Юрий Корольков - Кио ку мицу !
В целях обеспечения успешной дипломатической деятельности военные круги должны избегать открытых действий и оказывать ей помощь тайно".
В основных принципах национальной японской политики континентальный Китай относился к южному варианту императорского пути.
В тайных, теперь уже государственных планах японского кабинета был отчетливо виден почерк Сатбо Хамба - начальника генерального штаба. Стратегические, мобилизационные и другие военные планы постепенно перекочевывали на страницы правительственных документов.
Наступивший 1937 год ознаменовался значительными перестановками фигур на военных и дипломатических постах. Началось это с Квантунской армии. Генерал Итагаки возвратился в Токио, а вместо него начальником штаба в Маньчжурии стал начальник военной полиции полковник Тодзио. Генерал Доихара уехал в Китай на командную работу, а во главе японского правительства стал принц Коноэ, известный своими прогерманскими взглядами.
За пять лет, прошедших после мукденского инцидента, после отставки генерала Танака, сменилось больше десятка премьер-министров. Одних убивали, других устраняли с помощью тайных интриг, но каждый раз на пост премьера приходили новые политики, которые все больше устраивали гумбацу - военную клику. Дряхлый, но мудрый принц Сайондзи, живучий, как черепаха, уже не всегда мог повлиять на выбор очередного премьер-министра. В продолжение десятилетий, начиная с эры Мейдзи деда царствующего Хирохито, на обязанности членов Генро лежала рекомендация императору нового главы государства. Теперь эти смены происходили слишком часто, и принц Сайондзи вынужден был лишь соглашаться с утверждением предложенных кандидатов.
Но все премьеры, живущие на свете, независимо от того, когда они возглавляли правительственные кабинеты Японии, становились после отставки дзюсинами - членами совета старейших деятелей государства. Каждый из них до конца жизни оставался в ранге шинина, присвоенного ему императором одновременно с назначением премьер-министром. Во всех сложных случаях совет дзюсинов, в который входили также и бывшие председатели Тайного совета, обсуждал проблемы и давал рекомендации императору. И уж совершенно обязательно дзюсины обсуждали кандидатуру нового премьер-министра, хотя бы формально согласуя свое мнение с последним из могикан эры Мейдзи - принцем Сайондзи.
Казалось бы, предпоследний премьер-министр Хирота устраивал гумбацу, но и он проявил мягкотелость. В японском парламенте однажды возникла дискуссия: депутат Хамада поднялся на трибуну и сказал такое, чего давно не слышали в этом зале:
"За последние годы военные круги стали претендовать на роль движущей силы нашей политики. Взгляды, существующие в армии, требуют укрепления диктатуры, что наносит большой вред народу".
Хирота промолчал, но военный министр Тэраучи, сын прославившегося в Сибири маршала, принял вызов и яростно обрушился на депутата, расценив его выступление как оскорбление армии, что наносит вред духу единства нации.
И снова взял слово депутат Хамада.
"Проверим стенограмму, - сказал он. - Если там найдутся слова, оскорбляющие армию, я сделаю себе харакири... Но если там нет таких слов - пусть сделает себе харакири военный министр Тэраучи..."
Военный министр уклонился от дальнейшего спора, потребовал созвать заседание кабинета и предложил распустить парламент, чтобы неповадно было другим произносить подобные речи. Но голоса разделились, и Хирота не осмелился распустить парламент. Это возмутило военных. Вскоре он сам вынужден был уйти в отставку.
Его сменил другой премьер - Хаяси, а в наказание за допущенную крамолу парламент распустили, объявили новые выборы. Однако решимости Хаяси хватило только на то, чтобы по указке военных распустить парламент. На большее он не посмел. Через три месяца Хаяси также подал в отставку. А военные все требовали...
И вот принц Коноэ сделался премьером, хотя военные настаивали, чтобы правительственный кабинет возглавлял генерал, состоящий на действительной службе в армии. Однако совет дзюсинов все же нашел нужным рекомендовать принца Коноэ. Считали, что принц хотя не имеет военного звания, но разделяет во многом точку зрения генералов. Приход его к власти не будет выглядеть военной диктатурой.
В генеральном штабе против принца Коноэ тоже не возражали.
Когда председатель Тайного совета позвонил Сайондзи и поздравил его с формированием кабинета, древний старец ответил: "Чему же тут радоваться, Харада-сан? Плакать надо, не радоваться..."
