию из числа местных добровольцев и военнопленных, желающих вырваться из концлагерей. По количественным показателям эта мера выглядела успешной — в «шуцманы» или «полицаи» (от polizei) поступило в общей сложности 400 тысяч человек, но этот контингент был крайне ненадежен и нередко переходил на другую сторону.
Один из самых ярких эпизодов подобного «двойного перебежничества» — история Владимира Гиля, подполковника Красной Армии, который возглавил первый русский «отряд СС», позднее преобразованный в полк, а затем в бригаду.
Гиль и его солдаты усердно воевали с партизанами, участвовали в карательных акциях, но в августе 1943 года, перебив немецких инструкторов, перешли на сторону резистантов. Бригада переименовалась в «Первую антифашистскую» и доставила Вермахту много неприятностей. Сам Гиль не только получил прощение от советской власти, но был повышен в звании, а также награжден орденом.
Лишь после девяти месяцев охоты по белорусским лесам, собрав значительные силы, немцы смогли уничтожить этот крупный очаг сопротивления. Двойной перебежчик Гиль погиб в бою.
Через партизанские отряды прошли 800 или 900 тысяч человек. В боевом смысле эти силы серьезной опасности для немецкой армии не представляли, но диверсии на линиях коммуникаций, саботаж, уничтожение складов существенно дезорганизовали германский тыл. С 1943 года действия крупных отрядов координировались Центральным штабом партизанского движения в Москве и, следуя его приказам, активизировались всякий раз, когда происходили большие сражения.
Неспособность обеспечить стабильность тыла была хронической болезнью немецкого Восточного фронта, обострявшей его и без того трудное положение.
Кампания 1943 года отличалась от двух предыдущих. Боевое преимущество Вермахта постепенно уходило в прошлое. Красная Армия обрела воинский опыт, у нее появилась целая плеяда сильных полководцев. Война производила свой «естественный отбор» — наверх пробивались не послушные, как в мирное время, а способные. Верховный главнокомандующий тоже многому научился — в большей степени, чем Гитлер. Во-первых, Сталин теперь прислушивался к мнению военных специалистов, а во-вторых, перестал полагаться на запугивание. Опыт научил его, что из напуганных генералов получаются плохие полководцы.
Весь год одна за другой шли кровавые битвы, в которых верх брали то немецкие войска, то советские. Война на истощение людских и материальных ресурсов продолжалась. Обе стороны напрягали все свои силы.
В январе Гитлер провозгласил «тотальную войну» с целью высвободить для фронта миллион мужчин. Ради этого была произведена трудовая мобилизация подростков, пожилых людей, женщин. Экономика теперь тоже должна была работать только на войну. Министр вооружений Шпеер расширял производство, активно используя подневольный труд пленных и привезенных с оккупированных территорий рабочих. С конвейеров сплошным потоком сходили танки, самолеты и пушки новых моделей. Численность Вермахта к лету достигла небывалой цифры — шесть с половиной миллионов человек. Почти две трети из них находились на Восточном фронте.
Какими средствами наращивал свою военную мощь СССР, будет описано в следующей главе, пока же довольно сказать, что и по количеству солдат в действующей армии, и по арсеналу боевой техники Красная Армия в это
