Борис Григорьев - Повседневная жизнь российских жандармов
Оставив жену с ребенком в гостинице, Мартынов пошел в охранное отделение с официальным визитом к ротмистру Федорову, с которым он когда-то в 1901 году учился на спецкурсах Отдельного корпуса жандармов в Петербурге. Ротмистр жил в двухэтажном доме купца Симорина на углу Московской и Ильинской улиц. Нижний этаж занимал сам хозяин, молодой еще человек, малокультурный купчик с религиозными и правыми взглядами, державший лавку красного товара в городских рядах, а на втором этаже снимал квартиру ротмистр с женой и маленькими дочерями. Тут же в глубине двора стоял одноэтажный флигелек, где и размещалась канцелярия охранного отделения. Само по себе расположение служебного здания было не так уж и неудобно, если не считать, что дом Симорина стоял на бойком проходном месте: задались бы местные революционеры целью выследить всех сотрудников охранного отделения, это не составило бы для них особого труда. Мартынов сразу же сделал вывод о том, что нужно срочно подыскивать квартиру для себя и новое здание для канцелярии.
Ротмистр Федоров ждал замену с нетерпением. Он ни на минуту не находился в покое, вел разговор урывками, что-то по ходу разговора записывал и отдавал какие-то неясные для Мартынова распоряжения. Создалось впечатление, что он куда-то спешил. Мартынов ощущал эффект присутствия в театре, где на сцене в роли не то Бобчинского, не то Добчинского суетился Федоров.
— Слава Богу, уезжаю отсюда целым! — огорошил он сменщика. — Вас жалею![104] Второпях ротмистр посоветовал Мартынову немедленно «отдать визит» начальнику губернского жандармского управления полковнику Померанцеву, который в «Московской гостинице» устраивал Федорову «отходной» ужин. После этого Федоров куда-то заторопился и никакого делового разговора с ним у нового начальника охранки не получилось.
В сопровождении Попова Мартынов отправился в губернское жандармское управление. Там о его приезде уже знали, поскольку из штаба ОКЖ уже последовала телеграмма о прикомандировании с такого-то числа к Саратовскому ГЖУ ротмистра Мартынова «для получения содержания», которое выдавалось двадцатого числа каждого месяца[105]. Департамент полиции, со своей стороны, уведомлял Померанцева о назначении распоряжением министра внутренних дел ротмистра Отдельного корпуса жандармов Мартынова начальником Саратовского охранного отделения. Было уже известно, что Померанцев как начальник ГЖУ не одобрял реформу в деле сыска и отнесся к новому начальнику охранки с «резервом».
Саратовское губернское жандармское управление располагалось тоже в купеческом доме: нижний этаж был отведен под канцелярию, а верхний представлял собой апартаменты начальника с семьей. Померанцев, высокий кряжистый мужчина, напоминавший своим внешним видом царя Петра Великого, встретил одетого в штатское Мартынова по-казенному неприветливо, без тени улыбки. Узнав, что опыта сыскной работы у ротмистра нет, полковник не без злорадства спросил:
— Как же вы будете исполнять порученное вам дело? Мартынов дипломатично ответил, что надеется найти в опытном собеседнике доброго советника. Чтобы успокоить полковника, он добавил, что постарается не нарушать формы и порядка взаимоотношений, установленных его предшественником. Померанцев заметно повеселел, решив, что ему без труда удастся прибрать к рукам «молокососа» и доказать Петербургу на деле вздорность идеи охранных отделений. С тяжелым сердцем уходил Мартынов от полковника, но в глубине души еще надеялся, что своими чистосердечием и открытостью сумеет заставить Померанцева хотя бы примириться с ним.
Последующие события показали, что сбыться этим мечтам было не суждено.
В канцелярии охранного отделения Мартынова уже ждали. Письмоводитель Попов представил немногочисленный штат отделения: кроме Попова, в нем служили 3 писаря, 20 филеров и 2 полицейских надзирателя для связи с полицией и местной администрацией, а также для некоторых конспиративных поручений. По соображениям пенсии и некоторых других служебных условий, все они числились полицейскими надзирателями по Московскому полицейскому резерву. У ротмистра даже не было заместителя или помощника, который мог бы «прикрыть» его в случае отсутствия в городе.
