Лоуренс Рис - Освенцим: Нацисты и «окончательное решение еврейского вопроса»
Так для Алисы начались поиски сестры – поиски, длившиеся полстолетия. Она пыталась найти ее следы с помощью Красного Креста, любыми путями, которые только приходили ей в голову, но тщетно. И только через 53 года после исчезновения сестры, в документах Берген-Бельзена она обнаружила запись о том, что некая Эдит Шварц умерла 2 июня 1945 года. «Шварц» была девичьей фамилией матери Алисы, именно этой фамилией Эдит назвалась в лагере, чтобы никто не догадался о ее родстве с Алисой. Она боялась: если нацисты узнают, что они родственники, то постараются разлучить их.
Итак, после 53-летнего ожидания – 53 лет, в течение которых каждый раз, когда звонил телефон, каждый раз, когда приходила почта, Алиса молилась о том, чтобы это были новости об Эдит, – испытав колоссальные эмоциональные страдания, она узнала, что ее сестра прожила всего лишь нескольких дней после того, как их разлучили. Алиса защищала свою сестру во время депортации из Венгрии, во время жизни в Освенциме, на марше смерти, среди голода и болезней Берген-Бельзена, но в результате, нацисты все равно убили ее. «Для тебя, любимая сестричка, освобождение пришло слишком поздно, – написала Алиса в стихотворении вскоре после того, как узнала о смерти Эдит. – Как они могли так поступить? Как? Почему?»
Один из людей, несущих наибольшую ответственность за смерть Эдит – Генрих Гиммлер, – в первое время осуществления «окончательного решения» с легкостью бы ответил на два вопроса, поставленные Алисой Лок Каханой, причем самым зверским и упрощенным способом: евреи должны были умереть, потому что он и его фюрер воспринимали их как угрозу. Но в последние месяцы войны его действия стали уже намного менее прямолинейными. Мы уже описывали, что Гиммлер одобрил схему «евреи в обмен на грузовики» в Венгрии в 1944 году. К тому же он поручил Банди Грошу открыть канал для того, чтобы прозондировать почву для переговоров с Западными союзниками. Из всех этих схем мало что вышло, но они демонстрируют, в каком направлении работал теперь мозг Гиммлера. Для рейхсфюрера СС новым путем вперед стал прагматизм, а не идеологическая жесткость.
В феврале 1945 года новая, более гибкая позиция Гиммлера нашла выражение в транспортировке 1200 евреев из Терезиенштадта в Швейцарию. По поводу этого освобождения евреев было заключено соглашение с Союзом ортодоксальных раввинов США через сеть посредников, и на сей раз евреев меняли не на грузовики, а на твердую валюту. Рита Рэ9 была одной из заключенных Терезиенштадта, отправившихся в тот путь: «Когда мы сели в поезд, пришли эсэсовцы и велели нам накраситься, расчесаться и принарядиться, чтобы мы хорошо выглядели, когда прибудем на место. Они хотели, чтобы мы произвели на швейцарцев хорошее впечатление».
Адольф Гитлер узнал об освобождении евреев из лагеря в Терезиенштадте из швейцарских газет. Он был вне себя от гнева. Конечно, еще в декабре 1942 года Гиммлер получил принципиальное согласие Гитлера на отбор евреев, с целью их дальнейшего обмена на твердую валюту – использование «выдающихся» евреев в качестве «заложников» вполне соответствовало нацистскому мышлению. Но освобождение евреев Терезиенштадта произошло без уведомления или одобрения Гитлера, и теперь, когда война явно вступила в завершающую стадию, такое событие, наверное, для лидера нацистов отдавало пораженчеством. Гитлер запретил дальнейший обмен такого рода.
Но в апреле Гиммлер еще раз пошел наперекор инструкциям Гитлера, когда допустил захват Берген-Бельзена Союзниками. Гитлер заранее приказал уничтожить все концентрационные лагеря до прибытия войск противника, однако Гиммлер откровенно нарушил приказ. Вероятно, он позволил взять Берген-Бельзен в целости в качестве «уступки» Союзникам; вероятно, также, и что он не был в курсе истинного характера условий жизни в лагере. Эти действия Гиммлера неожиданно привели к обратному результату, как только мир облетели фотографии ужасных условий лагеря. «Этот лагерь просто невозможно описать, – заявил один британский солдат в интервью для кинохроники. – Когда все видишь собственными глазами, то понимаешь, за что именно сражаешься. Фотографии в газете не могут все описать. То, что они совершили… ну, тут даже засомневаешься, а люди ли они вообще».
Несмотря на эту неудавшуюся попытку заслужить благоволение Западных союзников, Гиммлер по-прежнему продолжал действовать против воли Гитлера. 20 апреля он встретился с Норбертом Мазуром, эмиссаром Всемирного еврейского конгресса, и согласился выпустить 1000 еврейских женщин из концентрационного лагеря Равенсбрюк. Единственным условием Гиммлера было то, что освобожденных следовало называть «поляками», а не евреями: он надеялся, что в таком случае, информация о его действиях никогда не дойдет до ушей Гитлера. Тем же вечером, после ухода Мазура, Гиммлер признался Феликсу Керстену, своему массажисту: «Если бы я мог начать все сначала, то очень многое сделал бы иначе. Но как верный солдат, я должен был повиноваться приказам, поскольку никакое государство не может выжить без повиновения и дисциплины»10.
