Николай Дубровин - Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя»
Около полуночи на Малом бульваре взвились сначала две ракеты вместе, а потом две ракеты одна за другой. По этому сигналу охотники, оставленные на батареях оборонительной линии, и войска, поставленные за баррикадами, стали отходить к мосту. Покидая укрепления, саперы и матросы оставляли в каждом из пороховых погребов зажженные фитили различной длины, чтобы взрывы следовали не вдруг, а один за другим и по возможности с длинными промежутками. В иных местах насыпали от погреба дорожку пороха по земле и, отойдя на значительное расстояние, поджигали его. Огненные змейки эти забегали из конца в конец по всем окраинам Севастополя и стали взлетать по направлению к укреплениям багровые столбы пламени и дыма. Один за другим летели на воздух пороховые погреба с запасами пороха и снарядов. Последние, подброшенные кверху, лопались в воздухе и огненными звездами падали на землю. Угрюмая тишина ночи нарушалась страшными взрывами, от которых стонала земля и рушились полуразбитые стены домов некогда веселого и оживленного города.
Все, что было горючего на бастионах, загорелось, и вскоре Севастополь, как бы прощаясь с героями-защитниками своими последними пламенными взглядами, опоясался огненным поясом.
При виде пожара грустные лица солдат на время прояснились: они видели, что врагу останется только груда камней и пепла. Чувство радости охватило всех, в войсках послышались говор, а порой и веселая шутка.
Переправа между тем продолжалась и шла успешно.
Всю ночь между войсками ходили начальник штаба гарнизона свиты Его Величества генерал-майор князь Васильчиков и генерального штаба полковник Меньков, направляя колонны к тесному выходу между Графской пристанью и Николаевской батареей.
Около 12 часов ночи подошел к ним состоявший при начальнике штаба капитан Воробьев.
– Приказание вашего сиятельства исполнено, – сказал он князю Васильчикову. – От последней линии баррикад до библиотеки и оттуда к Морской улице – пожар подготовлен, и ровно в 12 часов вся линия домов запылает.
– Есть ли костер под библиотекой? – спросил отрывисто князь Васильчиков.
– Зарево библиотеки будет сигналом для общего пожара – все готово! – отвечал капитан.
Разговаривавшие направились к стороне баррикад. Спустя несколько минут библиотека и вся линия домов на Екатерининской и Морской улицах были уже в пламени.
– Поторопились зажечь – еще нет двенадцати часов, – сказал равнодушно капитан Воробьев. – Вишь, как трещит – теперь и не уймешь его!
– Уже поздно. Не останавливайте пожара, – сказал князь Васильчиков. – Неприятель молчит. Бог даст, переправа совершится благополучно!
– Не забыли ли вы костра под святым собором? – спросил полковник Меньков капитана Воробьева.
– Будьте покойны, – отвечал тот, – церковная утварь по возможности спасена, церковь внутри уже горит, и, кроме обгорелых стен, враг ничего там не найдет!
В самом непродолжительном времени пожар охватил весь город. Темная ночь ярко освещалась заревом, сильный ветер раздувал огонь, переносил его с одних развалин на другие, выл и плескал волны о берег. Скоро все слилось в одну общую массу пламени и дыма, посреди которых слышались треск и гром взрывов, и свист ветра. И вдруг в пламени блеснет пламя еще ярче и, как молния, осветит окрестность: то летит на воздух пороховой погреб или погреб с ядрами, гранатами и бомбами.
Багровым огнем занялось все небо, и начались последние вздохи многострадального Севастополя.
Освещаемые заревом пожаров войска продолжали переправляться на Северную. По обе стороны моста лежало мрачное волнующееся море. Направо мелькали еще темные громады наших кораблей, которые приказано было затопить.
По всей бухте скользили взад и вперед баркасы, шлюпки и пароходы, с пыхтеньем выкидывавшие огнистые снопы искр в клубах густого черного дыма.
Едва видный неопределенный образ парохода по мере приближения к Южной стороне постепенно светлел, и, наконец, ярко освещенный пламенем пожара, он подходил к берегу. Нагрузившись войсками, пароход снова тонул во мраке, изредка являясь в более освещенном пространстве, и тогда каждая его веревка, мачта и рея, казалось, были раскалены, пылали огнем.
Плавучий мост, покрытый сплошь людьми, качался под тяжестью народа и обозов.