Сайондзи повесил трубку, хотя это было совсем не вежливо.
С приходом к управлению государственным кораблем принца Коноэ деятельность Сатбо Хамба заметно оживилась. Во главе его стал теперь принц Канин - тоже представитель императорской фамилии. Апостолы войны пришли к выводу, что наступил самый удобный момент перейти к конкретным действиям. Новый начальник штаба Квантунской армии Тодзио докладывал руководителю Сатбо Хамба:
"Если рассматривать теперешнюю обстановку в Китае с точки зрения подготовки войны против Советского Союза, то наиболее целесообразной политикой для нас должно быть нанесение удара по нанкинскому правительству, что устранило бы угрозу нашему тылу".
Военные руководители сменяли один другого, но направление политики оставалось прежним. Дипломаты, так же как генералы, проявляли все большее нетерпение, боясь упустить момент. Главный советник министерства иностранных дел Мацуока подбадривал, подзуживал своих единомышленников.
"Традицией страны Ямато, - говорил он на заседании Тайного совета, - всегда являлся великий дух Хакко Итио. Мы должны осуществить моральные принципы предков и занять подобающее место в мире.
Япония - страна божественного происхождения. Это значит, что нашей стране будет дано благословение неба, когда она приступит к выполнению божественной воли. Если мы пойдем против этой воли, небеса нас накажут. Наша задача - создать сильное вооруженное государство".
Дипломат говорил, как военный. Ссылаясь на антикоминтерновский пакт, он добавил:
"Причина японо-китайского конфликта - идеологическая. Наша империя должна обеспечить порядок в Азии. Япония освободит восточные страны от гнета империализма".
Мацуока развивал ту же идею, которую когда-то высказывали правые японские социал-демократы: существуют бедные и богатые государства страны-пролетарии и страны-капиталисты. Китай должен поделиться своими богатствами с неимущей Японией...
Все эти рассуждения, донесения, оперативные планы были пока неизвестны людям из группы "Рамзай", но они, как сейсмологи, внимательно прислушивались к глухим и отдаленным колебаниям в глубинах политической жизни.
Перестановка в японских верхах неожиданно отразилась на деятельности группы "Рамзай". Ходзуми Одзаки, продолжавший работать внешнеполитическим обозревателем влиятельной газеты "Асахи", дружил с референтом Коноэ - своим однокурсником по университету Кадзами Акира и через него познакомился с принцем Коноэ, когда будущий премьер был еще рядовым членом палаты пэров. В состав палаты входили члены императорской фамилии, бароны, маркизы - вся японская знать - и еще от каждого большого города один богатей, человек, платящий самый большой налог в городе с получаемого дохода. Связанный с феодальной знатью, с промышленными кругами и генералами, Коноэ довольно быстро сделал карьеру в палате пэров и стал ее председателем.
Этот человек с высоким, скошенным назад лбом, пристальным взглядом и узким энергичным лицом отличался тщеславием, осторожным умом и способностью использовать нужных ему людей. В его лице было что-то от лошади-чистокровки из императорских конюшен. Возможно, это сходство придавали крупный, с тонкой горбинкой нос и острые удлиненные уши с приросшими мочками.
Принца Коноэ интересовали колониальные проблемы, и он возглавлял научно-исследовательское общество "Эры Сева", которое занималось изучением проблем Восточной Азии. Конечно, знаток Китая Ходзуми Одзаки оказался весьма полезным человеком в научном обществе, тем более что он происходил из древнего рода сегуна Текугава, а это при выборе друзей имело немаловажное значение для принца императорской крови Фузимаро Коноэ.
Принц Коноэ возглавлял и еще одно общество - общество "любителей завтраков", куда допускались только особо избранные. Раз в неделю, по средам, принц Коноэ приглашал к завтраку наиболее близких друзей, и Ходзуми Одзаки стал непременным участником этих сред. Обычно собирались в отдельном кабинете старейшего токийского ресторанчика "Има хан", а иногда в доме одного из "любителей завтраков".
Хозяйка "Има хан", гордая своими предками, потомственными владельцами ресторана, который существовал еще во времена сегунов, приносила на большом блюде все, что нужно для трапезы, - ломти сырого, тонко нарезанного мяса, овощи, сою, специи, ажурную корзину яиц, ставила на стол две газовых жаровни с глубокими сковородами и оставляла мужчин одних. "Любители завтраков" сами готовили себе скияки и разговаривали на политические темы.