Впрочем, немецкому лидеру в последние месяцы войны не подчинялся не один только Гиммлер, а целые отряды СС. 21 апреля фюрер был разбужен в своем глубоком бункере в Берлине звуками артиллерийской канонады. Произошло то, что он, наверняка, считал совершенно немыслимым – Красная Армия дошла до Берлина. Гитлер приказал оберстгруппенфюреру СС [10] Феликсу Штайнеру совершить контратаку против солдат 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова, продвигавшихся через северный пригород столицы. Но Штайнер отказался. «Когда пришел приказ, – говорит Франц Ридвег11, адъютант Штайнера, – он сказал: “Я не буду организовывать второе наступление на эту русскую лавину. Ведь я пошлю людей на верную смерть. Я не стану жертвовать своими войсками из-за бессмысленного приказа”». Когда Гитлер услышал о реакции Штайнера, он стал выкрикивать ругательства, с ним случился самый сильный припадок бешенства, который когда-либо видели в бункере. СС предали его. Все, что ему теперь остается сделать, открыто заявил он, это покончить с собой.
23 апреля новость о припадке гнева у Гитлера передали Гиммлеру, который в тот день встречался с графом Фольке Бернадотом, представителем Красного Креста. Гиммлер считал: поскольку Гитлер объявил о своем намерении совершить самоубийство (и, возможно, уже мертв), он теперь имеет все полномочия, чтобы действовать от имени Рейха. И потому он заявил Бернадоту, что тот может передать Западным союзникам: Германия безоговорочно сдастся Великобритании и Соединенным Штатам, но не Советскому Союзу.
План Гиммлера относительно частичной сдачи был отклонен Союзниками, но новости о его попытке закончить войну на Западе, были переданы по радио «Би-Би-Си» и стали известны Гитлеру. Фюрер еще не был мертв. Вовсе нет. Когда Гитлер услышал новости, он все еще был в состоянии испытать одно из самых сильных потрясений: его предали. «Конечно, Гитлер был потрясен, – говорит Бернд Фрайер Фрайтаг фон Лорингофен12, находившийся в то время в бункере, как офицер Генерального штаба. – В военном отношении, надежды у нас уже не оставалось. А теперь еще и этот поступок, совершенный человеком, которому он, вероятно, доверял больше всех. Этот человек бросил его и пошел на сближение с Союзниками. В результате Гитлер сделал логичный шаг и продиктовал политическое и личное завещание. А через два дня он был уже мертв».
Гитлер покончил с собой примерно в 15:30 30 апреля 1945 года, когда солдаты Красной Армии приблизились к зданию Рейхстага, немецкого парламента. Он умер, оставив политическое заявление, составленное накануне ночью, в котором обвинял евреев в том, что те развязали войну. Гитлер умер, как и жил, одержимый ненавистью ко всему еврейскому народу, без намека на раскаяние. Как мы увидели благодаря анализу всех тонкостей развития и реализации нацистского «окончательного решения еврейского вопроса», Гитлер то уделял пристальное внимание этой политике, то полностью отстранялся от нее. Но, как демонстрируют последние этапы отношений Гитлера и Гиммлера, именно фюрер до конца оставался последовательным в своей фанатической ненависти к евреям.
Гиммлер оказался гораздо более восприимчивым к происходящему, чем человек, которому он служил: он не только вел переговоры о выдаче евреев в обмен на наличные деньги, но даже пытался устроить секретное мирное соглашение. Судя по всему, Гиммлер, в отличие от Гитлера, в последние дни войны поверил, что и после конфликта у него есть будущее. И своими действиями он приводил в ужас все свое окружение. 5 мая, в штаб-квартире адмирала Деница в Мюрвикской военно-морской академии во Фленсбурге, на севере Германии, Гиммлер провел последнюю встречу с главными фигурами СС, среди которых был и Рудольф Хесс. «Судьба ставит передо мной новую великую задачу, – объявил Гиммлер. – И задачу это я должен выполнить в одиночку. Так что, отдаю вам свой последний приказ. Смешайтесь с армией!» Хесс был поражен. Он явно ожидал некий символический прощальный жест, а не безвкусное распоряжение убежать и скрыться. «И это – последний приказ человека, которого я так почитал, – писал Хесс, – в кого безусловно верил, приказы которого, каждое слово которого были для меня истиной в последней инстанции». Тем не менее, Хесс выполнил распоряжение Гиммлера и «смешался» с вооруженными силами, нацепил флотскую форму и попытался выдать себя за моряка Kriegsmarine, немецкого военно-морского флота.
