Александр Бушков - Русская Америка: слава и позор

Вот и все, пожалуй. За пределами этой книги поневоле остались десятки имен — казаков, офицеров, моряков, промышленников, оставивших след в истории Русской Америки. Я писал популярное изложение, а не сухую энциклопедию. Упоминал только самые звонкие имена, самые интересные события. Кто желает, пусть сделает лучше. Флаг в руки.

Главное, множество людей когда-то, не думая о славе и золоте, надрывали жилы в нечеловеческом труде для блага державы. Они не искали почестей — но и забывать их мы не вправе…

И что-то, как всегда, остается недосказанным. И мы не знаем что именно.

Красноярск, февраль 2006

СТИХИ

Гадаете — какого корня я?Тобольский сам, а звать — Сысой.Знать, не забыла, Калифорния,как я пришел к тебе босой!В байдаре с кожаной заплатоюя плыл с Аляски напрямик,сломал весло, гребу лопатою,а вместо паруса — совик.Байдару прижимало к берегу,в буруне било между скал.Сколь ни проведывал Америку —такого страху не знавал!Промокли хлеб, табак и юкола,ремень приходится глодать.Весь почернел и стал как пугало,родная не признает мать.Возился долго я с посудиной,но днище снова протекло.Как вдруг со стороны полуденнойпришло надежное тепло.Запел я, стал грести проворнее,на берег вышел — еле жив.Вокруг сияет Калифорния,кипит серебряный залив.Увидел я орлов парение,и пар, встающий от дубрав,почуял благорастворениецветов и неизвестных трав.Вокруг легли долины чистые,лазурью светит небосвод,и мнится: маки золотистыезвенят у Золотых ворот.Здесь на утесе — быть селению,где зеленеет высота,пришла по моему счислениютридцать восьмая широта.Не привыкать нам строить занововсе на любом конце земли.Две шхуны с острова Барановапо следу моему пришли.На берегу — припасы ворохом,а посредине — плуг с косой,«Единорог» да бочки с порохом,трудись и не робей, Сысой!А корабельный поп с иконою,седою гривой шевеля,везет жену мою законнуюко мне на шлюпке с корабля.Не чаял встретиться с Феклушею,она кричит: «Ты жив, здоров!»В руках у ней пирог с горбушею,при пироге орелный штоф.«Живя меж: новыми народами,не позабыл ли ты меня?Житейским делом, огородамиЗаймемся с завтрашнего дня!»И начались обзаведения,чтоб жить в довольстве и тепле.«ЗЕМЛЯ РОССИЙСКОГО ВЛАДЕНИЯ» —пишу на мраморной скале.Гишпанцы бродят за оградою,свою высказывают стать.Но я их милостью не радую,им не даю озоровать.От их пронырства и свирепостия в жизни нашей вижу риск,держу под выстрелами крепостидеревню их Святой Франциск.Индейцы плачутся болезные,гишпанцы им творят ущерб;на всех ошейники железные,на каждом — королевский герб.У нас в Сибири с душегубамии то такого не творят!И нас же выставляют грубыми,о нас с усмешкой говорят!К нам зависть затаив исконную,гишпанцы ластятся лисой,Феклушу величают донною,меня все кличут — дон Сысой!Прошли мы дебри, выси горныеи берега привольных рек.А было русских в Калифорниисо мною двадцать человек…

Средь холмов от моря близко —крепость странная на вид.Здесь обитель францисканцевпамять о былом хранит.Их патрон отцом вдруг крестнымгороду чужому стал,ангел ликом здесь чудеснымс ветвью золотой сиял.Древние гербы, трофеибезвозвратно сметены,флаг чужой парит здесь, реянад камнями старины,Бреши и рубцы осады,на стенах их много тут,только на мгновенье взглядылюбопытных привлекут.Нить чудесно-золотуюлишь любовь вплести моглав ткань суровую, простую —та любовь не умерла.Лишь любовь та неизменнооживляет и сейчасэти сумрачные стены —слушайте о ней рассказ.

