Владимир Понизовский - Заговор генералов
- Кандидатуры командующих сомнений не вызывают, - сказал начальник штаба. - Оба - боевые генералы.
- Да. Генерал Крымов не задумается, если понадобится перевешать весь Совдеп.
- Но в составе Третьего корпуса мне представляются недостаточно надежными Десятая кавалерийская дивизия и Второй конно-горный дивизион. Они находятся под влиянием большевиков.
- Произведите замену по собственному усмотрению, исходя из замысла операции. Приказ нужно отдать завтра же.
- Лавр Георгиевич, я пойду с вами до конца, - Луком-ский впервые за все последние дни улыбнулся. - Однако не пренебрегите моими советами. Прежде всего, передвижение такой массы войск но может остаться незамеченным.
- В оперативные распоряжения главковерха никто не имеет права вмешиваться. Перегруппировка по военным .соображениям.
- Но любой генерал поймет...
- Надеюсь, все генералы на нашей стороне. А профанам-шпакам и этих объяснений достаточно.
- Все это резонно, Лавр Георгиевич, - задумчиво проговорил начальник штаба. - Но лишь до того момента, когда вы отдадите приказ войскам двинуться на Петроград. Как вы объясните такой приказ?
- Возможно, идти на Петроград не потребуется. Это решится в ближайшие дни. А если они не захотят подобру-поздорову...
Его веки смежились еще плотней, и взгляд стал острый - лезвие бритвы:
- Приказ я получу из самой столицы.
- Извините, ваше высокопревосходительство, не понимаю.
- Сам Керенский попросит.
- Откуда вам это известно? Как можно полагаться на такого фигляра?
- Его надоумит Савинков. Он мне пообещал.
- Но какой же предлог найдет Савинков для вызова войск?
- Он найдет. На двадцать седьмое августа, в полугодовщину Февральской революции, большевики назначили новое восстание.
- Откуда вам известно, Лавр Георгиевич? - с сомнением проговорил Лукомский. - Нынче, после июльских дней... Сомневаюсь.
- Это забота Савинкова. Он такой человек, что и черту рога скрутит. Вы, конечно, понимаете: наш разговор сугубо доверительный.
- Безусловно. Но, господин главковерх, все надо хорошенько еще обдумать, постараться предусмотреть все случайности, чтобы бить наверняка. Кто еще посвящен в замысел?
- Мой ординарец Завойко. Председатели союзов офицеров, георгиевских кавалеров, совета союзов казачьих войск. Конечно, Антон Иванович Деникин и атаман Каледин.
- Я не мог и представить, Лавр Георгиевич! Это
размах! - Лукомский уже сам почувствовал воодушевление. - Петроград мы возьмем. А потом?
- Потом?
- Понятно, ваше высокопревосходительство. Я спрашиваю не о форме правления. И не об имени правителя. Но мы бедны, как церковные крысы.
- Это меня заботит меньше всего. Пусть позаботятся Родзянко и Милюков.
- Понятно.
- И слава богу. Приступайте к оперативной разработке операции. Приказ о передислокации Третьего корпуса я подпишу завтра, перед отъездом в Москву. Кроме того, сегодня же отдайте приказ о переброске в Москву Седьмого Оренбургского казачьего полка. Командующего Московским округом в известность об этом не ставьте. Прикажите привести в состояние боевой готовности московские военные училища.
- Будет немедленно исполнено.
- А теперь пригласите ко мне генерала Крымова. Я поговорю с ним с глазу на глаз.
Лукомский встал и направился к двери. Остановился:
- Извините, ваше высокопревосходительство: а как быть с приказами об усилении войск Северного фронта? У Эйхгорна на подходе новые дивизии.
- Решим после моего возвращения с Московского совещания.
Глава десятая
12 августа
1
Антон проснулся ни свет ни заря: встречи и разговоры предшествующих дней так взбудоражили, что и ночью снилась всякая чертовщина: желтые узловатые руки-щупальца, вспышки разрывов, облако газа - багрово-пестрое, мельтешащее, страшное.
Очнулся - и обрадовался прозрачному рассвету, обещавшему солнце. Распахнул окно. Воздух потек свежий, едва не с морозцем - в середине августа, на переломе лета на осень, бывают такие удивительные дни. Накануне с вечера уходящее солнце красно дымится, сумерки подернуты туманом, а под утро трава и булыжники покроются изморозью, чтобы запотеть крупной росой с первыми лучами. А в полдень - жара, хоть скидывай рубашку. Хорошие слова даны в народе августу: "зарничник", "осенин-ник"... Антон всей грудью вобрал пьянящий воздух.
Который час?.. Скорей принять душ, побриться, облачиться в парадный мундир!..