Удельный вес каждого из упомянутых сотрудников оказался не таким уж и высоким. Письмоводитель Попов, в отсутствие начальника остававшийся в отделении за старшего, для канцелярских дел не подходил вовсе. Он был «на подхвате», выполнял разовые поручения и содержал конспиративную квартиру (КК), на которой Мартынову предстояло встречаться с «сексотами». (Конспиративная квартира давала Попову дополнительный приработок, так как она оплачивалась Департаментом полиции из специальных агентурных сумм.) Вторая конспиративная квартира находилась на содержании у заведующего наружным наблюдением П. В. Мешкова, а третья — у полицейского надзирателя и агента для справок Егорова.
Конспиративные квартиры подбирались, как правило, в тихих кварталах города и в домах, где отсутствовали квартиранты и съемщики отдельных комнат, которые в Саратове имели привычку устраиваться на «завалинках» и наблюдать за всеми входящими и уходящими обывателями. Хозяин КК подбирался, как правило, из надежных, непьющих и «основательных» служащих отделения, так как ему приходилось знать в лицо и по имени практически всех агентов, с которыми у него на квартире встречался начальник отделения. Для личной жизни у него не было ни времени, ни места. Знакомства с посторонними лицами ему запрещались, в дом к себе он никого приглашать не имел права. Во время свиданий с агентами хозяин квартиры должен был находиться рядом, в другой комнате. Он открывал и закрывал двери, впускал и выпускал секретных сотрудников, внешность и поведение его должны были вселять в них уверенность в своей безопасности.
Главным докладчиком по делам канцелярии при Мартынове стал писец Антипин, молодой человек лет 28–30 с русыми волосами, зачесанными назад и небольшой «интеллигентской» бородкой. Он происходил из низов, ходил в черной рубахе, был человеком не глупым и знающим. К сожалению, он проработал недолго и запросил разрешение на увольнение. Оказалось, что он женится на учительнице «левых» взглядов, что представляло для охранного отделения серьезную опасность. Мартынову пришлось проводить с женихом профилактическую беседу о неразглашении служебных тайн, и только при этом условии ротмистр отпустил его восвояси.
Новым письмоводителем после Попова стал писарь Щербаков — единственный сотрудник отделения, оказавшийся на своем месте. Офицерскими кадрами распоряжался штаб ОКЖ, но он всячески противился «новшествам» и отказывался направлять молодых жандармов на розыскную работу, предпочитая держать их на малозначительных и развращающих своей пустотой и бессмысленностью поручениях.
…Вечером состоялся прощальный ужин в честь отъезжающего в Петербург ротмистра Федорова. Он радовался до чрезвычайности, потому что остался жив и ехал в столицу на хорошую должность офицера, находящегося в распоряжении министра внутренних дел и шефа жандармов П. А. Столыпина. Бедняга Федоров! Судьба сыграет с ним злую шутку: именно на тихой лукративной петербургской должности он всего через три недели после бегства из Саратова погибнет от бомбы террористов при известном покушении на жизнь министра внутренних дел на Аптекарском острове!
А пока в «Московской гостинице» проходили его помпезные проводы… Стол ломился от всевозможных даров Волги-матушки, отборных закусок, вин, водок и наливок. Все это, по воспоминаниям Мартынова, радовало глаз и отягощало желудок. Новичка посадили рядом с отъезжающим, по другую сторону от него усадили полицмейстера В. Н. Мараки, бывшего жандармского офицера, добродушного и легкого в общении человека. Командовал «парадом» вице-губернатор — тучный мужчина, любитель торжественных ужинов и обедов. Полковник Померанцев показал себя человеком не светским: он мало ел и пил, держался натянуто и всем своим видом показывал, что он не желает ронять достоинство среди низших по званию и чину. Начальник жандармско-полицейского управления железных дорог генерал-майор Николенко запомнился мемуаристу своей подчеркнутой корректностью и холеной внешностью. Всем своим видом он демонстрировал свою снисходительность к «охранникам» и к их грязной работе, которая доставляла им, настоящим жандармам, одни только хлопоты и неприятности. Ему под стать был его помощник ротмистр С. И. Балабанов с импозантной внешностью, рассчитанной на успех у провинциальных барышень и за карточным столом. Сидели еще несколько «губернских» и «железнодорожных» помощников начальников управлений, среди которых выделялись бывший казачий офицер Пострилин и ротмистр Р. А. Бржезицкий, польский католик, вынужденный при поступлении в Отдельный корпус жандармов принять православие. «Немецкую» прослойку местной администрации представляли шутник и любитель анекдотов правитель канцелярии губернатора Н. А. Шульце и «подкаблучник» и уставший от всего земного человек, тюремный инспектор В. М. Сартори.