Перебравшись на Северную, каждый оборачивался назад, чтобы еще и в последний раз, взглянуть на пылающий город. Картина всеобщего разрушения представлялась глазам обернувшихся. Видно было, как пылали библиотека и собор, как догорали Александровские казармы, как горели морские казармы, Артиллерийская слободка, часть Корабельной и, как огромный погребальный факел, горел ярче всех кран, поставивший на своем веку много мачт на кораблях славного Черноморского флота.
К 8 часам утра переправа войск на Северную была окончена. В это время выехали из города начальник гарнизона граф Остен-Сакен и начальник штаба князь Васильчиков. С последними пароходами войск отплыли от берега с Корабельной стороны генерал-лейтенант Шепелев и вице-адмирал Панфилов; с Графской пристани, отправив последний пароход, поехал капитан 2 ранга Воеводский, а по мосту в хвосте Тобольского полка перешел генерал Хрущев с капитаном Воробьевым. В Севастополе не осталось никого, кроме нескольких человек смельчаков, прикрывавших отступление и поддерживавших пожары.
Наступило утро 28 августа, развели мосты, и порвались последние нити, связывавшие войска со славным городом, обратившимся в пепелище после трехсотсорокадевятидневного сопротивления.
Вся Северная сторона была покрыта войсками, перемешавшимися между собой во время перехода через мост. Сходя с моста, каждый шел куда пришлось и располагался там, где казалось ему удобнее. Пехота, артиллерия, моряки – все перепуталось между собой. Крики и возгласы по временам раздавались в этой нестройной толпе. Собирали по кучкам остатки славных полков. Со всех сторон раздавались голоса: такой-то полк сюда! такой-то экипаж ступай туда! Солдаты толпами ходили взад и вперед, отыскивая полки. Все суетились, бегали, нагруженные повозки тянулись по бельбекской дороге. Бухта совершенно опустела. Корабли и множество других судов опустились на дно, и только концы мачт, торчавшие над поверхностью воды, напоминали о недавнем их существовании. Перевозившие всю ночь войска пароходы отошли к северному берегу, но на другой день и они также пошли ко дну.
Шум и говор, движение взад и вперед, перекличка фельдфебелей слышались повсюду. Но вот развели костры и заварили кашу, «кто в больших артельных котлах, а у которой команды таковой погиб, в котелках и разной другой посудине, но больше всего заметно было у костров манерок с отломанными крышками, наполненными толчеными сухарями, водой с приличным количеством соли: это лакомство нашего солдата – тюря».
Заговорив о котлах, нельзя не привести следующего случая. При отступлении 17-я рота Волынского полка не успела взять с собой ротного котла, который остался на Павловском мысу. На следующий день, находясь уже на Северной, ротный командир распорядился раздать нижним чинам десяточные котлы, бывшие при роте. Солдаты просили позволения выручить ротный котел из рук неприятеля. Командир роты указывал им на опасность подобного предприятия.
– После вчерашней потасовки, – говорили солдаты, – французу не до наших котлов, – и убедительно упрашивали дозволить им выручить ротный котел.
Согласился ротный – отправились охотники за котлом. Матросы перевезли их за рубль через залив на Павловский мысок, и доставленный через несколько часов ротный котел исполнял свое дело…
Мало-помалу разбросанные по Северной части войска стали собираться по полкам и потянулись на назначенные им места.
После полудня взлетели на воздух Александровская и Павловская батареи. Черное густое облако вознеслось на огромную высоту и со страшным треском и громом спустилось каменным дождем в бухту и на землю. На местах, где стояли красивые здания батарей, образовались пирамидальные кучи камней и мусора.
Два дня и две ночи горели развалины славного города, покрытые густыми облаками дыма. 30 августа пошел дождь, и пожар потух.
На следующий день войска слушали рассказ о своих подвигах, изложенный в задушевном приказе главнокомандующего.
«Храбрые товарищи! – писал он. – 12 сентября прошлого 1854 года сильная неприятельская армия подступила под Севастополь. Невзирая ни на численное свое превосходство, ни на то, что город этот был лишен искусственных преград, она не отважилась атаковать его открытой силой, а предприняла правильную осаду.
С тех пор при всех огромных средствах, коими располагали наши враги, беспрестанно подвозившие на многочисленных судах своих подкрепления, артиллерию и снаряды, все усилия их преодолеть ваше мужество и постоянство в продолжение одиннадцати с половиной месяцев оставались тщетными. Событие – беспримерное в военных летописях: чтобы город, наскоро укрепленный в виду неприятеля, мог держаться столь долгое время против врага, коего осадные средства превосходили все принимавшиеся доныне в соображение расчеты в подобных случаях.