Щелкнул выключателем в ванной. Лампочка не загорелась. Повернул кран. В горловине засипело, хрюкнуло, но вода не потекла. Ах, чтоб тебя!..
И вдруг вспомнил: товарищи пообещали отметить день открытия Государственного совещания. Значит, электрики, водопроводчики пошли за большевиками. А другие?..
В графине вода была. Он умылся, побрился. Спустился в буфетную при ресторане. Тут и на рассвете постояльцы могли получить чашку кофе или чаю. Сейчас метрдотель, отирая взмокшее лицо, растерянно оправдывался:
- Повара не пришли... Официанты почему-то не явились... Никогда ничего подобного не случалось, господа!..
В вестибюле гостиницы на столиках, где постояльцев "Националя" уже с утра всегда ждали первые выпуски московских газет, сейчас не оказалось ни одного номера. Зато громоздилась внушительная стопка брошюр. На обложке красовался портрет.
Антон взял брошюру. "Первый народныйТлавнокоман-дующий, генерал Лавр Георгиевич Корнилов, Житие любимого сына России". На портрете был изображен молодцеватый, с соколиным взглядом, с подкрученными усами и двумя офицерскими "Георгиями" - один на лацкане кармана, другой у ворота молодой воитель, в коем невозможно было узнать того изможденного оборванца, который год назад предстал перед Антоном в землянке их артиллерийской позиции в предгорье Южных Карпат.
Любопытно. Он открыл наугад: "...Верхом, под ужасным огнем наступавших австрийцев, Корнилов подскакал к отступавшим солдатам, остановил их и сам повел в штыковую атаку. Ничто не могло удержать этого стремительного урагана, враг дрогнул! Но вдруг пронесся крик: "Корнилов убит!" - и снова смятение распространилось в рядах. По счастию, судьба и на этот раз сохранила русского вождя..."
Ну и стиль!.. Путко сунул брошюру в карман, чтобы позже прочесть. Вышел из гостиницы.
На улице было пустынно. Но нынешнее московское утро чем-то отличалось от такого же вчерашнего. Первое, что приметплось, - листки, свежеприклеениые прямо к стенам. На одних - тот же, только увеличенный много-крат, портрет Корнилова и слова приветствия "народному герою" и "доблестному вождю".
Но тут же, едва ли не лист в лист, было наклеено и другое - нет, это был не просто лист воззвания, а сегодняшний номер большевистского "Социал-демократа". Эта газета вышла, хотя в гостинице "Националь" на стойке ей места не нашлось, и во всю первую ее страницу звучал призыв: "Сегодня день всеобщей забастовки. Пусть сегодня не работает ни одна фабрика, ни один завод, ни одна мастерская!"
Антон оглянулся. Усердствовали дворники в белейших фартуках и с надраенными бляхами. Но все равно чего-то недоставало по сравнению со вчерашним утром. Да, перезвона первых трамваев и цокота пролеток!.. Извозчиков вообще не видно. А вагоны стоят на путях, будто замершие у невидимых преград, с пустыми кабинами вожатых.
Ну, если уж забастовали официанты и извозчики, то заводской и фабричный народ - эти не подвели! Пролетариат Москвы пошел за большевиками!..
Издалека донесся маршевый звук оркестра. Ухал барабан, лязгали медные тарелки. Сверху, по Тверской, спускалась к Охотному ряду колонна юнкеров. Строго равняют ряды, печатают шаг. В ритм взблескивают над колонной штыки винтовок.
С другой стороны, от Воздвиженки, послышался рокот. Вскоре из-за изгиба университетской ограды показался бронеавтомобиль. За ним второй, третий... Колонна блиндированных машин катила мимо гостиницы в том же направлении, в каком свернули юнкера. К площади Большого театра.
2
На рассвете юнкера Александровского военного училища были подняты по тревоге и поротно выстроены на плацу. Начальник училища генерал-майор Михеев прошел вдоль шеренг, придирчиво оглядывая своих питомцев. Потом приказал ротным и взводным командирам собраться в дальнем углу плаца.
- Господа офицеры! Мною получен приказ довести до вашего сведения... он говорил четко, но понизив голос, чтобы не было слышно в рядах юнкеров. Нашему училищу выпала высокая честь нести караул в Большом театре в первый день Государственного совещания. На этом совещании должен быть решен вопрос о назначении военного диктатора России. Кто именно будет объявлен, мне неизвестно, но предположен один из трех генералов: Алексеев, Брусилов или Корнилов.
Группа офицеров пришла в движение.
- Прошу внимания, господа! Имеются достоверные сведения, что некоторые воинские части Московского гарнизона, находящиеся на стороне большевиков, а также вооруженные отряды рабочих совершат нападение на Большой театр с целью помешать совещанию и совершить покушение на провозглашенного диктатора. В случае нападения вы, господа, должны до конца выполнить свой долг.
