Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор
Предложенная Геншером структура серьезно расходилась с общим замыслом его собственного канцлера. Усугубляло напряженность и то, что Геншер ревниво относился к собственным прерогативам в качестве министра иностранных дел, в то время как Коль настаивал на том, что внутригерманская политика – это дело босса (Chefsache). Геншер похитил у него шоу на балконе в Праге в сентябре 1989 г., сказав восточным немцам, что они могут ехать на Запад. Затем в ноябре Коль выступил со своей Программой из 10 пунктов, не уведомив о ней Геншера предварительно, и снова превзошел его в декабре своим выступлением в Дрездене. Таким образом, тутцингскую речь министра иностранных дел, намеренно не согласованную с администрацией канцлера, можно рассматривать как очередной раунд в битве между этими гигантами Западной Германии. О том, какой он видит архитектуру безопасности объединенной Германии, Коль говорил лишь наедине, да и то намеками. Тутцинг предоставил Геншеру возможность вмешаться в ход обсуждения и оставить свой след в истории. Подобно насекомому, он шевелил усиками-антеннами, чтобы оценить обстановку и внешний климат[613].
Чувствительный к тому, как все выглядело с другой стороны рушащегося Железного занавеса, Геншер использовал свою речь, чтобы дать ответ на обеспокоенность Москвы. Вслед за потрясениями 1989 г. в Восточной Европе он настаивал на том, что «необходимо уделять особое внимание интересам безопасности Советского Союза» и избегать вмешательства в дела Варшавского договора. Он утверждал, что НАТО должна недвусмысленно заявить: «Что бы ни происходило в рамках Варшавского договора, расширения территории НАТО на восток, то есть продвижения к границам Советского Союза, не будет. Эта гарантия безопасности важна для Советского Союза и его поведения». Более того, он предупредил, что сближение между двумя Германиями будет заблокировано СССР, если Запад предложит «включить ту часть Германии, которая в настоящее время образует ГДР, в военные структуры НАТО». Он предполагал, что два военных альянса сохранятся на данный момент, но со временем «перейдут от конфронтации к сотрудничеству» и в конечном итоге станут «элементами» того, что он назвал новой «совместной структурой безопасности по всей Европе»[614].
Геншер не вдавался в подробности в Тутцинге – его речь вызвала столько же вопросов, сколько и дала ответов, – но, похоже, министр иностранных дел Германии высказался за окончательный роспуск НАТО и Варшавского договора и за общеевропейскую структуру безопасности под эгидой СБСЕ. Это, конечно, противоречило сценарию Буша и Бейкера о новом атлантизме. И все же идеи Геншера были весьма привлекательны для Горбачева. На Мальте советский лидер говорил о саммите «Хельсинки-2» в рамках реализации своей собственной концепции «Общеевропейского дома», и он выступал за преобразование НАТО и Варшавского договора в «скорее политические, чем военные» союзы[615].
Таким образом, тутцингская речь от 31 января представляла собой потенциальную провокацию для администрации Буша, и, когда Геншер посетил Вашингтон 2 февраля, Бейкер потребовал от него разъяснить свою позицию. Как именно развивался разговор, неясно, потому что ни одна из сторон, похоже, не сохранила никаких протоколов. Но некоторый свет на деликатный характер этого разговора проливает сообщение Бейкера, отправленное 3-го числа послу США в Бонне Вернону Уолтерсу, с четкой инструкцией «рассмотреть суть», а затем обсудить «с Тельчиком, чтобы убедиться, что администрация канцлера и Министерство иностранных дел полностью в курсе состояния нашего диалога по этим вопросам».
Эти двое проговорили два часа: «Объединение Германии – это быстро движущийся поезд, – сказал Геншер, – только быстрая перспектива объединения может стабилизировать стремительно ухудшающуюся ситуацию в ГДР» и остановить поток эмигрантов «с Востока на Запад». Он подтвердил, что о «нейтралитете» объединенной Германии «не может быть и речи» и что новое немецкое государство «останется в НАТО», потому что Альянс «является важным строительным блоком для новой Европы». В этом контексте он повторил свою точку зрения, высказанную в Тутцинге о том, что «необходимо заверить Советы в том, что НАТО не распространит свой территориальный охват на территорию ГДР или где-либо еще в Восточной Европе, уж если на то пошло». Но последующий акцент Геншера – и «он потратил много времени на разработку своей недавней речи» – был сделан на «процессе СБСЕ» для создания более широкой европейской архитектуры объединения. Это не только помогло бы «Советам сохранить лицо», но и в долгосрочной перспективе позволило бы СБСЕ заменить все другие меры безопасности, сделав их эффективно переходными. Это объяснялось тем, что в конечном счете, согласно его видению будущего, именно СБСЕ должно было стать «средством создания новых механизмов безопасности во всей Европе». Геншер хотел, чтобы этот общеевропейский форум был институционализирован посредством двух саммитов СБСЕ в 1990 г. (в Париже) и 1992 г. (в Хельсинки). Бейкер, однако, не стал бы идти так далеко, предположив, что он не думает, что СБСЕ само по себе «удовлетворит потребность Советов чувствовать себя вовлеченными». Госсекретарь на самом деле не стал продолжать и оставил идею СБСЕ в подвешенном состоянии[616].
После этого два министра иностранных дел сообщили мировым СМИ, что в отношении вступления Германии в НАТО они «полностью согласны». Геншер еще раз заявил, что «не существует намерения расширять зону обороны и безопасности НАТО на восток». Но когда журналисты потребовали более подробной информации, он уточнил: «Никакого членства на полпути, так или иначе»[617]. Другими словами, членством в НАТО будет пользоваться вся объединенная Германия (в соответствии со статьями 5 и 6 Североатлантического договора), но территория бывшей ГДР не будет использоваться для размещения войск и военной техники НАТО. Геншер пытался провести юридическое различие между «политической» НАТО и «военной» НАТО. Следует отметить, что расширение Альянса за пределы самой Германии публично не упоминалось, и это не представляло серьезной политической проблемы в то время, когда сохранялся Варшавский договор[618]. Тем не менее 2 февраля Геншеру удалось несколько уточнить свою тутцингскую концепцию, и, похоже, теперь они с Бейкером были на одной волне. Однако при этом госсекретарь действовал самостоятельно, без указаний Белого дома, точно так же, как министр иностранных дел Германии часто проводил свою собственную линию без специальных указаний ведомства федерального