Здесь когда-то граф Резанов,русского царя посол,возле амбразур у пушекважную беседу вел.О политике с властямизавязал он разговор,обсуждая вместе с нимио Союзе договор.Там с испанским комендантомдочь красавица была,граф с ней говорил приватнопро сердечные дела.Обсудили все условья,пункт за пунктом, все подряд,и закончилось Любовьюто, что начал дипломат.Мирный договор удачныйграф с властями завершил,как и свой любовный, брачный,и на север поспешил.Обрученные простилисьна рассвете у скалы,в путь чрез океан пустилисьсмело Русские Орлы.

Возле амбразур у пушек,ожидали, в даль смотря,что жених-посол вернетсяк ним с ответом от царя.День за днем дул с моря ветер,в амбразуры, в щели скал,день за днем, пустынно-светел,Тихий океан сверкал.Шли недели, и белеладюн песчаных полоса,ими недели, и темнеладаль, одетая в леса.Но дожди вдруг ветер свежийс юго-запада принес,зацвело все побережье,отгремели громы гроз.Изменяется погода,летом — сушь, дожди — весной,расцветает все полгода,а полгода — пыль да зной.Только не приходят вести,писем из чужой земликоменданту и невестене привозят корабли.Иногда она в печалислышала безгласный зов,«Он придет» — цветы шептали,«никогда» — неслось с холмов.Как живой он к ней являлсяв плеске тихом волн морских.Если ж океан вздымался —исчезал ее жених.И она за ним стремилась,и бледнела смуглость щек,меж: ресниц слеза таилась,а в глазах — немой упрек.И дрожали с укоризнойгубы, лепестков нежней,и морщинкою капризнойхмурился излом бровей.Подле пушек в амбразурахкомендант, суров и строг,мудростью пословиц старыхдочку утешал, как мог.Много их еще от предковон хранил в душе своей,камни самоцветов редкихнес поток его речей:«Всадника ждать на стоянке —надо терпеливым быть»,«Обессилевшей служанкетрудно будет масло сбить».«Тот, кто мед себе сбирает,мух немало привлечет»,«Мельника лишь время смелет»,«Видит в темноте и крот».«Сын алькальда не боитсянаказанья и суда».«Ведь у графа есть причины,объяснит он сам тогда».И пословицами густо пересыпанная речь,изменив тон, начиналапо-кастильски плавно течь.Снова «Конча», «Кончитита»и «Кончита» без концастали звучно повторятьсяв речи ласковой отца.Так с пословицами, с лаской,в ожиданъи и тоске,вспыхнув, теплилась надеждаи мерцала вдалеке.

Ежегодно кавалькадыпоявлялись с гор вдали,пастухам они веселье,радость девушкам несли.Наступали дни пирушек,сельских праздничных потех —бой быков, стрельба и скачки,шумный карнавал для всех.Тщетно дочке комендантадо полуночи с утрараспевали серенадыпод гитару тенора.Тщетно удальцы на скачкахею брошенный платок,с седел наклонясь, хваталиу мустангов из-под ног.Тщетно праздничной отрадойяркие плащи цвели,исчезая с кавалькадойв пыльном облаке вдали.Барабан, шаг часовогослышен с крепостной стены,комендант и дочка сноваодиноко жить должны.Нерушим круг ежедневныймелких дел, трудов, забот,праздник с музыкой напевнойтолько раз в году цветет.

Сорок лет осаду фортаветер океанский вел,с тех пор, как на север гордорусский отлетел орел.Сорок лет твердыню фортавремя рушило сильней,крест Георгия у портаподнял гордо Монтерей.Цитадель вся расцветилась,разукрашен пышно зал,путешественник известныйсэр Джордж: Симпсон там блистал.Много собралось народуна торжественный банкет,принимал все поздравленьягость, английский баронет.Отзву чачи речи, тосты,и застольный шум притих.Кто-то вслух неосторожновспомнил, как пропал жених.Тут воскликнул сэр Джордж Симпсон:«Нет, жених не виноват!Он погиб, погиб, беднягасорок лет тому назад.Умер по пути в Россию,в скачке граф упал с конем.А невеста, верно, замуж:выипа, позабыв о нем.А жива ль она?» Ответанет, толпа вся замерла.Конча, в черное одета,поднялась из-за стола.Лишь под белым капюшономна него глядел в упорЧерным углем пережженнымскорбный и безумный взор.«А жива ль она?»В молчанье четко раздались словаКончи в черном одеяньи:«Нет, сеньор, она мертва!»

ПРИЛОЖЕНИЯ